Он подхватил ее вещи и вынес из комнаты. Только после, дома разбирая сумки и папки, Аня поняла, что оставила на столе свой рисунок.
“Можно было бы видеться чаще, если на душе так неспокойно”, – подумала она, прокрутив это воспоминание. – “Ну не может же он относится ко мне как к эскортнице? Когда захотел – вызвал”.
От этой горькой мысли у нее зачесались боковые валики на пальцах, которые следовало немедленно погрызть, заодно вместе покрытием.
“Таким не предлагают остаться на завтрак, не то что жить. Успокойся. Не сходи с ума, Аня”. – она сделала себе внушение и с двойным усердием принялась гнать упаднические мысли из головы.
У ворот ее встретила горничная Светлана, и ничем не выдала, что они когда-то уже познакомились. Молча провела к дому через прекрасный сад , который изменился осенью, и приобрел флер благородного золотого увядания. Аполлинария Илларионовна принимала в гостиной. Она, наряженная в серое шерстяное платье и темную шаль, сидела у окна и читала маленькую книжку в черной кожаной обложке.
– Добрый день, – поздоровалась Аня, стоя в дверях.
– А, добрый, – ведьма отложила свое занятие и повернулась к гостье. – Проходи, деточка, присаживайся. Дай-ка я на тебя посмотрю.
Аня прошла и заняла указанное место в кресле напротив, скрестив ноги под углом, как учили в коротких роликах по этикету. Генеральша с четверть минуты разглядывала свою визитершу.
– Так о чем же ты хотела поговорить?
– Да. Дело вот какое – впервые за долгое время Аня смогла пересказать историю целиком не таясь и не виляя, что существенно облегчило ей совесть. Ведьма не перебивала, только слегка кивала. Не в такт рассказу, а будто своим мыслям.
– Угу, – сказала она нахмурившись, когда гостья наконец умолкла.
– И теперь все стало слишком сложно, – подытожила Анна, вздохнув.
– Конечно. Но тебя ведь не только околокриминальные дела темных волнуют, верно? Могу я задать личный вопрос? – получив несмелый утвердительный кивок, она продолжила, – Ваши отношения со Святославом изменились?
– Ох! – вырвалось у Аня, и она почувствовала, как щеки заливает краснотой. – Я…То есть мы…
– Ясно. Он выбрал тебя. Теперь объяснимы разительные перемены. Не то, чтобы мне импонировала современная мода, но в этом наряде ты выглядишь просто прелестно.
– Благодарю… – пересохшими враз губами пролепетала в ответ гостья.
– Тебя беспокоит, что он другой? Вишневский младший – мужчина непростой, это точно. Самоуверенный гордец с замашками бога и упрямством осла, – столь резкие выражения в адрес Свята, сперва вызвали замешательство, а после ироничную согласную полу-ухмылку на лице Ани. – Милая моя, все они такие. С его статусом это нормально и естественно.
– Мне кажется, что я не дотягиваю до вышины – под нос прошептала она в ответ, тихо сознавшись себе в том, что мучило ее долгое время.
– Чепуха! Ты не дотягиваешь до него, потому что сама себя в том убеждаешь. Забиваешь голову глупостями. Если хочешь знать, я тоже не всегда имела это, – ведьма развела руками вокруг. – Я жила с двоюродной бабкой в маленькой комнатушке в коммунальной квартире, носила платье с заплатанными локтями, и чуралась людей. Мой любимый Петр нашел меня после войны в разрушенном Ленинграде. Я была в два раза тоньше чем ты сейчас, с единственным приданым – сапогами на несколько размеров больше, снятыми с трупа. Да-да. И ты думаешь не болтали? Он прославленный командир, герой! А я? Бесприданница, сирота, некрасивая, и старше него. Вот что мне приходилось слышать за спиной даже от хороших людей. А если б я их послушала? То-то же! Хочешь ему соответствовать? Начни с себя, и вырви с корнем сомнения в душе, если ты конечно уверена в своих чувствах. А это другой разговор.
– Нет-нет, я… есть еще. Макс, тогда сказал: Свят не может быть хорошим, что сила Владимира в нем ведет к темной стороне. И хуже него только Роза.
– Верно, такая сила со временем отравляет слабый характер, но Святославу это едва ли грозит с его внутренним стержнем. Не волнуйся. Роза, говоришь? Хм, Роза… где-то я… Подождешь несколько минут?
Ведьма нажала на кнопки пульта и выехала в соседнюю комнату, крикнув там Светлану. Аня перебирала пальцы на руках и оглядывала помещение в ожидании. Портрет генерала Гордеева так и висел на самом почетном месте. Она готова был поспорить, что в личных покоях его изображений куда больше. Спустя столько лет вдова хранила любовь к своему почившему мужу, и Ане эти чувства казались чем-то неземным, что достойно глубочайшего уважения. ГОна задавалась вопросом – а сможет ли также?
Время ожидания затягивалось. Горничная принесла поднос с чаем и домашним печеньем. Аня выпила одну чашку, едва та остыла, а к угощению притрагиваться постеснялась. Она разглядывала темнеющий закат за окном, отражающийся в мокрых листьях и красных ягодах лимонника. Отличная бы вышла фотография, но сумочку с телефоном она оставила в прихожей.
Ведьма появилась спустя полчаса, держа на коленях потрепанный фолиант. На ее лице застыло строгое и обеспокоенное выражение.
– У нас проблемы, девочка, – отчеканила она, занимая прежнее место.
– Какие?
– Роза – последняя верховная темных. Которая в конце девятнадцатого века навертела таких дел, что пришлось им самораспуститься, и разбежаться по углам будто крысам. Ее имя вычеркнули отовсюду и наши, и ваши. Моя прабабушка жила в то время, но я не застала. Это ее гримуар, – она раскрыла книгу и протянула Ане. Желтые толстые страницы покрыты мелким почерком и перемежались рисунками, цифрами и символами. Было не совсем ясно, что обычная девушка должна разобрать. Но Аполлинария Илларионовна пояснила, – Страницы того периода вырваны. Я бы и не догадалась. Она лишь раз говорит о “новой верховной немке”, а вот уже здесь в начале листа замазана фраза, но с обратной стороны отпечаталось от сильного нажима при письме. Выходит написано: “Роза мертва. Темных больше нет. Мы свободны”. А я все догадаться не могла, что она скрывала? Старые ведьмы молчали как партизаны на допросе, и мне, молодой пигалице, ни полслова не поясняли. Потому Борис едва ли мог услышать о круге от наставника.
Генеральша позвонила в маленький колокольчик, вызывая Светлану.
– Подай телефон, – приказала она и через секунду трубка оказалась в руках. После набора номера раздались тихие протяжные гудки, которые быстро оборвались. – Клава? Привет, моя дорогая …Ты еще не покинула столицу? … Очень хорошо! Бросай свой семинар и едь ко мне… Что случилось? Война начинается… Какие тут шутки?!… Жду, адрес знаешь.
Она завершила звонок и обратилась к Ане.
– Скоро должна прибыть моя давняя товарка. Настоятельно рекомендую ее дождаться, даже если придется заночевать. А теперь расскажи все сначала в мельчайших подробностях. И особенно тот момент, откуда темные узнали, что ты и Святослав летом были здесь вместе.
Эпилог
– Да, че ты? Все нормально, не психуй, – Макс сжал старую телефонную трубку и с напускной развязностью глянул на собеседника сквозь армированное стекло переговорной будки изолятора временного содержания.
– Скажи мне, Гриша, ты идиот? – человек напротив со спокойствием удава выдержал очередную фамильярность.
– Не называй меня так! – прошипел он в ответ.
– Зачем ты к нему полез? Забыл, что должен был делать? – продолжил давить нежданный посетитель.
– Поговорить хотел, чего непонятного? – Макс развалился на стуле и прижал белую потертую трубку плечом к уху, а сам сложил руки на груди, насколько позволяли наручники.
– И как?
– Как видишь.
– Девчонку зачем…
Собеседник не успел задать вопрос до конца, парень оскалился и выдал ответ сквозь зубы, ведь повторял одно и то же не в первый раз:
– Она подошла. Идеальное совпадение. Спустя столько попыток. Все свершилось бы в тот же вечер. Разве мы не этого хотели?
– Идиот, – констатировал посетитель.
– Брось. Зато теперь мы знаем…
– Они тоже. – припечатал человек, а после пробормотал в сторону, – Черт дернул связаться с дураком. Если хочешь сделать хорошо – делай сам.
– Ой, никого другого у тебя все равно нет, – обиделся Макс.
Собеседник прожег его тяжелым усталым взглядом, который с трудом можно было вынести. Затем кивнул и собрался вставать.
– Эй! Ты вытащишь меня отсюда? – крикнул в трубку парень, вскочил и опрокинул стул.
– Зачем? Посидишь, подумаешь о своем поведении, – человек безразлично покачал головой.
– Нееет! Только не это! Они меня в дурку отправят.