Сказки для взрослых

– Четырнадцать.

– Господи! Ужас какой! Его посадили?

– Нет. Он обвинил во всем моего папу, мы с дедом еще и денег ему заплатили за помятую машину.

– Похоже, нет на земле правды, – вздохнула женщина.

Мы дошли до ворот, за которыми стоял мой «Мини Купер». Я остановилась.

– А у меня здесь дочка. Адочка. В честь бабушки ее так назвали, моей бабушки. Она как раз перед рождением Адочки умерла, так правнучку свою и не увидела. Но жила она хорошо, счастливо. Вот мы и решили дочку так назвать, чтобы она тоже счастливой была…

Женщина отвернулась и заплакала. У меня защемило сердце. Но спросить, что случилось, я не решалась, предчувствуя, что история будет не из приятных. Женщина поплакала несколько минут, потом тщательно вытерла глаза платочком и спросила:

– Вы ведь тоже маршрутку будете ждать?

– Нет, я на машине. – Я показала на свой «Мини Купер», стоявший в тени под деревом.

– А-а… Тогда поезжайте. – Женщина вздохнула и отвернулась, посмотрела на дорогу, откуда должна была появиться пассажирская «Газель».

– Знаете что, давайте, я вас в город отвезу, – предложила я, – а то сколько вы тут еще простоите!

Я распахнула дверку моей машины со стороны пассажирского сиденья. Женщина нерешительно пожала плечами:

– Нет, я не могу… Мне вам заплатить нечем…

– Да вы что?! Какая плата? Садитесь. Какая мне разница – одной ехать или вдвоем? Вы где живете?

Женщина назвала улицу.

– Ну, я не совсем рядом с вами, но все же ближе, чем за городом. Вам ведь так и так пересадку делать, так что садитесь, сокращу вам дорогу.

Женщина поблагодарила меня и села. Мы поехали в город.

– Меня Полиной зовут, – представилась я.

– Нина, – сказала женщина.

– А отчество?

– Васильевна. Хотя не привыкла я к отчеству, да и рано меня так величать, мне ведь еще только тридцать семь.

Я покосилась на попутчицу. Да, я-то думала, что ей уже за сорок, а она совсем еще молодая женщина, старше меня всего на девять лет. Я своих знакомых с такой возрастной разницей зову просто по имени и на «ты».

Словно угадав мои мысли, Нина Васильевна спросила:

– Что, не ожидали? Выгляжу старше? Да, я знаю, это горе меня подкосило. Еще совсем недавно мне и тридцати пяти не давали. Я ведь хорошо с мужем живу, расстраиваться мне особо не из-за чего. Он у меня не пьет, зарплату всю отдает, добрый… Дочка вот подрастала… Думала, так и доживу до внуков и буду счастливой бабушкой… А тут в прошлом году открылось это проклятое модельное агентство, черт бы его побрал вместе с его хозяйками! Все девчонки как с ума посходили. Наша Адочка прибежала домой сама не своя. «Мама, – кричит, – все девчонки в модельное агентство записываются! Можно и мне?» Мы с отцом прямо дара речи лишились. Какое агентство?! Это где полуголые девицы по пьедесталу ходят, а весь зал на них глазеет?! Адочка говорит, мол, не по пьедесталу, а по подиуму. А то, что все смотрят, так ведь и в цирке на акробатов смотрят… Мы с отцом ее не пускали. Мы простые рабочие, отец – мастер на заводе, я – продавщица в промтоварном магазине. Мы свои деньги всегда честно зарабатывали, руками да головой. А это… даже не знаю, как и назвать… Это же свое тело на всеобщий показ выставлять! Все равно что собой торговать. В общем, мы ругались, но Ада настаивала на своем. Убеждала нас, что мы отстали от жизни, что модели сейчас зарабатывают столько же, сколько спортсмены-чемпионы, что она свой шанс упускать не хочет из-за нас… Да еще, говорила она, неизвестно, возьмут ли меня туда, там отбор очень строгий.

Женщина тяжело вздохнула, покачала головой.

– В конце концов она вас убедила? – спросила я.

– Да не то что убедила… Просто заявила, что если мы против, то она уйдет от нас, бросит школу, будет самостоятельной и все равно запишется в это агентство. Мы испугались, что потеряем дочь, что она отдалится от нас. И согласились. Лишь бы Адочка при нас осталась… А она, как только туда записалась, стала меняться просто на глазах!..

– А разве вы не подписывали договор с агентством? Насколько я знаю, если девочки несовершеннолетние, договор заключается с их родителями, или же родители дают письменное согласие на работу дочери в таком агентстве.

– Да, конечно. Мы подписали какую-то бумагу, что, мол, мы не против… Но она нас просто вынудила.

– Фактически она вас шантажировала, – сказала я.

– Что? – не расслышала Нина.

– Я говорю, что ее поведение смахивает на шантаж. Ваша дочь просто вынуждала вас подписать соглашение.

– Да мы и сами удивились! Раньше она такой не была. Она бы не додумалась так заявить, скорее всего ее кто-то научил…

– И я даже догадываюсь кто.

– Вот я и говорю, Адочка стала какой-то другой… Занятия в этом агентстве были три раза в неделю. Понедельник, среда, пятница, вечером, с пяти до восьми. Она прибегала такая возбужденная, рассказывала, как их учат ходить, ведь даже двигаться и сидеть надо как-то там по-особому, не просто – ноги вместе, а чтобы пятка одной ноги была перед носком другой, а коленки – вместе и чуть в сторону. Ада дома перед зеркалом все так сидела и ходила по комнате, как цапля, неестественно, чудно. А она говорила, что мы ничего не понимаем, что именно так и надо. Потом она потребовала больших денег за… не помню, как это называется, похоже на слово «портфель»…

– Портфолио, – подсказала я.

– Вот, вот. – Нина опять вздохнула. – Я-то думала, что это… не знаю, какой-нибудь наряд дорогой или украшение, раз таких деньжищ стоит, а оказалось, это альбом с фотографиями нашей дурочки, где она в разных позах сидит и стоит. Я как альбом увидела, чуть в обморок не упала! Она почти везде в купальнике, а на двух фотографиях – вообще безо всего! Правда, сидит она на полу, и так, что ничего не видно, коленками и руками прикрылась, но все равно, ее кто-то так видел, раз фотографировал! А она говорит, что фотограф – молодая женщина и вообще там только чисто женский коллектив. Я спрашиваю – а зачем такие-то фотки, в этом непристойном виде? А она: это, мол, для отбора, кто более фотогеничен. В общем, на каждый наш вопрос у нее ответ был: все, мол, хорошо, нас учат макияжем пользоваться, и ходить, и все такое… А когда конкурс будет, победительница поедет в Париж работать.

– А сколько вы за портфолио отдали? – спросила я.

– Стыдно сказать – пятнадцать тысяч! Это за альбом с двадцатью фотографиями! А еще мы каждый месяц две тысячи вносили за то, что их учат ходить, вихляя бедрами. Ну не дурдом ли?! Вот и посчитайте: тридцать девочек. По две тысячи каждый месяц – это же какие деньги! Правда, после какого-то просмотра несколько девочек отсеялись. Но все равно, их больше двадцати осталось. Сколько у нас расходов было с этим агентством! Кроме ежемесячных двух тысяч, то на купальник ей три тысячи дай, то на туфли какие-то там особенные – три с половиной, то тысячу на косметику… Это же ужас! Мы с отцом просто взвыли. А Адочка говорит – не волнуйтесь, мол, нам сказали, что скоро мы будем зарабатывать, причем такие деньги, которые вам с папой и не снились! Потерпите еще месяц-другой… Мы и терпели… А когда конкурс какой-то приближаться стал, Ада уже по пять дней в неделю там пропадала. И занятия были уже не до восьми, а до девяти. Домой она в половине десятого приходила. Уж как мы переживали! И, оказалось, не зря!

Нина всхлипнула, промокнула глаза платочком. Я не могла смотреть на нее, так как все мое внимание было обращено на дорогу, но боковым зрением видела, как она мотает головой, вытирает щеки. С минуту она молчала, как бы собираясь с силами, потом прерывисто вздохнула и продолжила:

– Однажды Ада пришла домой такая расстроенная! Ужинать не захотела, да она почти никогда и не ела по вечерам после того, как записалась в это чертово агентство. Все фигуру берегла! А тут и чаю не выпила. Закрылась в своей комнате и сидит. Я торкаюсь к ней, говорю, открой, дочка, поговорить надо… Она: «Потом, я устала». Я спрашиваю: может, случилось у тебя что-то? Она: «Нет, я просто устала». В общем, так и не впустила она меня. Дня три так ходила. Не ест, не разговаривает, как в воду ее опустили. На все наши вопросы – один ответ: «Устала». Тут отец не выдержал, говорит: «Все, хватит, не пойдешь больше в свое агентство, раз там так вас выматывают!» А Адочка вдруг и говорит: «Мам, пап, мне предлагают за границу поехать на две недели». Мы с отцом в один голос: зачем? Она: «На курсы». Мы: какие курсы? Здесь разве тебя плохо учат? А она: «Там заграница, там преподаватели другой категории». Мы ей: у нас, мол, денег нет на твою поездку. Она говорит, что денег не надо, все за счет агентства. Оказалось, что ей уже и загранпаспорт заказали, а нас даже в известность не поставили! Мы на другой день поехали с отцом в это агентство, оно, кстати, называется «Афродита». Там нашли преподавательницу ихнюю, Эвелиной Венедиктовной ее зовут. Так вот, Эвелина эта нам сказала – хорошо, мол, что вы зашли. Мы вашу дочь хотим послать на курсы в Турцию. Это за счет агентства. Обучение, конечно, стоит очень дорого, но, поскольку там она будет участвовать в какой-то фотосессии, а за это платят уже самим девочкам, Ада еще и деньжат немного привезет, и поездку свою почти окупит. В общем, наговорили нам с три короба и убедили, что бесплатно съездить за границу – такой шанс выпадает раз в жизни, и то не всем, и не воспользоваться им – большая глупость.

Короче, убедили они нас. Поехала Ада… Через две недели она вернулась, но такая невеселая! Мы-то думали, вот, девочка другую страну посмотрит, впечатления будут у нее новые, и все такое… А она ходит сама не своя. Правда, денег она немного привезла, четыре тысячи.

Между тем мы уже въехали в город, и я повела машину на улицу Оленина, где жили Нина. Это было не совсем в центре, но и не на окраине. Хороший район, трех-четырехэтажные «сталинки», скверики, множество маленьких магазинчиков. Казалось, моя пассажирка не замечала, что я везу ее в ее район, и продолжала:

– Приближался конкурс этот… Ада сказала, что он будет проходить под лозунгом: «Красота спасет мир». Победительница, по словам Эвелины Венедиктовны, заключит договор на пять миллионов евро с каким-то французским журналом мод. Девочки в агентстве все словно посходили с ума: работать в Париже, да еще за такие деньги! А, вот, я еще не сказала, что в это агентство вместе с нашей Адой записалась ее подружка, Лида Маслова. Они буквально с первого класса дружили. Как первого сентября их учительница посадила вместе, так они и сидели все девять лет. И после школы Лида к нам приходила, и наша дочка к подружке своей без конца бегала. Мы, в общем-то, потому и согласились Аду в эту «Афродиту» записать, что узнали, что и Лидуня туда пошла…

Ой, о чем это я? А, да… конкурс… Конкурс прошел, победила какая-то девочка Юля. Больше она на занятиях не появлялась, Ада сказала, что она в Париж уехала. А тут как раз лето началось, Ада сдала экзамены, перешла в десятый класс. Я и говорю – ну, не победила ты на конкурсе, может, бросишь теперь ходить в свою «Афродиту»? А она: «Нет, мама, не брошу. Эвелина Венедиктовна говорит, что у меня очень хорошие данные, большая доля вероятности, что в следующем конкурсе я могу победить. Буду готовиться к следующему. Я все равно в Париж поеду работать! Или куда-нибудь за границу». Так я ее и не отговорила…

Нина замолчала, и некоторое время мы ехали молча. Наконец я решилась спросить:

– А что же все-таки случилось с вашей дочерью?

– Однажды она не вернулась домой после занятий. Она и до этого несколько раз задерживалась допоздна, но хоть ночевать приходила. А тут вдруг не пришла совсем. Время – под утро, я звоню Адочке на сотовый – она трубку не берет. Звоню в милицию. Мне говорят, рано, мол, шум поднимаете, придет она… Хм, «придет»!.. Не пришла… Ее два дня искали. Я Лидочке звоню – она говорит, не знаю, мол, тетя Нина, Ада раньше меня из агентства ушла, я задержалась с другой девочкой, а когда вышла на крыльцо – ее уже не было. Так вот, искали ее два дня, а нашли на третий… В лесу, за дачным поселком «Грибники». Конечно, уже мертвой! Изнасилована, задушена, присыпана землей… Дед один пошел по грибы со своей собакой, та ее и отрыла…

Нина закрыла лицо руками. Я посмотрела на нее. Она беззвучно плакала, в очередной раз переживая свое горе. Да, мое-то приутихло за четырнадцать лет, а вот ее – совсем свежее.

Через пару минут она оторвала руки от лица. Глаза ее были красными, щеки – мокрыми.