Я посмотрела в ее смеющиеся глаза, перевела взгляд на хитро ухмыляющегося Сашу и сказала:
– М-м-м… значит, понравилась я вашему «суперстару»? А сколько, говорите, у него трансферная стоимость? Пять миллионов? Ну что я могу сказать? Только то, что это самый дорогостоящий мужчина, с которым я когда-либо была знакома.
* * *
Пес породы лабрадор, по кличке Либерзон, был куплен моими соседями, семейством Кульковых в Тарасове, за пятьдесят долларов.
Бомж Виктор Семенович, экс-слесарь, ныне проживающий по адресу улица Лесная, канализационный люк с криво выписанным масляной краской известным словом из трех букв (не «мир», и не «май»), – так вот, бомж Виктор Семенович, если не учитывать стоимость его штанов, ватника и единственной золотой пломбы, которую он еще не пропил, потянет тоже где-то на полтинник. Но уже в рублях.
Бизнесмен Георгий Милашвили, который тридцать три раза приглашал меня в ресторан, пять раз – в Испанию, где у него была вилла, и два раза в сауну, был застрелен киллером, получившим за свою работу сто тысяч долларов, – такова цена жизни моего старого знакомого.
За жизнь Андрея Леонидовича Сурова, моего непосредственного начальника и старого друга, я, не задумываясь, заплатила бы миллион долларов. Если бы он у меня был. И если бы – не приведи господь! – сложилась ситуация, при которой этот миллион покупал бы шефу жизнь.
А сейчас, сидя на питерском стадионе «Арсенал», я видела, как на поле неспешно выбегает человек, стоимость которого составляет пять миллионов долларов.
Андрей Шевцов.
Его появление было встречено таким взрывом народного восторга, что меня едва не оглушило, а сидевшая рядом со мной Наташка в майке с номером «10» заорала (иначе я бы просто не услышала):
– Ну что… а ты еще идти не хотела! Да ты что, Юлька? Честно говоря, я когда еще соплячкой была, я сюда знакомиться с пацанами ходила! Ну и познакомилась! С Сашкой познакомилась! Плохо, что ли?
От нее пахло пивом, глаза горели, и я почувствовала себя невольно захваченной этим бешеным выплеском энергии. Конечно, футбол – вовсе не женское дело, но все-таки сходить на него один раз, как на яркое представление, стоит.
Питерское футбольное шоу, как оказалось, не уступило тому, что я видела в Италии. Даже превзошло: в Италии я зевала, невпопад выкрикивала что-то и вяло тянула пиво, а здесь – нет, здесь уснуть было решительно невозможно!
Стадион бушевал. Трибуны, заполненные двумя цветами любимой команды, пускали «живую волну», то есть согласованно вставали и снова садились, отчего возникал эффект пробегавшей по рядам волны. Я тоже приняла в этом участие. Там и сям вспыхивали фейерверки, грохотали барабаны, ухали хлопушки, внизу, у самой кромки поля, фанаты кидались на сетку, отделяющую передние ряды от зеленого поля, на котором вот-вот должно было развернуться захватывающее действо. Три или четыре девушки справа от нас, обнаженные до пояса – хотя было не так уж жарко! – и раскрасившие свои прелести в цвета любимого клуба, исполняли какой-то агрессивный и энергичный танец, а сидящие рядом бритоголовые молодцы в форменных майках питерского «Арсенала» поощряли и подбадривали танцовщиц всевозможными выкриками.
Потом начался матч. Честно говоря, я толком не понимала, что происходит на поле, потому что чудовищный гвалт и мелькавшие перед глазами майки, флаги и серпантины мешали сосредоточиться. Когда же Шевцов повел мяч (все-таки не могу понять, зачем двадцать два здоровых молодых мужика толкаются на поле из-за этого белого шарика!) и ринулся к воротам, обыгрывая одного соперника за другим, стадион зашелся в диком вое.
Все замелькало, взлетели вверх руки, колпаки, майки, заметались флаги, и я, окончательно поняв, что следить за ходом всего происходящего мне очень сложно, решительно опрокинула в себя бутылку пива и повернулась к дико орущей Наташке, к тому же вцепившейся мне в волосы, – при виде забитого гола.
Надо вам сказать, что я вообще-то не употребляю спиртного, но чем больше я об этом говорю, тем больше мне приходится это самое спиртное пить.
* * *
Так начался мой отпуск.
А продолжился он в огромном офисе «Арсенала», куда удалось пробиться нам с Наташкой. Хотя на пресс-конференцию не смогли попасть более половины приехавших журналистов.
«Арсенал» проиграл Кубок России.
Шевцов все-таки забил свой гол, оказавшийся единственным в матче.
Только вся соль этого гола состояла в том, что он был забит Андреем в собственные ворота. Я более чем далека от футбола, но вид футболистов, плачущих как дети, произвел на меня значительное впечатление.
Да почему – как дети? Многие из команды «Арсенала» были так молоды – лет по девятнадцать, – что еще недавно и были детьми.
Шевцов сидел возле стены у входа в раздевалку, вцепившись пальцами в волосы. Мимо прошел какой-то высокий моложавый мужчина, голова которого отливала благородной сединой, и потрепал Андрея по плечу, а потом наклонился и шепнул что-то ему на ухо. Шевцов поднялся и пошел вслед за седым.
– На расстрел повели, – мрачно сказала Наташка. – Это Белозерский, вице-президент клуба. Он вел переговоры с испанцами, которые хотят купить Андрея в «Барселону»… а тут вот такой подарочек.
Откуда-то сбоку подошел Нилов. Он был мрачен, волосы растрепанны. Сегодня на его массивном круглом лице не сверкала ослепительная улыбка, поэтому тем заметнее были складки на толстом подбородке, мешки под глазами и большой красный нос. Крокодил Данила выглядел бы комично, если бы не подавленность, которая читалась буквально во всем – в каждом движении, в каждом жесте, в мимике и неподвижном тусклом взгляде.
– Ну вот… присели в лужу, – сказал он. – Андрюха, конечно, да… сплоховал. Йок, как говорят татары.
– А где Саша? – спросила Самсонова.
– А кто его знает? – пожал плечами Нилов. – Может, в раздевалке, может, вообще уехал. Да позвони ему на трубку, что ты, в самом деле. Он же с ней не расстается. Даже на тренировках не отцепляет.
В этот момент запищал мобильник самого Нилова. Он вздрогнул, складки на животе колыхнулись, и Даня поднес сотовый к уху и проговорил:
– Да, Михаил Николаевич. Да… сейчас. Иду.
– Начальство вызывает, – пояснил он. – А тренера нашего, Георгия Палыча… снимут с работы, наверно. Ну ладно, пока.
– Пока, – сказала Наташа. – Даже не знаю, что делать теперь. Сашке звонить сейчас, конечно, не буду. Не станет он разговаривать. Брать билеты нужно и уматывать.
– Да, мрачно у вас, ребята, – сказала я, разглядывая какого-то молоденького футболиста, подволакивающего ногу и вытирающего мокрое от слез лицо. – Вот говорят, что женщины слезливые и сентиментальные… да ничего подобного. Ни одна не стала бы плакать из-за этого, как его… ах, да – Кубка России! Ну что, Наташка, пойдем отсюда?
Наташа пожала узкими плечами и проговорила:
– Все-таки надо подождать Сашку. Не мог он никуда уехать, как сказал Нилов. Он, верно, где-нибудь с Шевцовым. Утешают друг друга. Сашка же впечатлительный, как… первоклашка. Помню, они там кому-то проиграли, так он две ночи спать не мог и вообще ничего не мог.
– То есть? – спросила я.
– Ну, не мог, понимаешь? И спать не мог, и супружеские обязанности выполнять не мог, – с натянутой кривой улыбкой выговорила Наташа, и видно было по ней, что на душе у нее скребут кошки.
– Ну пойдем поищем его, – предложила я.
Наташа ничего не ответила. Она села в глубокое кресло у стены и задумалась. Не знаю, о чем она думала с таким скорбным видом.
Лично я не видела никакой для нее трагедии в том, что команда ее мужа проиграла финал. Ну и что, что проиграла? С кем не бывает? Обидные поражения случаются в жизни сплошь и рядом.
У меня был один хороший знакомый, Леша Сергеев, который вместе со мной работал в Югославии. Леша был профессионалом высочайшего класса, прошел огонь, воду и медные трубы; за великолепно выполненное задание получил звезду Героя России. Так вот, Леша мог в одиночку вырубить пять или шесть человек без особого труда. А погиб он глупо и нелепо – не в Югославии или в Чечне, а возле подъезда собственного дома, когда вечером шел из магазина. Ему попался пьяный тщедушный мужичонка, который ходил вокруг канализационного люка с гаечным ключом и что-то искал. Когда Сергеев спросил: «Что ты ищешь?» – пьяный мужик ответил: «Тебя!» – и ударил Лешу гаечным ключом.
Леша умер в реанимации от черепно-мозговой…
Примерно такая же ситуация была сейчас у Шевцова, Самсонова и их «Арсенала», только с той разницей, что мой старый друг был убит, то есть потерян безвозвратно, тогда как проигранный Кубок России можно было считать вполне переносимой неудачей, пусть и очень обидной. Особенно для Шевцова.
– Позвоню-ка я Саше! – вдруг резко произнесла Наталья.
Я невольно вздрогнула.
Самсонова набрала номер Сашиного мобильника и стала ждать. Звонок уходил за звонком в наполненную неясными шумами, топотом ног, приглушенными голосами людей пустоту.
– Не берет, – растерянно сказала Наташа. – Не отзывается.
– Да у них сейчас, наверно, командный сбор в раздевалке, – предположила я. – Тренер им что-нибудь говорит насчет этого проигранного матча…