Частного сыщика заказывали?

Мне стало совсем уж интересно, и я двинулась напролом, сминая кустики, как танк березки.

– Ну что здесь… – начала я, подходя ближе, и осеклась.

Володькино «чш-ш!» запоздало, потому что уже не имело смысла.

Я и сама все увидела.

На траве, раскинувшись, лежал молодой парень, одетый в белую футболку от «Хьюго Босс» и в длинные джинсовые шорты такого же белого цвета.

На груди парня в области сердца расплылось красное пятно.

– Готов мальчишка, – произнес Володька, поднимая голову ко мне, – у тебя телефон с собой?

– Уже все поняла, – ответила я, расстегивая сумку.

Володька вскочил на ноги и, не разбирая дороги, бросился напрямик сквозь кусты в сторону, противоположную от пляжа.

Я развернула сотовый и набрала «02».

Быстро сообщив всю нужную информацию о происшествии и о себе, не забыв упомянуть и майора Степанова, сейчас преследующего неизвестного убийцу, я отключила связь и побежала следом за моим опером.

Если бы с ним что-нибудь случилось, я этого себе не простила бы никогда.

Побегав вокруг, вдоль и поперек посадок, мы ни с чем вернулись к месту трагической находки, и я, оставив Володьку там, вернулась на пляж, быстро побултыхалась в Волге и, одевшись, сменила его, чтобы он тоже встретил коллег не в трусах и с органайзером под мышкой, а полностью одетым.

Пока я одевалась, то записала номера всех машин, стоящих около пляжа, прекрасно понимая, что толку от этой меры будет мало: преступник уже давно исчез, а если из отдыхающих кто-то что-то и видел, то выдавливать из них крохи информации будет делом тягостным и практически бесполезным.

Как это ни печально звучит, но в делах расследования подобных преступлений, к сожалению, зачастую следует больше полагаться на удачу, чем на дедукцию, индукцию и прочие отвлеченные философские категории.

Гадальные косточки, кстати, очень даже помогают не профукать эту удачу и вовремя заметить ее хвост, чтобы ухватиться за него.

Володька подошел ко мне, размышляющей об этих вещах, уже не один, а с оперативной группой, подъехавшей на удивление быстро и точно.

При убитом парне не оказалось никаких документов, а несколько мелочей из его карманов пока не давали зацепок к установлению его личности.

Все это порождало некоторую нервозность оперативников, как и почти полное отсутствие свидетелей.

Никто, кроме нас с Володькой, ничего не слышал, и никто ничего не видел, включая и нас с ним.

Честно говоря, я ребятам не позавидовала: они получили еще один практически безнадежный висяк, и сами это прекрасно понимали.

Мы с Володькой полностью освободились от этого дела только к трем часам дня и, совершенно замученные постоянным пересказом событий и своими оценками, сели в мою «девятку», закурили и переглянулись.

– Ну что, товарищ майор, – спросила я, – вас отвезти к вашему дому или уж сразу в РОВД? Район-то ваш, сможете продолжить эту бодягу на стационаре.

Володька жалобно посмотрел на меня, ожесточенно почесал затылок.

– Чаю хочется, Тань, – робким голосом возвестил он, и я, хмыкнув и не спрашивая больше ни о чем, завела мотор и поехала к себе домой.

Чаю так чаю, кто бы был против!

Мы приехали ко мне, и, пока я плескалась в ванне – надо же было с себя смыть не только плохое настроение, но и волжскую воду, – не знаю, чем занимался Володька, может быть, и чай пил, но когда я вышла, он уже лежал на диване и полистывал какой-то дамский журнальчик.

– Парень по картотеке не числится, – доложил он мне, хотя я его ни о чем и не спрашивала, – я уже позвонил.

– А что ты еще сделал? – поинтересовалась я, сталкивая его с дивана и прогоняя в ванную.

– Ничего больше, честное слово, – ответил Володька и побежал в ванную.

А я тем временем раскинула свои гадальные косточки. Теперь они мне должны были сказать что-то определенное: случились события, и неплохо было бы знать, как они отразятся на моем здоровье.

Косточки долго не думали, словно уже давно подготовили вариантик:

23+25+4!

«Вы будете обескуражены и раздосадованы тем, что, в сущности, и не стоит Вашего внимания».

Володька вышел из ванной, благоухая моим дезодорантом, но я его уже встретила с подозрением.

– Опер! Ты хочешь огорчить меня? – спросила я.

– Побойся бога, Иванова! – Володька сложил ручки на груди, и полотенце, обертывающее его бедра, упало на пол.

«Хм, – подумала я, – похоже, что кости имели в виду нечто другое. Опять мы не поняли друг друга!»

Через час или чуть больше у нас Володькой начались первые конфликты.

Он успел уже до смерти утомить меня жалобами на свою тесную фуражку, на неудобное кресло в служебном кабинете и на своих дураков-начальников.

Я все это слышала от него не один раз за время нашего общения.

– А ты думаешь, твои подчиненные про свое начальство говорят по-другому? – не выдержав нудного нытья, задала я ему простецкий вопросик, чем вогнала Володьку в пессимистические размышления.

Володька моментально пришел в себя и вошел в… – как бы это сказать проще? – в нормальное мужское состояние, вот.

Через пятнадцать минут он, словно вспомнив о чем-то неимоверно важном, вдруг театрально хлопнул себя ладонью по лбу.

– Попробуй еще разок и кулаком, пожалуйста, эффектнее будет, – вяло предложила я, потягиваясь и улыбаясь своим мыслям, – тогда я поверю, что ты внезапно вспомнил, что тебе нужно срочно бежать домой.

Но как ни странно это прозвучит, я ошиблась в своем предсказании. Это, кстати, лишнее подтверждение того, что даже очень хорошо знакомый нам человек еще может иногда нас удивить чем-то неожиданным.

Володька взглянул на меня с непонятной усмешкой и, снисходя, как до не понимающей обычных вещей дурочки, объяснил, что вспомнил он о другом.

– Вы хотите объясниться мне в любви? – наконец-то догадалась я. – Не нужно стараться, не поверю.

– И не собирался даже, с чего тебе это пришло в голову? – лихо парировал Володька, и я даже подпрыгнула на диване от его ответа.

– Что? Что ты сказал?! – переспросила я, шарахаясь на самый край дивана, рискуя при этом рухнуть на пол.