Музей неживых фигур

– Я Марина, а это Ксюша, – назвались Светланины сокурсницы. Женщина тоже назвала свое имя.

– Вы все на курсы масляной живописи? – поинтересовалась я. – Я сегодня на первое занятие пришла…

– Не, мы на самостоятельном мастерстве остаемся, – сказала Марина, невзрачная блондинка в сиреневом платье. – Дополнительно, потому что не успеваем.

– А вы? – спросила я Свету.

– Я на курсы, – подтвердила женщина. – К Роману Александровичу, он очень хороший преподаватель.

– Там сложно? – Я изобразила крайнюю озабоченность. – А то я никогда маслом не писала, вот хочу поступать в следующем году…

– О, вы не пожалеете, что записались на уроки! – Лицо Светланы словно просветлело, она говорила чуть ли не с придыханием в голосе. – Роман Александрович очень интересно преподает, к нему попасть на занятие – огромное счастье! Вам очень повезло, что курсы ведет именно он!

Я скептически хмыкнула про себя. Послушать Свету, так правда, согласишься с ее мужем, что Кузнецов для нее – царь и бог, чей авторитет не поддается никаким сомнением. Но я и виду не подала, что не разделяю мнения женщины касательно непогрешимости ее любимого преподавателя. Напротив, изобразив живой интерес, принялась расспрашивать Светлану о занятиях и о Романе Александровиче.

– Я читала на сайте, что он – выдающийся художник, – вспомнила я. – Участник выставок, наверно, гениальный человек!

– Абсолютно точно, – подтвердила женщина. – Он умеет все: и писать реалистичные вещи, и иконами занимается, портреты у него не хуже, чем у Серова! Видели бы вы его шедевры – он приносил шкатулку в технике миниатюрной росписи, это что-то потрясающее! Вдобавок ко всему Роман Александрович – одаренный учитель, что называется, от Бога. Он не только создает уникальные шедевры, но и может доступно объяснить и показать все ученикам!

– А на курсах много человек занимается? – поинтересовалась я.

– Нет, иногда я одна прихожу, – покачала головой Светлана. – Из нашей группы никто больше не записался, хотя девочки хотели. – Она кивнула в сторону Марины и Ксюши. – Но из-за большой нагрузки мы и учебные задания делать не успеваем, не говоря уже о дополнительных. Я и сама не знаю, когда все успеть – к завтрашнему дню надо делать композицию, наброски по рисунку и учить историю. После курсов домой пока доеду, уже поздний вечер будет, придется опять до ночи сидеть… Но мне очень нравится учиться, поэтому я не так сильно устаю, как остальные.

Света нагнулась к своей сумке и вытащила папку акварельных листов альбомного формата, открыла ее и достала карандашный рисунок. Я увидела красивый узор из цветов и лепестков с причудливо извивающимся стеблем и маленькими кружочками-тычинками возле каждого цветка.

– Этот орнамент надо выполнить по всему периметру листа, – пояснила Света. – Перерисовать несложно, но надо придумать переход с вертикальной плоскости на горизонтальную. Потому узор выполняется в цвете, а если окажется удачным, то его перенесу на большой формат.

– Да, сложно, – согласилась я с женщиной. – И долго его рисовать?

– Ой, я все делаю достаточно медленно, – сказала Светлана. – Часто стираю, линии ведь должны быть идеальными. Но знаете, сажусь за рисунок и даже не замечаю, как время пролетает. Это так успокаивает – я раньше в основном в технике реализма работала, так нынешние задания кажутся мне гораздо интереснее, чем в предыдущей художке. А вот наброски по рисунку надо делать реалистичные – людей рисовать, предметы быта, можно детали архитектуры. Рисунок Николай Федорович ведет, он строгий преподаватель, очень требовательный. В неделю надо сдавать не менее пятнадцати хороших набросков. Я, когда начала на пары ходить, приносила больше – штук по двадцать, но из всех них ему нравилось от силы два-три. Но это хорошо – лучше больше работать, так рука набивается, линии становятся прямее и увереннее. Теперь-то я поняла, какие требования у Николая Федоровича, и наброски, как он сказал, у меня стали лучше.

Я слушала Светлану и уже сомневалась в правоте подозрений Куприянова. Да, Кузнецова она обожает, но, похоже, учеба ее интересует куда больше, чем любовные похождения. Скорее всего, Света восхищается им как преподавателем, а не как мужчиной. И, судя по ее рассказу, курсы посещает с целью поскорее овладеть мастерством живописи.

– Ой, скоро же занятие начнется! – спохватилась вдруг Светлана, доедая свою дольку апельсина. – Нам на пятый этаж, вам ведь объяснили куда? Я сейчас уже пойду! – Она схватила свою сумку, оставив дольку моего шоколада на столе. Я вспомнила про свой уже остывший чай и отпила глоток из стакана. Забыла вытащить из чашки пакетик, чай оказался очень крепким и совершенно невкусным – сахара в столовой мне ведь не дали. Я оставила напиток на столе, захватила с собой булочку, остатки шоколадной плитки и направилась вслед за Светланой.

Мы одолели пять лестничных пролетов – верхние два оказались с высокими ступеньками, и даже я слегка запыхалась. Света, очевидно, давно привыкла к такой крутой лестнице и даже не остановилась перевести дыхание, сразу устремилась по коридору к нужной нам аудитории. Мы вошли в кабинет, Светлана сразу повесила сумку на высокий деревянный мольберт и подошла к стеллажам, на которых были неаккуратно сложены холсты для живописи.

Я огляделась. Все помещение было заставлено громоздкими на вид мольбертами, а по двум сторонам – направо и налево от входа – возвышались два стола, на которых стояли натюрморты. Первая постановка была выдержана в коричневато-багровых тонах: на темно-красной ткани (позже я узнала, что у художников тряпки зовутся драпировками) располагались коричневый кувшин, багрово-красная тарелка и чучело ворона, немного впереди от предметов небрежно брошенная кисть винограда и красно-желтое яблоко, смотревшееся на общем темном фоне ярким нелепым пятном. Другой натюрморт мне понравился больше – он казался насыщеннее и интереснее. Драпировки подобраны в холодной гамме – синие, зеленые и фиолетовые тона красиво сочетались друг с другом, а на фоне их красиво вырисовывались очертания чучела фазана. Натюрморт дополняли фрукты – опять виноград, яблоко, зеленоватая груша, чуть поодаль стоял белый фарфоровый чайник.

– Я пишу постановку с фазаном, – пояснила Света, которая устанавливала на мольберт большой холст, уже начатый красками. Я с интересом оглядела работу женщины. Что меня удивило больше всего, так это то, что ни один предмет натюрморта не был полностью выполнен в цвете – несколько широких мазков кисти показывали верхнюю часть синей драпировки, рядом – едва прописанная голубая, затем – зеленая ткань. У фазана были нарисованы лишь часть головы и туловища да несколько перьев цветного крыла. Виноград вообще походил на нечто неопределенное – никаких отдельных ягод, только несколько ярко-зеленых и оливковых мазков. Керамический чайник вообще Светлана не начинала – я увидела лишь обрисованный черным карандашом контур с прямой линией посередине и несколькими эллипсами внутри.

– Роман Александрович, скорее всего, скажет вам выполнить несколько набросков натюрмортов в разных ракурсах, – пояснила женщина. – Во всяком случае, так я начинала работу над постановкой. Но он скоро придет и сам вам все расскажет, вы пока можете достать карандаш и листы бумаги.

– Ой, а у меня ничего нет… – растерялась я. – Секретарь не сказала, что надо что-то приносить. Если б я знала, то взяла с собой все, что нужно…

– Не беспокойтесь, карандаш я вам дам, а листы можете взять из использованных палитр для акварели, а если не найдете – у меня есть в папке. Палитры вон в том углу. – Светлана кивнула в сторону стеллажей с холстами. Я подошла к полкам и оглядела их содержимое. На каких-то холстах были изображены натюрморты, большая работа – холст куда шире, чем у Светы, – начат портрет какой-то пожилой женщины в алом платке. Я опустила голову ниже и разглядела кипу бумаг, очевидно, это и были палитры под акварель. Порывшись в стопке, я извлекла пару более-менее чистых листов и подошла к ближнему стулу.

Внезапно дверь открылась, и в аудиторию вошел высокий худощавый мужчина лет сорока пяти, одетый в темно-синюю джинсовую куртку и потертые зеленоватые джинсы. Его шею закрывал черно-белый клетчатый шарф, а черные, слегка волнистые волосы небрежно падали на лоб. Лицо довольно приятное – карие глаза, прямой нос, острые скулы. При взгляде на него сразу можно догадаться, что это человек творческой профессии, который привык производить яркое впечатление на окружающих и эпатировать публику. Этакий Сальвадор Дали, только внешностью приятнее, но даже по его походке и манере держаться было видно, что это весьма нестандартный персонаж.

– Вечер добрый! – улыбнулся он самой обаятельной улыбкой, которую только мне доводилось видеть. – О, у меня сегодня новая ученица, что ж, добро пожаловать! – Кузнецов кивнул мне на стул напротив натюрморта с фазаном. Я послушно опустилась на табурет.

– Так, сначала я посмотрю, как продвигаются дела у Светы, а потом побеседуем с вами, – пояснил Роман Александрович. – Пока посидите, посмотрите на постановки, выберите ту, которая вам больше нравится.

Кузнецов подошел к Куприяновой и стал ей тихо объяснять, что дальше делать. Я тем временем молча наблюдала за этой парочкой. Что ж, преподаватель – мужчина весьма видный, он умеет вызывать у людей симпатию и наверняка пользуется успехом у женщин. Кроме того, у него со Светланой небольшая разница в возрасте, вполне может статься, что Роману Александровичу надоели молоденькие глупые девчушки, которые, очевидно, без ума от него, а Света заинтересовала преподавателя своим умом и образованностью. Они подходят друг другу, это понятно: известный художник и выпускница Парижской школы искусств. Пользуясь моментом, когда на меня не обращают внимания, я подошла к натюрморту с фазаном и незаметно установила «жучок» за планшетом, с которого свисали драпировки. Постановку разберут не скоро, раз Светлана ее пишет, а как она сама говорила, работает она медленно. Я тоже выберу этот натюрморт и спокойно буду изображать длительную художественную деятельность, пока не закончу следить за Светой. Итак, класс для занятий масляной живописью теперь прослушивается, позже поставлю здесь скрытую камеру. Довольная собой, я возвратилась обратно на свое место и принялась ждать Кузнецова.

Роман Александрович вскоре подошел и ко мне, оставив Светлану работать самостоятельно. Я воззрилась на художника с видом внимательной и вдумчивой ученицы.

– Напомните мне, пожалуйста, ваше имя, – обратился ко мне Кузнецов. Я назвалась.

– Меня зовут Роман Александрович, как вы, вероятно, уже знаете, – сказал художник. – Прежде чем вы начнете работать с натюрмортом, я хотел бы немного узнать о вашем уровне. Вы уже рисовали раньше? Может, учились в художественном училище или школе?

– Нет, только на уроках рисования в обычной школе, – честно призналась я. – Я читала на сайте, что курсы может посещать любой желающий вне зависимости от уровня подготовки.

– Все верно, – подтвердил Кузнецов. – Какова ваша цель? Чему вы хотите научиться на моих курсах?

– Ну, маслом рисовать, естественно, – пожала я плечами. – Я собираюсь поступать в этот институт, вот решила подготовиться.

– Хорошо, – кивнул Роман Александрович. – Вы на какой факультет хотите поступать? На всех отделениях, кроме иконописи и лаковой миниатюры и ювелирного мастерства, пишут исключительно акварелью.

– Значит, на иконопись, – заявила я. – Мне больше нравятся масляные краски.

– Я вас понял, – спокойно проговорил преподаватель. – Но сразу хочу вас предупредить: выбранный вами факультет – самый сложный не только среди отделений данного художественного заведения, но и по сравнению с прочими художественными училищами. Если вы поступите сюда учиться, придется не просто много работать – вы не сможете заниматься ничем другим, кроме учебы. Вы, как я понимаю, где-то работаете? Судя по возрасту. Так вот, будьте готовы к тому, что вы не сможете при всем своем желании совмещать учебу и работу. Если на других факультетах некоторые студенты пробовали подрабатывать, все равно они долго не выдерживали и бросали либо подработку, либо учебу. На отделении иконописи не работает никто – у вас будет один выходной день, воскресенье, но он уйдет у вас на подготовку домашних заданий. Вам придется очень мало спать и очень много рисовать, едва ли не сутками напролет. Вы готовы к этому? Я вас не пугаю, просто хочу, чтоб вы ясно представляли себе особенности и специфику нашего учебного заведения.

– Вас послушать, так тут прямо каторга! – хмыкнула я. – Двенадцатичасовой рабочий день давно отменили!

– Об этом вы поговорите с учителем истории, – парировал Роман Александрович. – Я вас ни в коем случае не пугаю, если считаете, что я преувеличиваю, поговорите со Светланой, – он кивнул в сторону сосредоточенно смешивающей краски женщины, – она вам все расскажет в деталях. Света учится на первом курсе, в ее группе шесть человек. К третьему курсу в лучшем случае останется половина, а полностью завершат обучение только один, максимум два человека. Чтобы учиться на отделении иконописи, потребуется не только безоговорочная любовь к живописи и рисунку, но и железное здоровье и потрясающая работоспособность. Только обладая этими качествами, возможно доучиться до диплома. Не верьте тем, кто утверждает, что художник должен иметь талант к рисованию. Даже если человек – гений, он не станет великим, если не будет постоянно работать и совершенствоваться. Способности, одаренность – все это не более чем красивые слова. К примеру, известный всем Ван Гог считается великим живописцем не потому, что с рождения прекрасно рисовал – напротив, живописью он занимался лишь семь последних лет своей жизни. Этот человек работал не покладая рук, ни дня не проходило без бесконечных усилий и труда. Поэтому подумайте хорошенько, взвесьте все «за» и «против», решите, готовы ли вы пожертвовать работой, другими увлечениями, личной жизнью ради учебы на факультете иконописи и лаковой миниатюры.

– Вы меня несколько озадачили, – растерялась я. – Конечно, я подумаю. Но курсы-то мне посещать можно?

– Раз вы пришли сюда, то можно, – улыбнулся Роман Александрович. – Вы сказали, что собираетесь поступать в институт, а я вам вкратце рассказал о его специфике. Предлагаю вам следующее: пока первую работу вы напишете в стиле реализма, без всяких специфических приемов. Попробуете новый для себя материал – как я понимаю, масляными красками вы не работали, – познакомитесь с основами рисунка, построением сложных форм из более простых. Сейчас я вам объясню, что делать, и оставлю вас работать самостоятельно. У меня по понедельникам профильная пара, в четверг я занимаюсь исключительно с учащимися курсов. Я буду периодически приходить в аудиторию, если возникнут какие вопросы – зададите, я вам на все отвечу. В конце занятия продиктую вам список необходимых красок, готовый набор покупать не советую.

– Почему? – удивилась я. Перед первым занятием я специально зашла в магазин для художников – посмотреть хотя бы, как что называется и как выглядят разнообразные холсты и краски. Чтобы быть в теме, так сказать. –   Мне советовали приобрести набор петербургских красок, девять тюбиков, – вспомнила я свой разговор с продавщицей. – Его все хвалят…

– Многие цвета в наборе вам вовсе не пригодятся, – пояснил Кузнецов. – Я не говорю о черной краске, которая в живописи практически не используется. К примеру, куда вы денете целый тюбик кадмия красного или безумного кобальта зеленого? Благо, в наборы не пихают нынче популярный фиолетовый цвет – мало того, его можно получить путем смешивания краплака с ультрамарином, так и вообще я всем советую избегать открытых красок. Живопись цветами из тюбиков смотрится аляписто и по-детски. Я учу своих студентов пользоваться сложными цветами, то есть полученными путем смешивания трех и более цветов. Из набора вы будете пользоваться только охрой светлой – не вздумайте купить охру золотистую, на худой конец подойдет охра желтая, – белилами, лучше если будут титановые, а не цинковые, ультрамарином и умброй. Опять-таки кобальт желтый лучше брать отдельно, зеленая краска из наборов не подойдет, точнее, можно обойтись и ею, но тогда вы будете долго и мучительно намешивать более-менее естественный оттенок. Пока ни в одном наборе я не встречал неаполитанскую телесную, необходимую для портретной живописи, кадмия красного темного или окиси хрома. Да успокойтесь, я продиктую вам названия нужных цветов!

У меня в голове и так все перемешалось – ну и названия, какие-то окиси, кадмии, умбры…Так и хотелось попросить его говорить по-человечески, сыплет себе терминами и строит из себя черт знает что…

– Да, по поводу холстов, – спохватился Кузнецов. – Для первой работы купите холст на картоне, а не на подрамнике. Это со студентов я требую более дорогие холсты на подрамниках, потому что для просмотра работу будет легче оформлять. Если захотите повесить ваш первый натюрморт на стенку, просто приобретете рамку или отнесете работу в багетную мастерскую. Когда будете учиться – если решитесь, конечно, – вам расскажут и о процессе изготовления холста, объяснят, как натягивать его на подрамник, научат делать проклейку и грунт. Пока не стоит забивать себе голову, зайдете в художественный магазин и приобретете холст на картоне, самый удобный размер – 40 на 50 сантиметров. Кисти нужны преимущественно щетина или синтетика, номера я вам продиктую… Так, теперь насчет сегодняшнего задания.

Роман Александрович взял у меня лист бумаги и начертил там два прямоугольника.

– Вот это – модель вашего холста, только в уменьшенном варианте, – пояснил он. – Перед вами – два натюрморта, с вороном и фазаном. Вам нужно сделать несколько эскизов каждой постановки с разных ракурсов. Необязательно сидеть на одном месте – походите по аудитории, попробуйте нарисовать натюрморт с ближнего или дальнего расстояния. Пока не выбирайте какую-то одну постановку – сделайте несколько эскизов одного и другого натюрморта. Старайтесь, чтоб в вашем формате умещались все предметы, начинать следует с плоскости стола – проведите горизонтальную линию и относительно нее размещайте все остальное. С заданием все ясно?

Я кивнула. В случае чего, стану доставать Светлану – мне ведь так и так надо разговорить ее, вдруг она о чем-нибудь ненароком проболтается…

– Минут через тридцать-сорок я зайду, – пообещал Кузнецов. – Если с эскизами все будет в порядке, займемся изучением правил построения предметов.

Уже подойдя к двери, он обратился к Светлане: