В раздражении я схватила с полки первую попавшуюся видеокассету и впихнула ее в щель видеомагнитофона. Пусть я и смотрела эту пленку сто раз, зато я буду уверена, что ее бесцеремонно не прервут на самом интересном месте, чтобы показать коровник, морг или чью-нибудь уголовную рожу.
Уголовная рожа появилась на экране до того, как я успела переключить телевизор на видеомагнитофон. Следует признать, что была она весьма и весьма симпатичной. Даже, можно сказать, красивой. Качественная цветная фотография демонстрировала немного грустное лицо молодого человека лет двадцати четырех – двадцати шести с темными, почти черными слегка вьющимися волосами и большими голубыми глазами. Чертами лица он был немного похож одновременно на Алена Делона и Бориса Немцова.
Если человек с таким лицом может быть маньяком и убийцей, то теория Ломброзо о связи внешности и преступных наклонностей явно ошибочна. О чем лично я очень и очень сожалею. Хотя, если вдуматься, какое мне до всего этого дело?
Я решительно переключила телевизор на просмотр магнитофона. Пока шла перемотка ленты к началу, я бросила магические кости:
16 + 6 + 36.
«Вы столкнетесь со злом, пытаясь защитить других от бесчестья».
Интересно. Я никого не собираюсь защищать от бесчестья! Наоборот, я собираюсь отдохнуть пару недель на берегу теплого моря и мечтаю, чтобы меня оставили в покое хотя бы на это короткое время. И начну я свой отдых прямо сейчас, чего бы мне это ни стоило!
Я яростно ткнула пульт управления в сторону видеомагнитофона, нажимая на кнопку пуска.
Но от судьбы, как видно, действительно, не уйдешь. На экране телевизора появился злополучный пустырь с распятой на столбе девушкой. Второпях я поставила кассету с записью одного из первых репортажей об этом преступлении.
Дальнейшие свои высказывания по этому поводу я опускаю, как не выдерживающие никакой, даже самой снисходительной цензуры.
Мой нецензурный монолог был внезапно прерван звонком у входной двери. Открыв ее, я обнаружила у своего порога того, кого ожидала увидеть менее всего на свете. Застенчиво моргая длинными ресницами, передо мной стоял Николай Горобец собственной персоной.
Глава 3
– Здравствуйте, – вежливо поздоровался мой посетитель, – вы Татьяна Иванова?
– Я, – мой ответ последовал совершенно машинально.
– Мне посоветовал к вам обратиться один знакомый. Дело в том, что я оказался в очень неприятной ситуации…
– О ваших неприятностях в настоящий момент осведомлены как минимум миллион человек, а через… – я посмотрела на часы, – через одиннадцать минут узнает еще миллионов сто. Так что, господин Горобец, избавьте меня, пожалуйста, от излишних подробностей, а заодно и от своей персоны. Не в моих правилах получать вознаграждение за поимку преступников таким простым способом, как элементарный донос.
– Но я не преступник! – в отчаянии воскликнул мой собеседник. – Я никого не убивал! Меня решили ложно обвинить в этом, потому что не хотят искать того, кто сделал это на самом деле!
Что ж, весьма похоже на нашу милицию. В голосе этого высокого крепкого парня было столько отчаяния, что я не выдержала. Женское сердце – не камень. Шагнув в сторону, я сделала рукой приглашающий жест:
– Ладно, заходи, пока соседи не сбежались. Не хочу, чтобы кто-то перехватил причитающуюся мне награду.
Вошедший в прихожую Горобец при этих словах бросил на меня такой испуганный взгляд, что мне пришлось его успокоить:
– Шутка, – сухо пояснила я. Горобец изобразил на лице жалкое подобие улыбки.
«Дура! – мысленно выругала я себя. – Нашла над кем шутить! Как бы он у меня тут в обморок не упал».
Горобец настолько не был похож на хладнокровного, жестокого и циничного убийцу, что у меня сразу появились сильные сомнения по поводу его виновности.
Он прошел в гостиную и, повинуясь моему приглашающему жесту, осторожно присел на краешек дивана.
– И давно вы ударились в бега? – поинтересовалась я, усаживаясь в кресло напротив.
– Вчера вечером.
– Почему?
– Испугался.
– Чего?
Горобец замялся, опустил глаза и прошептал:
– Боялся, что в милиции меня будут бить.
– А с чего это вы взяли, что в милиции бьют? Вы уже имели с ней дело?
– Нет, что вы! Рассказывали знакомые, да и в газетах об этом пишут.
Действительно, мы уже дожили до того, что о пытках в милицейских застенках, с одной стороны, можно писать, но, с другой, можно не обращать на это внимания. Долго такое состояние неустойчивого равновесия длиться, конечно, не может. Остается только гадать, в какую сторону качнется маятник: запретят об этом писать или все-таки начнут с этим бороться.
– Зачем вы пришли ко мне? – продолжала я свой импровизированный допрос.
– Мне рассказывал о вас один знакомый, вы ему здорово помогли в свое время.
– Он вам случайно не рассказывал, сколько я беру за свои услуги?
Горобец опять в смущении опустил глаза и даже слегка покраснел.
– Рассказывал. Я сейчас не могу вам заплатить, но потом я непременно…
– Хорошо, пока не будем об этом.
– Так вы согласны мне помочь? – с надеждой в голосе спросил мой потенциальный клиент.
– Не знаю, – тяжело вздохнула я, – в моих ближайших планах, признаться, ваша персона не фигурировала. Но, как известно, – я задумчиво накрутила локон своих волос на палец, – планы могут меняться.
В его глазах застыл немой вопрос.
– Ну, хорошо, – я уселась в кресле поудобней, – расскажите все, что сочтете нужным, а потом мы решим, что делать.
– Да что, собственно, рассказывать?
Со Светкой мы поругались дней пять тому назад. И с тех пор я ее не видел. – Вы что, не ходили на занятия? Ведь, насколько я поняла, вы с ней вместе учились?
– Понимаете, мы учились в параллельных группах. К тому же семестр подходит к концу. Началась зачетная сессия, и некоторых занятий уже нет.
Он замялся и замолчал. Я терпеливо ждала.
– В общем, мы больше не виделись.
– Она вас избегала?