Сколько стоит бес в ребро

– Приблизительно, – честно ответила я.

– Ну, тогда я прочту вам краткий курс ликбеза, чтобы дать хотя бы приблизительное представление. Итак, в середине семнадцатого века патриарх Никон провел церковную реформу, которую очень и очень многие люди не поддержали. Вот так и возникли староверы, сиречь оппозиция официальной церковной власти. Социальный состав староверов был самым разношерстным: и купцы, и крестьяне, и ремесленники, и так далее. Их, как и любую другую оппозицию, преследовали, а они от этих преследований скрывались, и вот в малонаселенной местности, подальше от столицы и других крупных городов, стали появляться скиты.

– И у нас они тоже были? – с интересом спросила я.

– А как же! И немало! – ответил Горбунов. – Правительство, конечно, не дремало, и эти скиты периодически закрывались, а люди разгонялись или ссылались. Для противодействия этим притеснениям староверы создали не только свой тайный язык для переписки, но и собственные каналы связи – иначе бы они не выжили! Их люди были везде! Они все видели и все знали! А если попадались – молчали и молча шли, бывало, даже на смерть! Иначе говоря, в вере своей они были крепки как камень!

– Похоже, что это было государство в государстве, – заметила я.

– Да! – кивнул Горбунов. – И тогда в скитах стали заранее узнавать о планируемых против староверов операциях и успевали вовремя оттуда уйти. Но куда идти? А для этих целей их единоверцы приобретали в городах дома, где люди могли переждать все напасти, а потом вернуться на старое место. И Кузнецовы в Тарасове были именно людьми, укрывавшими староверов. И вообще, эта семья была не только очень богатой, но и весьма влиятельной среди своих единоверцев. Из рода в род они были старостами общины.

– А что, в городах обыски не проводились? – удивилась я.

– Проводились, – ответил он. – Но староверы умели очень хорошо и прятать, и прятаться. Но после 1906 года им это делать уже не требовалось, потому что их перестали преследовать. Итак, с теорией мы покончили, переходим к практике! Вас интересует конкретно швейная фабрика, выстроенная в начале девятнадцатого века. А ведь именно она и положила начало бизнесу рода Кузнецовых. Кстати, Татьяна, как вы думаете, какая фамилия самая распространенная в мире? – неожиданно спросил Горбунов.

– Наверное, Ивановы, – пожала плечами я.

– Ошибаетесь! – улыбнулся он. – Кузнецовы! Это в России! Как и Ковалевы! А между прочим, фамилия Ковалев произошла от украинского слова «коваль», то есть «кузнец». В Германии – это Шмидты, в Англии – Смиты, во Франции… Не помню! – отмахнулся он. – Да и неважно! Но фамилия эта самая распространенная. Ну, ладно! Извините, Татьяна, это так! Общие рассуждения.

– Да что вы! – успокоила его я. – Мне очень интересно вас слушать.

– Итак, Кузнецовы, – продолжил он. – Последним представителем этой семьи в Тарасове был Афанасий Кузьмич Кузнецов, он же, как и его предки, являлся старостой местной старообрядческой общины. Интереснейший был человек! Образование, между прочим, в Сорбонне получил! И всем детям своим образование дал, даже дочерям, что тогда было не принято. Фигура в губернии очень заметная! Владел амбарами для зерна по всей Волге, своим пароходством с баржами и пароходом, мельницами, пекарнями, множеством магазинов в Тарасове и уездных городах, включая ювелирные и антикварные, доходными домами, вел обширную торговлю с заграницей и был самым крупным в губернии поставщиком для нужд армии.

– Ничего себе! – невольно воскликнула я.

– Да! – согласился Горбунов. – Очень богатый был человек! Да еще и на Первой мировой войне нажился невероятно! И вдруг!.. В начале шестнадцатого года он начал сворачивать свой бизнес, имущество потихоньку распродавать, объясняя, что в столицу собрался перебраться. Вклады свои в Тарасовском купеческом банке понемногу выбирал и в Швейцарию переводил. Камни драгоценные скупал. Действовал он не спеша, но планомерно. И к концу года у него осталась только швейная фабрика, с которой его предки когда-то начинали, и пароход! И все!

– Хотите сказать, что он или предвидел грядущие, весьма нелегкие для него времена, или точно знал, что готовится революция? – удивленно спросила я.

– Теперь мы этого уже никогда не узнаем, – развел руками Алексей Алексеевич. – Но, видимо, некоторую аналогию с беспокойной Францией он уловил и успел все подчистить.

– Кто же у него все это покупал? Война же шла, – сказала я.

– Тогда многие на поставках для армии нажились, так что деньги у этих людей водились немалые. Как говорится, кому война, а кому мать родна, – объяснил мне Горбунов.

– Но вот угрозу они не почувствовали и влипли: и деньги потеряли, и имущество, – подытожила я. – Что же дальше было?

– Февральская революция, что же еще? – пожал плечами Алексей Алексеевич. – А весной семнадцатого года Кузнецов отправил всю свою многочисленную семью на пароходе – на богомолье, как они объяснили, – но почему-то вниз по Волге, где святынь негусто. Сам же переселился на фабрику, где в своем кабинете и жил.

– За границу они уехали! – уверенно заявила я. – Раз у него были там партнеры, то и представительства какие-нибудь должны были иметься! Так что не на пустое место они отправились!

– Вот именно! – кивнул он. – А время-то было смутное, непонятное и бестолковое. В стране – разброд и шатания. Кому подчиняться – никто толком не знал. Вот члены его семьи, как тогда точно выяснили, через кордон и проскочили. А сам он остался! И было ему в то время уже хорошо за семьдесят, но был очень крепкий старик – староверы же не пили, не курили, да и прочими излишествами не баловались. Вера эта очень суровая.

– Зачем же он остался? – задумалась я. – Может, свое золото сторожить?

– Скорее всего, он хотел на родине умереть, чтобы рядом с предками своими в земле лежать. Он же на старообрядческом кладбище похоронен, в двадцать седьмом году, в фамильном склепе, – объяснил Горбунов. – И ухожен этот склеп – на загляденье!

– Странно! Неужели его не арестовали? – удивилась я. – Времена-то были лихие.

– Пытались, – подтвердил Алексей Алексеевич. – Только зря старались. Приехали чекисты на фабрику, где он, как они точно знали, находился постоянно, а его там и не оказалось. Так они его и не нашли, хотя иска-а-али во все лопатки! Он же был одним из самых богатых людей в губернии, вот чекисты и решили выяснить, куда все его добро делось, и конфисковать. Экспроприировать! – ерническим тоном произнес он.

– Интересно! – задумалась я. – Чекисты его не нашли, а на кладбище, да еще в фамильном склепе, его похоронили через десять лет после революции. Где же он был все это время?

– А ведь я вам говорил, что староверы умели хорошо прятать и прятаться, – весело поблескивая глазами, напомнил мне Горбунов.

– Так, минутку! – попросила его я и, машинально взяв чашку с уже остывшим чаем, отпила глоток. Чай оказался неожиданно вкусным. – Чекисты пришли за Кузнецовым, точно зная, что тот на фабрике, а его не было. Значит, он где-то спрятался? То-то мне стены фабрики показались излишне толстыми. Я-то думала, это для звукоизоляции сделали, а на деле?.. – И я вопросительно посмотрела на Горбунова.

– Да полые они внутри! – тихонько рассмеялся он. – Проходы в них!

– По которым можно наружу выйти? – допытывалась я. – Получается, там есть потайной ход?

– В пятьдесят седьмом году между фабрикой и Зеленым оврагом, который сейчас засыпан… Между прочим, величайшую глупость сотворили товарищи советские инженеры! Это же надо – естественную дренажную систему разрушили! – возмутился он и, сердито посопев, продолжил: – Так вот, там траншею под теплотрассу рыли и… – он интрирующе посмотрел на меня.

– Алексей Алексеевич! – взмолилась я. – Ну, не мучайте!

– Экскаватор чуть не провалился – дыра в земле образовалась, а там кладка кирпичная, – выразительно сказал он.

– И что выяснилось при раскопках? – Я подалась к нему, ерзая от нетерпения.

– Какие раскопки?! – воскликнул Горбунов. – Кому в то время это было интересно? Засыпали яму грунтом и дальше пошли!

– Значит, имелся подземный ход от фабрики в овраг, – уверенно заявила я.

– Так овраг-то не зря Зеленым назывался, – усмехнулся Алексей Алексеевич. – Там грунтовые воды близко, да и талая, дождевая и прочая вода по нему в Волгу стекала. Вот он, включая склоны, и зарос так…

– Что там можно было хоть сто выходов из потайного хода устроить, и их бы никто не обнаружил, – закончила я его мысль. – Вот по этому ходу Кузнецов с фабрики и ушел. Потом он скрывался у единоверцев, чьим старостой являлся, а когда умер, его в фамильном склепе и похоронили.

– Вот именно! – подтвердил Горбунов.

– Но чекисты же его искали! Обыск на фабрике проводили! – возразила я, на минуту усомнившись.

– Танечка! – укоризненно сказал он. – Староверы пережили века гонений! Понимаете? Века! – выразительно произнес Алексей Алексеевич. – Уж они-то скрываться умели! И тайн своих никогда и никому не выдавали!

– А не может быть так, что где-то на фабрике до сих пор находится ненайденный тайник? Вдруг золото в нем до сих пор лежит? – спросила я.

– Да кто ж теперь вам на этот вопрос ответит? – удивился Горбунов. – Чекисты неоднократно пытались найти что-либо, да не вышло у них. А позже еще долгие-долгие годы легенда о кузнецовском золоте будоражила неокрепшие умы. Кладоискатели не по одному разу в бывших домах и на предприятиях Кузнецова копались, но все впустую.

– На интереснейшую мысль вы меня навели, – задумчиво сказала я и спросила: – Алексей Алексеевич, с кем бы я еще могла поговорить об этом?

– Не знаю, – покачал головой он. – Вообще-то среди краеведов никто, кроме меня, этой темой не занимался.

– А что, если мне у староверов проконсультироваться? – предположила я.

– Попробуйте, – пожал плечами Горбунов. – Убить они вас за это не убьют, но помочь?.. Вряд ли!

– Рискну! – решила я. – Где мне их найти?

– В их церкви, на старообрядческом, или, как еще говорят, кулугурском, кладбище. Только вы уж поосторожнее там! Голову платком накройте и не вздумайте креститься, – предупредил он меня.