Месть под парусами

Зато сам холл отличался каким-то домашним уютом. Вместо привычных стульев для посетителей вдоль стен стояли мягкие даже на вид диваны, между которыми на низких журнальных столиках лежали ворохи журналов.

Ради интереса я взяла пролистать парочку. Женский глянец, мужской, несколько каталогов с продукцией – всё для того, чтобы любому посетителю не было скучно.

Я отложила в сторону журналы и снова повертела головой по сторонам. Светло-серые стены удачно дополняли металлические кашпо с живыми растениями, чьи побеги спускались чуть ли не до пола. Вполне живо.

Интересно, кто занимался обустройством? Неужели неоднократно упомянутая Анечка?

Погрузиться в эти размышления мне не дал Гарин, быстрым шагом вышедший из кабинета и кивнувший мне, без слов приглашая следовать за ним.

Кабинет начальника службы безопасности также с именной табличкой на двери находился буквально в нескольких шагах от директорского.

Анатолий Борисович, предварительно коротко постучав и услышав такой же короткий отклик, распахнул передо мной тяжелую дверь:

– Прошу вас, Татьяна Александровна!

В очередной раз внутренне улыбнувшись галантности Гарина, я вошла в кабинет и тут же прикипела взглядом к худому мужчине, стоящему у окна к нам спиной, заложив руки за спину.

– Вадим Романович, я хотел бы представить вас одной очаровательной девушке. Обратите же на нас внимание, – с мягкостью в голосе произнес Гарин, прежде чем закрыть за собой дверь.

– Здесь быстро разносятся слухи, – хмыкнул мужчина и все-таки обернулся к нам. – Зная, что вы пришли с незнакомой девушкой, Анатолий Борисович, и помня о том, чей телефон мы искали с утра пораньше, я делаю вывод, что передо мной частный детектив Татьяна Александровна Иванова.

Он слегка склонил голову в знак приветствия и протянул руку для рукопожатия, а я, прежде чем ответить, поймала себя на мысли: «Ёрничает или же всегда так общается?»

Пока я рассматривала высокого, очень худого, почти тощего мужчину с тонкими губами, острыми скулами и светлыми, практически льдистыми глазами, тот колючим взглядом так же пристально прошелся по мне. Казалось, этот взгляд можно было даже почувствовать.

Наверное, молчание слегка затянулось, потому что спустя пару секунд Анатолий Борисович неловко кашлянул и проговорил:

– Что ж, не буду вам мешать, общайтесь. А у меня много дел.

Когда за Гариным закрылась дверь, Вадим Романович слегка дернул уголком губ, что, по-видимому, должно было означать усмешку:

– Так о чем же вы хотели со мной поговорить, Татьяна Александровна?

– Расскажете, что произошло вчера, Вадим Романович. – Раз Белых решил перейти сразу к делу, я не собиралась препятствовать.

– Разве Анатолий Борисович не рассказывал? – Правая бровь удивленно приподнялась.

– Рассказывал, конечно, – утвердительно кивнула я. – Однако мне было бы очень интересно послушать и вас. Ведь именно вы нашли тело, если я не ошибаюсь.

– Не ошибаетесь. – Белых вздохнул. – То, что произошло, – моя вина.

Я, конечно, поняла, что он имел в виду, но не могла удержаться и смолчать, потому хмыкнула:

– То есть вы признаетесь в убийстве?

Вадим Романович невесело ухмыльнулся:

– Сарказм я оценил, Татьяна Александровна, но, согласитесь, преступление произошло по моему недосмотру. Я не смог проконтролировать…

Но я его перебила:

– Вина за преступление лежит на преступнике, а не на вас. Поэтому вместо того, чтобы посыпать сейчас голову пеплом, лучше помогите мне понять, кому была выгодна смерть Комарова? Кто мог желать избавиться от него?

– Если бы я только знал, Татьяна Александровна…

– Давайте без отчества, – предложила я, снова перебив.

– Как скажете, Татьяна. – Показалось или Белых все-таки слегка улыбнулся? Вот уж до чего скупой на эмоции человек!

– Вы общаетесь с кем-нибудь близко тут? Приятельствуете?

– Нет, – отрицательно качнул головой мужчина. – Я выполняю свою работу и ранее думал, что выполняю ее хорошо. Дружеских отношений ни с кем как-то не сложилось.

– Почему? – искренне удивилась я, ведь Вадим Романович производил впечатление неглупого человека, с острым юмором, интересного.

– Я сам не стремлюсь к сближению, если честно. Когда ты привязан к кому-то, становится тяжело объективно оценивать его поведение и поступки.

– Где-то я слышала, что человек, отягощенный привязанностями, становится уязвимым, как ёжик без иголок, – понятливо кивнула я.

– Хорошая фраза, я запомню, – снова выдал намек на улыбку Белых. – Итак, о вчерашнем вечере, – вернулся он к теме нашего разговора. – О чем именно вам рассказать?

– Для начала скажите, как именно вы нашли тело?

– Я просто пошел по линии света прожектора, рассудив, что далеко в лесополосу в незнакомом месте человек в темноте не сунется, но и на свету отливать, простите, – он покосился на меня, – не станет.

– Логично. – Я кивнула, принимая его измышления.

– Стараюсь. – В светло-серых, почти прозрачных глазах мелькнула насмешка. – В общем, я не ошибся. Сначала я светил примерно на уровне собственного роста, но ничего, то есть совершенно ничего, кроме растительности, не увидел. Затем еще раз прошелся тем же путем, в этот раз уже направлял свет по земле. И когда заметил виднеющиеся в зарослях кустов ноги, сначала подумал, что Комаров просто упал и уснул. Понимаете, – Белых поморщился, – на банкете никто никого не ограничивал в количестве рюмок с горячительным. Многие были, хм… хороши. Поэтому я сперва не придал никакого значения увиденному.

– Как я понимаю, очень скоро вы убедились в обратном? – Заметив, что Вадим Романович замедлил рассказ, словно снова погружаясь в воспоминания и коря себя за то, в чем не был виноват, я слегка его поторопила.

– Да, я заглянул за те кусты, подсвечивая фонариком, и в первое мгновение даже не поверил собственным глазам. Неприятное было зрелище, доложу вам. Вы когда-нибудь видели задушенных, Татьяна?

– Речь сейчас не обо мне, – не стала ни подтверждать, ни опровергать его интерес я и добавила: – Но прекрасно понимаю ваше замешательство. Картина, должно быть, оказалась впечатляющей.

– Не то слово! – Белых рвано выдохнул. – Его глаза были так выпучены, что я где-то на периферии сознания даже слегка удивился, что они оставались в орбитах. И пальцы, скрюченные в судороге. И отекшее лицо. Да еще и расстегнутые штаны. Видимо, Комаров действительно отходил, чтобы отлить, простите. И его галстук, обернутый вокруг шеи, и странгуляционная борозда, виднеющаяся из-под галстука. Я все это увидел, но осознал чуть позже, уже по пути обратно на теплоход.

Белых говорил, а я смотрела на него и думала, что обычный обыватель вряд ли выхватил бы скорым взглядом все эти детали. Да и вообще вряд ли знал бы, на что стоит обращать внимание. А вот Белых…

– Где вы служили, Вадим Романович?

– Что? – На мгновение мужчина бестактно нахмурился, выдернутый из собственных воспоминаний.

– Вы ведь совершенно определенно где-то служили, – более развернуто ответила я на застывший в светлых глазах вопрос и пояснила: – Среднестатистического клерка на такую должность, как ваша, не возьмут. По знакомству? Не думаю. Насколько я поняла, Анатолий Борисович души не чает в своей компании и ее коллективе, а потому к выбору того, кто радеет за ее безопасность, он подошел со всей ответственностью.

– Вы правы во многом, Татьяна, но ошиблись в одном. – По тонким губам Вадима Романовича скользнула тень улыбки. – На эту должность я действительно попал по знакомству, как вы изволили выразиться. Однако лишь потому, что мы с Гариным давно знакомы и он прекрасно знал, на что я, в общем-то, гожусь.

Я кивнула, принимая такой ответ, и все-таки уточнила: