Вечный двигатель смерти

– Я и не буду. Попробую.

– Решили поддаться, чтобы узнать как можно больше? К пьяному подобраться легче, если тоже притвориться пьяной, я не ошибаюсь? Не нужно, Таня. Мне нечего скрывать.

Нет, он мне определенно нравился. Горелов был весь как на ладони. Что чувствовал, то и говорил. И живет один, что мне было очень даже на руку, потому что не станет испуганно оглядываться и выбирать слова – при свидетелях такое часто происходит. Но мы-то сейчас одни. И несмотря ни на что, я не могла не воспользоваться моментом.

– Егор, вы хотели рассказать о Елене, – напомнила я, отставляя рюмку. – Во-первых, скажу сразу, что у меня не было мысли как-то напоить вас и выведать что-то, о чем вы не хотите разговаривать. Во-вторых, не я напросилась к вам, вы меня пригласили. И предложили поделиться. Чем же?

Горелов бросил на меня короткий взгляд. Спорить не стал. Оправдываться не стал. Опять плюс в его досье – не пытается откреститься от сказанного.

– А документы у вас есть? – спросил он.

– Конечно, – спохватилась я и достала удостоверение.

Он тщательно его изучил, разве что на зуб не попробовал. Но после вдруг резко потерял к нему интерес.

– И давно вы сыщик? – спросил он, снова наполняя рюмку.

– Давненько, – вздохнула я. – Кое-что могу.

– И образование есть?

– Конечно. Профильное. Когда-то работала в органах. И опыт имеется. Руку набила, не сомневайтесь.

– Я подозрительный человек, – завершил допрос Горелов. – И тоже когда-то носил погоны. Бывал в горячих точках.

Я напряглась. Надеюсь, Горелов не из тех, кто, приняв на грудь, начинает отрабатывать на собутыльнике болевые приемы. Нужно напомнить, зачем мы все здесь сегодня собрались.

– А потом ранение, госпиталь, инвалидность. Попал в тот самый замес, когда страна переживала трудные времена. Многие из наших полегли не на войне. Огромное количество просто не выдержало того, что им приготовила мирная жизнь.

Ну все, понесло. Или нет?

– Ваш знакомый Владимир Кирьянов… или коллега? Как лучше его называть?

– Как вам удобно, – разрешила я.

– Тогда пусть будет коллега. Я ведь сам к нему подошел, когда все случилось. Может быть, ко мне и не возникло бы интереса, но я решил, что должен, – продолжил Горелов. – Увидел, что он всем распоряжения дает, и решил, что представлюсь.

– А где вы были в момент, когда все случилось?

– Возвращался из магазина.

Я вспомнила, что при нашей встрече его руки были пусты. Купил что-то небольшое? Пачку сигарет? Лекарства?

– Заскочил долг отдать, – угадал мои мысли Горелов. – Полсотни в прошлый раз не хватило, сказал, что позже занесу. А до этого работал. Вообще-то мое рабочее место прямо здесь, – Егор стукнул ладонью по столу. – И там, – он показал в сторону окна. – Дом и двор. Но в основном, конечно, занимаюсь хозяйственными вопросами.

– Значит, все хозяйство на вас.

– И дворовое, и приусадебное, и прочие дела. Так вышло. А с Еленой мы знакомы очень давно. Я переехал сюда после смерти матери, а до этого жил у нее в деревне. Мать умерла, я продал дом, купил здесь квартиру. И почти сразу же стал домоуправом. Прежний председатель вообще ум растерял на тот момент. Бухал, орал под окнами и очень редко изображал хоть какую-то трудовую деятельность. Пришлось объяснить ему пару раз политику. А потом я сам пришел в ЖЭК и предложил себя на его место. Взяли сразу, потому что работа неблагодарная, деньги маленькие, а нервничать приходится часто. В принципе, меня в этом доме уже давно за главного решальщика всех проблем принимали. Я тут и слесарь, и токарь, и дворник. А организация и планирование мне как дети родные – я же из армии майором ушел.

Вот оно что. Горелов, оказывается, жертва перестройки. Наверное, когда-то у него была семья, но человек, побывавший на войне, говорят, прежним уже никогда стать не сможет. Возможно, в одиночестве он чувствовал себя лучше, чем с детьми и женой.

– У Елены тогда еще были живы родители. И муж у нее был, а дочке исполнилось примерно пять лет, не помню точно. И я, так получилось, всегда оказывался рядом. Сначала умер ее отец – я помог с похоронами. Следом за ним ушла мать Елены. Опять все сделал. Хорошие были люди. Спокойные, вежливые. Когда-то жили в Москве.

– А где в эти моменты был муж Елены?

– А этот червяк ползал где-то, – горько усмехнулся Горелов. – Я редко с ним пересекался, но могу сказать совершенно откровенно, что видел его крайне редко, и это при том, что Елену часто навещал. То у них засор в туалете, то новую мойку надо привинтить, то шкаф собрать. Я им помогал. Она просила – я помогал. А мужа ее никогда рядом не было. Так, изредка сталкивались на улице, я еще думал: «Что же ты, скотина, мотаешься где-то? У тебя тесть еле ноги передвигает, теща золотая, девчушка-дочка такая красивая, жена тоже…».

Он махнул рукой и снова прикурил сигарету.

– Он пропал потом. С концами. Это когда уже ее родители умерли. Она с дочкой постоянно возилась, Вика была нездорова все время, сколько я ее знаю. Как-то я сам пришел к Елене и спросил ее, чем помочь. Мало ли. Она же скромная была, краснела каждый раз. А она расплакалась. Тогда-то я и узнал, что ее «огрызок» кинул семью через хер, и теперь Елена и Вика остались совершенно одни. Я видел его после, спустя месяца три, наверное. Издалека, поддатого. Прошел мимо. Елене я ничего не рассказал. Но именно в тот день я понял, что на многое для нее готов.

Вот оно что. Горелова не просто потряс факт смерти Елены. Он любил ее.

– Семьи у меня никогда не было, – опроверг он мои домыслы. – Знаете, это когда ты сначала пытаешься быть как все, а потом понимаешь, что не выходит. Замыкаешься, и все. Я не искал того, кто меня полюбит, всего такого переломанного. Я же инвалид, у меня пенсия – страшно было себе такое представить в молодости, но в итоге к этому и пришел. Конечно, я пытался построить какие-то отношения, но дальше флирта ничего не шло. До встречи с Еленой лет семь, наверное, был один. А как увидел ее, то понял, что попытался бы снова. Но она тогда была еще замужем. Поэтому пришел я к ней и с порога сказал, что люблю. И ее, и дочку.

Он замолчал и стал внимательно изучать тлеющую в руке сигарету.

– Отказала? – едва слышно спросила я.

– Ну, хотя бы скалкой не наварила, – улыбнулся Горелов. – Объяснила, что не хочет больше ни с кем. Ни с кем и никогда.

– А вы?

– А я понял. Её – понял.

Вот и еще одна трагедия. У Горелова не жизнь, а сериал. Тут тебе и боевик, и драма, и психология. Впрочем, у Елены тоже судьба трудная. Хотя, у кого из нас не наберется сумка с пережитым? У кого-то больше, у кого-то меньше.

– Вот я вам сейчас зачем-то все это говорю, – покачал головой Егор, – а ведь мы знакомы всего-то полтора часа. И вам не это хочется услышать.

– А что же мне нужно услышать?

Егор затушил сигарету и заново наполнил свою рюмку.

– За Елену. В память о ней, – повторил он и выпил.

Я не стала следовать его примеру.

Горелов оставил рюмку и закашлялся.

– Подполковник ваш задал мне несколько вопросов, – отдышавшись, сказал он, – и они были самыми обычными, он и без меня узнал бы состав семьи, адрес или что-то похожее. Но я не сказал ему самого главного, и эта мысль появилась у меня в голове только после того, как полиция уехала. Я увидел вас, пошел следом и не ошибся, потому что вы тоже имеете какое-то отношение к этому делу.

– Да, я же сказала, что мы с Кирьяновым работаем вместе, – ответила я.

О сегодняшнем визите Виктории я предпочла умолчать. Ни к чему знать Горелову о том, с какой целью она ко мне приходила. Но он хотя бы подтвердил, что она нездорова с самого детства.

– Мы с Еленой часто общались, – понизил тон Горелов. – Нет, не для этого самого. А то подумаете еще. Я не представлял, что мы можем только для секса… нет. Но мы сблизились, даже дружили. Она меня познакомила со своей подругой, довольно интересная личность.

– Подруга? Лучшая?