Я не понимала, о чем идет речь, но двинулась в указанном направлении.
Гена попытался подняться.
– Лежать! – рявкнула я. – Я неплохо стреляю и не промахнусь с такого расстояния.
Гена внял моим словам и вернулся в прежнее положение, а я тем временем дошла до буфета и выдвинула указанный ящик.
В нем поверх книги с отпугивающим названием «Заготовка впрок» лежало… ожерелье, при виде которого я тихонько присвистнула. Оно состояло из прозрачных голубых камней, собранных в форме цветов! Мельчайших, словно крупинки, у застежки и увеличивающихся к середине, где они сходились вокруг огромного ярко-голубого камня.
О да, оно бесспорно великолепно смотрелось бы на шее Геннадия, вскапывающего грядки! И, забыв о своем новом амплуа убийцы молодых девушек, я спросила:
– Как оно к тебе попало?
– Что? – Гена самодовольно хихикнул. – Ты-то ведь не смогла снять его с покойницы!
Очевидно, мой вопрос не изменил представления дачника обо мне.
– Я когда увидел это ожерелье на трупе, подумал, что убийца был либо сумасшедший, либо слепой, потому как любой нормальный человек забрал бы такую вещицу. А потом, когда я сам попытался его снять, то понял, в чем дело, – застежку заело. Снять ожерелье было просто невозможно, пришлось идти в дом за плоскозубцами и немало потрудиться, чтобы снять его.
Я внимательнее осмотрела свою находку. Гена не врал – застежка действительно была сломана, но это ничуть не уменьшило ценности ожерелья. И тут я задумалась – что на моем месте должен делать алчный частный детектив? А не менее алчная особа женского пола?
– Значит, так, – изрекла я. – Сейчас я конфискую у тебя эту вещицу и тихо удалюсь, а ты останешься здесь и будешь бороться с желанием догнать меня. Ясно?
Гена утвердительно кивнул.
– И ты никогда никому не заикнешься обо мне. Ясно?
Гена опять кивнул.
Я одобрительно улыбнулась и, уронив успевшее полюбиться мне ожерелье в сумочку, принялась отступать к двери.
– И еще, – я остановилась у порога. – Если когда-нибудь ты решишь вернуть себе эту милую безделушку, то вспомни о том, что у меня есть один недостаток – в моей сумочке всегда валяется пистолет, и это желание сразу же пропадет.
Сделав прощальный жест, я вышла за дверь. По грядкам я скакала как ошалевшее кенгуру, крепко прижимая к себе сумочку.
Верить в то, что Гена так безропотно расстался с ожерельем, конечно, хотелось, но мою алчную душонку терзали сомнения… кстати, не напрасные. Уже выскочив за калитку, я обернулась и увидела, как в дверном проеме показалась разъяренная физиономия Геннадия, затем рука, сжимающая неизвестно откуда взявшуюся мотыжку.
Я на секунду остановилась, ошалев от такого зрелища, но когда дачник сфокусировал на мне свой взгляд и, воинственно размахивая над головой мотыжкой, ринулся на меня, припустила так, что мне мог бы позавидовать любой легкоатлет.
Перескакивая через очередную грядку, я подумала о том, что в случае летального исхода этой погони в моей эпитафии будет уместно написать: «Позор частному детективу, зашибленному мотыжкой среди грядок». Подобная перспектива не слишком-то устраивала, и это придало мне сил. Я не могла не согласиться с тем, что жизнь частного детектива сложна. И дело было вовсе не в том, что я не привыкла к подобным физическим нагрузкам, а в том, что было безумно жаль новенькие туфли. Но типичный дачник с мотыгой не давал в полной мере упиться сожалением о предстоящей потере обуви.
Короче, откос я преодолела почти без потерь и, перешагнув через ограждение, помчалась к машине, кляня судьбу и себя за то, что так далеко ее оставила, не предусмотрев подобный вариант развития событий.
Пожалуй, водители, проезжающие в этот момент по трассе, могли наблюдать любопытную картину. По асфальту мчится девушка на шпильках, прижимая к груди сумочку, а за ней следом – мужик в широких штанах и с мотыжкой в руках.
Девушка на шпильках первой достигла красного «Линкольна» и впрыгнула в салон, второй его настигла мотыжка, угодив в крышу, и, судя по последующему за этим звуку, нанесла машине внушительный ущерб. Дачник же до финиша не добрался, и его отборный мат я слышала, уже отъезжая.
Я девушка всесторонне развитая, знаю, что наряду с утверждением: «На вежливость нужно отвечать вежливостью» существует и обратный тезис. Потому я с чувством выполненного долга высунулась в окошко машины и заорала:
– Псих! Идиот! Такому место в психушке! Чтоб тебе век на огороде чучелом стоять!
Вот на этой высокой ноте я и рассталась с дачником в широких штанах, не скрою – не без удовольствия.
ГЛАВА 3
До гостиницы я добралась ровно в пять, все еще пребывая в шоке от пережитого и в тайной надежде на то, что номер, как и обещал Кирилл Степанович, освободится.
На стоянке меня встречал все тот же облезлый пес, который все больше проникался ко мне симпатией, чего нельзя было сказать о старичке, исполняющем здесь роль охранника. Столь частые мои визиты явно травмировали его психику, которую он старательно укреплял круглосуточным сном.
Впрочем, неисправимая антипатия сторожа меня не слишком-то расстраивала, а вот что по-настоящему вгоняло в тоску, так это тот вид красного «Линкольна», который машина приобрела после встречи с мотыгой дачника. Как буду объяснять это Виктору Геннадьевичу?
А впрочем, лично я тоже понесла определенный материальный ущерб. Ввиду того, что обувь моя была явно не приспособлена к скоростным гонкам по грядкам, теперь она пришла в полную непригодность.
«Ну и черт с ними! – сказала я самой себе. – Не пристало девушке, в сумочке которой лежит ожерелье стоимостью в целое состояние, печалиться об испорченных туфлях».
Вот с такими оптимистическими и жизнеутверждающими мыслями я распахнула двери гостиницы «Околица». Консьерж с душевной фамилией Зверьков, или просто Макс, был на месте, и это меня почему-то порадовало. Я состроила ему глазки и даже подмигнула, но он как будто смутился.
– Ну что, я вовремя, номер уже освободился?
Ответа я не стала ждать и сразу направилась в сторону администратора, которого приметила, как только вошла в гостиницу.
Кирилл Степанович стоял рядом со стеклянным ящичком, в котором висели ключи с бирочками, и о чем-то оживленно беседовал с огромным лысым мужчиной, при виде которого я резко остановилась. Дело в том, что лысина этого господина мне была до боли знакома – это был череп с татуировкой «целься точнее».
Что ни говори, а мир и в самом деле тесен.
Этот тип, словно почувствовав мое присутствие, обернулся, и я узнала знакомую физиономию. Судя по тому, как в следующую секунду эта физиономия скривилась, я могла сделать вывод, что для него эта встреча тоже была сюрпризом, и тоже малоприятным.
Я метнула быстрый взгляд по сторонам, решив, что ввиду нашей взаимной антипатии лучше заранее спланировать бегство.
Лысый сразу заметил мой затравленный взгляд и, верно его истолковав, злорадно оскалился. Я же подумала, что нельзя пасовать перед этим типом. Я ему ничего не должна, скорее это у него рыльце в пушку, ведь это он на моих глазах совершил подкуп сержанта Козленко. И кто из нас после этого должен чувствовать себя неловко?
Мысленно дав однозначный ответ на этот вопрос, я расправила плечи и походкой модели прошествовала в направлении двух мужчин. Правда, как оказалось, для походки модели у меня неподходящая обувь, и я дважды подвернула ногу.
– Добрый вечер, – обратилась я к Кириллу Степановичу, который, как и при первом моем появлении здесь, занервничал, не зная, на чем остановить свой взгляд – на моем бюсте или на ногах, в то же время осознавая, что долг обязывает смотреть мне в глаза. И, судя по тому, что с грехом пополам ему удалось остановить свой взгляд на моем лице, я могла сделать вывод, что администраторы гостиниц вообще и гостиницы «Околица» в частности с большой ответственностью относятся к своему долгу.
– Мы уже с вами беседовали. Помните? – начала я, полностью игнорируя присутствие лысого, хотя не скрою – оно немного раздражало.
– Да, да, да, – залебезил Кирилл Степанович. – Вы Татьяна Александровна.
– Именно. Когда я была здесь утром, то свободных номеров не было, но вы сказали, что к вечеру…
– Помню, конечно, – Кирилл Степанович бегло взглянул на лысого, который до сих пор никоим образом не обозначил своего присутствия.
– Так что, номер уже освободился?
– Да, – ответил Кирилл Степанович, но затем покосился на лысого и поправился: – Вернее, нет…
– Что это значит?