Я покачала головой.
– Тогда вам трудно меня понять. Я ее младенцем на руках носил, кормил из бутылочки, она у нас с двух недель искусственница, когда болела, уколы сам делал… Оксана, когда плакала, кричала в детстве «папа!», а не «мама!». Понимаете, меня трясет от одной мысли, что с дочерью может случиться беда. Звонивший так запугал Наталью в том смысле, что, если муж обратится к ментам или гэбэшникам, голову дочери ему доставят в коробке из-под торта… А вы советуете в ФСБ! Нет, здесь придется играть по правилам похитителей, никаких официальных органов. А к частному детективу, тем более к женщине, обращаться не запрещено. К тому же вы легко сойдете за мою сестру, племянницу. В конце концов, даже если они поймут, кто вы, это вполне естественно: должен же кто-то мне помочь?! – Кажется, доводы профессора, объясняющие причины его появления рядом со мной, были исчерпаны.
– Вы знаете мои условия, Иннокентий Михайлович? – поинтересовалась я, втайне надеясь, что у рядового служителя науки не найдется средств оплатить мой гонорар и это послужит формальным поводом для отказа – мне почему-то очень не хотелось лезть в частную жизнь профессора. Но мой вопрос не застал его врасплох.
– Безусловно, Татьяна Александровна. Двести баксов ежедневно плюс накладные расходы. Аванс за пять дней. Решение принимается до сегодняшнего вечера. Первая тысяча у меня в кармане. – Полежаев похлопал себя по левому верхнему карману пиджака.
– Позвольте полюбопытствовать, откуда у скромного российского доктора наук штука баксов в пиджаке? Ведь по нынешнему курсу даже с учетом апрельского повышения федеральным бюджетникам это почти двухгодичная ваша зарплата?
– Вы в налоговой полиции, часом, не подрабатываете, Татьяна Александровна? Ну, допустим, Нобелевская премия. За укрепление мира между народами, – попытался отшутиться профессор.
А я, дура такая, чисто инстинктивно, уже не контролируя себя, провела левой рукой по его седым волосам:
– Снимите парик, Михаил Сергеевич! Не скрывайте ваше родимое пятно… У меня была пятерка по истории и в школе, и на юрфаке. Так что постарайтесь до вечера придумать более правдоподобную версию о ваших источниках дохода.
Полежаев улыбнулся и молча кивнул в знак согласия.
Нет, положительно он мне нравится! Впервые встречаю клиента, понимающего тебя с полуслова.
– Коль вы все знаете, давайте мне ваш телефон и ждите вечером моего звонка.
Мы обменялись визитками.
– Вас проводить, Татьяна Александровна? – весьма галантно завершил Полежаев наш разговор.
А я, баба-язва, не преминула тут же его поддеть:
– К чему? Те, кто помог вам найти меня сегодня в центре города, наверняка засиделись в кустах.
Профессор покраснел, и я поняла, что попала в самую точку.
– Я действительно попросил одного своего бывшего аспиранта, Юрия, он работает в ФСБ, найти вас. Дело-то не терпит отлагательств, – объяснялся Полежаев. – Они же и проводят вас до дома. Просто вы мне очень нужны, и я не хочу, чтобы с вами произошла по дороге домой какая-то неприятность. Ведь на вашем прекрасном лице не написано, что вы каратистка, а «макаров» в сумочке и вовсе не виден.
– Если вечером вы получите от меня отказ, вас уже не будет интересовать моя безопасность? – Я пошла в наступление.
Полежаев замешкался лишь на секунду.
– Мне бы очень не хотелось получить его. Честь имею!
Он поднялся и, быстрыми шагами уходя от меня, вскоре скрылся в толпе. Я подождала несколько минут, пытаясь вычислить «наружку». Но то ли ребята попались квалифицированные, то ли Полежаев снял наблюдение, во всяком случае, не обнаружив их, я решила и в самом деле отправиться домой, чтобы в спокойной обстановке проанализировать нашу встречу и определиться со своими дальнейшими действиями.
Дома, переодевшись и приняв душ, я сварила крепкий кофе, устроилась поудобнее в кресле у журнального столика и, взяв ручку с бумагой, стала рассуждать о том, что меня волновало.
Итак, будь я психоаналитиком (а разве детектив не психоаналитик?), какую бы характеристику Полежаеву я сделала? Пожалуй, вот так (я стала набрасывать строчку за строчкой): «Имеет разнообразные интеллектуальные интересы, стремится быть информированным по любому вопросу, отличается критичностью мышления, терпимостью к противоречиям и неясностям. Достаточно добросовестен, ответствен, обязателен в работе, организован в делах. Хорошо осознает социальные нормы поведения и старается их аккуратно выполнять. Заботится о впечатлении, которое производит своим поведением, о своей репутации. Обладает конкретно-практическим типом мышления. Эмоционально достаточно стабилен, уравновешен. Живо откликается на происходящие события. Характерно разнообразие эмоциональных реакций, которые умеет контролировать. Ведет себя рационально, способен не поддаваться эмоциональным порывам, даже под влиянием аффекта не теряет способности логично рассуждать. Держится корректно, вежливо, ко всему подходит разумно и несентиментально. Прежде чем предпринять что-либо, оценивает возможные шансы, умело строит свое поведение. Смел и решителен в поступках, способен выдерживать длительные эмоциональные нагрузки при работе с людьми. В общении мягок, аристократично-вежлив, следит за своей речью и манерами, гибок и дипломатичен. Выражено стремление к самостоятельности, независимости, активному отстаиванию своей позиции, точки зрения».
Я еще раз внимательно перечитала написанное. Да, все правильно. С такой характеристикой или в разведку, или в президенты. Можно и в чьи-то мужья. Впрочем, Полежаев уже трижды был чьим-то мужем. Нет, положительно без гадания на костях в этом деле не обойтись.
Я достала заветный мешочек, сформулировала вопрос: «Что меня ждет впереди?»
26+7+14.
Ого! «Ожидаются переживания, связанные с вашим согласием участвовать в деле, от которого вы не ждете ничего хорошего». Да, дело, надо признаться, не простое.
Значит, соглашаться? Но я чувствую, как с каждой минутой нашего общения во мне растет желание быть с ним рядом, видеть его, слышать его голос, спокойный и уравновешенный, чувствовать, что я нужна ему. Пусть пока только как профессионал. А почему только как профессионал? В Тарасове можно найти пару-тройку и мужиков частных сыщиков, это достаточно просто. Но профессор выбрал именно меня.
Значит, есть надежда на нечто большее, чем профессиональные интересы? Или я заблуждаюсь?
Господи, неужели я просто влюбилась?! Интересно, сколько ему лет? Ведь он практически в отцы мне годится. Что ж я тогда делаю, дура несчастная? Нет, отказываться, отказываться и еще раз отказываться! Под любым предлогом. В Чикаго заболел дядя, надо срочно лететь к нему. Мне подкинули маленького ребенка, и теперь я занимаюсь его усыновлением. Что бы там еще такое придумать? А если откровенно, не врать? Профессор, я влюбилась в вас с первого взгляда и не могу подавить в себе это чувство. Поэтому извините, но… Да где же его визитка? Вот наконец и она.
Я набираю заветный номер телефона. Два гудка, и женский голос произносит с тревогой:
– Алло…
Почему с тревогой? Как зовут жену? Вспомнила!
– Наталья Сергеевна?
– Да, я вас слушаю… – Голос дрожит. Отчего? Интересно, она знает, что муж обратился ко мне?
– Это Иванова Татьяна Александровна. Иннокентий Михайлович дома? – спрашиваю я как можно спокойнее.
– Это вы? Слава богу… Сейчас позову. – И я услышала, как жена обратилась к Полежаеву: – Инна, тебя Иванова!
В другой ситуации я бы расхохоталась, но сейчас мне почему-то стало не по себе. Я почти на сто процентов была уверена, что у Полежаевых что-то случилось после нашей дневной встречи с ним. Так оно и есть. Он не дал мне даже заговорить:
– Татьяна Александровна? Я очень вас прошу, понимаете, очень (растягивая по слогам последнее слово) прошу незамедлительно приехать к нам.
Колебалась я только секунду.
– Через полчаса буду.
Глава 3
Рядом неизбежное горе, и оно не заставит себя долго ждать
«Сталинская» четырехэтажка, где жил Полежаев, располагалась на Советской, в самом центре города. За двором явно наблюдали: пока я припарковывала свою «девятку», дверь подъезда, запертого на кодовый замок, распахнулась и на пороге появился доктор Полежаев собственной персоной. Вместе с ним я поднялась на второй этаж.
В коридоре меня встретили Наталья Сергеевна и их сын Вадим. Познакомились. Все прошли в гостиную. Чинно расселись, я и профессор в креслах, его жена и сын – на диване.
– Вы успели поужинать, Татьяна Александровна? – поинтересовалась Наталья Сергеевна.
– Да, благодарю вас, я не голодна, – ответила я и, пользуясь случаем, внимательно оглядела третью профессорскую жену. Нельзя было назвать ее красавицей, но какой-то шарм в ней, безусловно, присутствовал. Хорошо сложенная, с незамысловатой прической, круглым, истинно русским лицом, которое не портили, а, напротив, украшали очки, она смотрелась под стать своему супругу.
– Тогда чай или кофе?
– Чай, если можно, – определилась я.
Наталья Сергеевна с Вадимом удалились на кухню и вскоре вернулись с чайными приборами. Но чай был поставлен скорее всего лишь для соблюдения этикета: к нему никто так и не притронулся.