Крайняя мера

Побратавшиеся хиппи и панки не могли такого перенести. Они наперебой принялись утешать Корнелюка. Длинноволосые парни неопределенного возраста предлагали ему заветные косяки и портвейн, а одна из припанкованных девушек, одетая в рваный свитер, безжалостно исколотый булавками где только можно, смачно целовала его в губы. Но Корнелюк по-прежнему рыдал.

Опомнился Дима лишь в тот момент, когда один из спасителей проявил внимание к футляру с его скрипкой. Увидев свой инструмент в чужих руках, Корнелюк быстро вскочил и вежливо, но непреклонно переместил скрипку в свои руки. Ему пришлось уступить требованиям компании и сыграть битловскую композицию «Yesterday», после чего восхищенная публика оставила его в покое.

На занятия Дима в этот день не пошел – вернулся домой и до вечера пребывал в смятенных чувствах. Он думал о жестокости мира и о собственной уязвимости перед лицом зла, думал о том, что можно противопоставить агрессии, но не находил ответа.

– Знаете, Евгения Максимовна, – говорил Корнелюк, – я думал, что на меня напал маньяк. Мало ли какие бывают идеи фикс у этих ненормальных. Можно себе представить, например, что кто-то убивает людей, у которых в руках скрипичные футляры?

– Можно. Но с трудом, – отозвалась я. – Это в кино сценаристы выдумывают замысловатые мании для героев триллеров. В жизни все гораздо проще.

– Но ситуация повторилась! – воскликнул Дима. – И это самое ужасное!

– На вас было второе покушение? – спросила я с нескрываемым интересом.

Оказывается, было. И эта ситуация напрочь отметала версию о маньяке – ненавистнике скрипачей: футляра в тот день при Диме не было.

Как-то вечером Корнелюк бесцельно прогуливался по набережной Волги, не застав дома свою «знакомую девушку», как он тактично выразился. Впрочем, по его глазам я поняла, что с этой девушкой Диму связывает нечто большее, нежели простое знакомство.

Дмитрий Владимирович стоял спиной к аллее, облокотившись на парапет, и задумчиво смотрел на холодные волны великой русской реки. Корнелюку было грустно, и, глядя на быстрое течение, он думал о молодости, почему-то полагая, что для него это уже пройденный этап.

– Мне ведь уже не шестнадцать, – то ли с печалью, то ли с гордостью сказал Корнелюк. – А в этой жизни важно крепко стоять на ногах.

Но именно это не удалось в тот вечер Дмитрию Владимировичу. Кто-то подкрался сзади и, схватив Корнелюка за ноги, сбросил скрипача прямо в реку.

Юноша был настолько перепуган, что даже не успел закричать. Впрочем, его бы все равно никто не услышал – этот уголок набережной был безлюдным, а сверху раздавался несмолкаемый гул невидимых отсюда, с нижнего яруса прогулочной аллеи, машин.

Видимо, элемент неожиданности и спас жизнь Дмитрию: падая, он размахивал руками и ногами в разные стороны и отклонился от неминуемой траектории – прямо внизу из воды торчали острые прутья арматуры лежавших в воде бетонных плит. Корнелюк упал аккурат в зазор между двумя громоздкими панелями.

Осенняя Волга – это вам не шуточки. Барахтаясь, как щенок, Дима вынырнул на поверхность и поплыл вдоль парапета, стараясь не смотреть вверх – ему казалось, что оттуда может грянуть выстрел или в голову ему прицельно полетит булыжник.

Но все обошлось, хотя он приложил изрядные усилия в борьбе со стихией. Глубина в этом месте была не очень большая, но зато течение было довольно сильное. А уж температура – градусов десять, не выше.

А когда несчастный Корнелюк уже подплывал к проржавевшей лесенке, расположенной возле сточной трубы, неожиданно возникла новая проблема – ногу вдруг свело судорогой, и последние десять метров он подгребал к спасительным перилам только на руках.

И лишь когда Дима выбрался на берег и в лицо ему ударил резкий и холодный осенний ветер, он ощутил, что замерз до мозга костей. Пока Корнелюк барахтался в воде, было не до ощущений, главное – выбраться на берег любой ценой. Сейчас же Диму била мелкая дрожь, ноги не слушались, и он приложил немало труда, чтобы преодолеть несколько метров вверх – до ленты шоссе, по которой шастали автомобили.

Остановив машину, Дима едва смог пробормотать свой адрес – губы тряслись, зубы выбивали бешеную дробь. Шофер только покачал головой и, не задавая лишних вопросов, доставил Диму к дому, взял два промокших червонца и посоветовал принять горячую ванну.

Дима так и сделал. Лежа в теплой воде с хвойным экстрактом, он глядел на груду мокрой одежды, которую сбросил возле ванны, и задавался тем же самым вопросом, на который он не нашел ответа несколько дней назад, после первого покушения:

– За что?!

Дмитрий Владимирович Корнелюк произнес эти слова, вопросительно глядя на меня – так, словно я должна была тотчас же разъяснить юноше: кто и почему вздумал отнять у него жизнь.

– Вы хотите, чтобы я взялась охранять вас? Или хотите, чтобы я нашла человека, который почему-то вас невзлюбил? – спросила я.

– И то и другое! – твердо ответил Корнелюк. – Ведь пока не будет найден этот человек, моя жизнь по-прежнему будет в опасности.

– Логично, – согласилась я. – Но это будет стоить вам в два раза дороже. Ведь мне придется выполнять двойную работу.

– Я полагаю, что вопрос о деньгах в данном случае вторичен, – серьезно произнес Корнелюк. – Ведь речь идет о моей жизни.

– Да, этому товару довольно сложно определить точную цену, – согласилась я, несколько цинично прокомментировав утверждение Корнелюка, – юноша в этот момент выглядел таким напыщенным, что я не могла немного не подколоть его, доведя высказывание до абсурда.

Что же, я возьмусь за эту работу, пожалуй, она по мне. Ведь я всегда с большим интересом занималась делами, которые требовали не только умения вовремя метко выстрелить, спасая какой-нибудь груз от налета, но и давали возможность применить свои интеллектуальные способности. Проводить бизнесмена от его офиса до банка с миллионом долларов в кейсе – дело нехитрое. Я любила задачи, которые представляли собой определенную проблему, бросали мне вызов. Дело Корнелюка было именно таким.

Ведь Дима правильно сформулировал основную задачу – не только охранять его жизнь, но и сделать так, чтобы покушений больше не было. Иначе работа будет выполнена только наполовину, а водить Диму под ручку из консерватории домой и из дома в консерваторию можно не год и не два. Да и такая роскошь юному музыканту не по карману. Следовательно, надо найти злоумышленника.

Первое, что приходило в голову при таком раскладе, – старый добрый вопрос: кому выгодно? Именно его я и задала Диме.

– Понятия не имею! – закричал Корнелюк. – Я – мирный, законопослушный человек! Никогда в жизни никого не обидел!

– Может быть, вам только так кажется? – невзначай поинтересовалась я.

– Что вы имеете в виду? – нахмурился Дмитрий Владимирович.

– Ну, – пожала я плечами, – бывают такие ситуации, когда человеку можно нанести смертельную обиду и даже этого не заметить. А он затаит злобу, которая рано или поздно вырвется наружу. В виде мести, например. Что вы думаете по этому поводу.

– Ничего! – уверенно произнес Корнелюк. – Я получил хорошее воспитание, спасибо за это моему отцу. Врагов у меня нет и не было.

– Тогда побудительным мотивом может быть зависть, – предположила я. – Наверняка среди вашего окружения есть люди, которые могут завидовать вашим способностям, вашему богатству.

– Вряд ли, – покачал головой Корнелюк. – О богатстве можно было бы говорить еще год назад. Но после того как отец серьезно заболел и начались все эти проблемы с фирмой, какое уж тут богатство! В настоящий момент я живу только на процент от прибыли. А это не такие уж большие деньги. Многие сокурсники получают куда больше меня – кто маклером работает, кто в посреднических фирмах. Что же касается способностей – то есть ребята более продвинутые, чем ваш покорный слуга.

– Постойте, Дима, – решила я уточнить, – но ведь существует не только процент от прибыли, о котором вы только что упомянули.

– Ну дом есть, ну счета за границей и тут, – нехотя согласился Корнелюк. – Но ведь все это не мое! Все записано на отца!

– Опекунство оформлено?

Корнелюк отрицательно покачал головой. Видимо, ему было тяжело говорить об этом.

– Знаете, Евгения Максимовна, хоть отец и болен уже долгое время, мы все же надеялись, что он поправится, – глухо произнес Дмитрий. – Он всегда был такой сильный, жизнелюбивый…

– Понятно, – вздохнула я. – А кого вы имели в виду, когда говорили «мы»?

Корнелюк удивился:

– Разве я так сказал? Ну, наверное, себя, свою подругу, потом папину сиделку.

– Ту самую подругу, которую вы не застали дома в тот злополучный вечер?

– Да, – кивнул Дима. – Но она тут вовсе ни при чем, я уверен. Мне не хотелось бы…

– А я ведь ничего такого и не предполагала, – немедленно отозвалась я. – С чего это вы вдруг так резко бросаетесь на ее защиту?

– Да нет, просто… – смешался Корнелюк. – А вы когда думаете приступить к работе?

– Прямо сейчас. Считайте, что вы уже находитесь под моим крылом, – улыбнулась я.