Сломанные вещи. Часть 2 из 4

– Как статусная вещь? Тогда я должен быть похож на таковую.

Неожиданно вклинивается Голос-в-голове: Это что-то из БДСМ? Надеть на него ошейник с поводком? Мне нравится!

Еле отмахавшись от Голоса с его «рейтингом самых сексуальных ошейников, нет, ты только посмотри!», предлагаю вариант получше:

– Или, вот, ещё есть искусство. Картины. Статуи. Они просто украшают жизнь.

Да, почему бы ему не побыть божественно прекрасным предметом искусства, лежащим на моём диване? Я бы любовалась им целыми днями.

Но Син хмурится недоумевающе:

– С этим сложнее. Картины двухмерные, а статуи неподвижные. И не дышат. Я бы предпочёл быть предметом роскоши. Ведь роботов для этого тоже покупают?

– Да, – киваю. – Да. И ты вполне похож. Весь такой… классный. Нужно только освежать стрижку время от времени и покупать модные шмотки. Но давай умеренно, я не потяну все новинки высокой моды. Так что? Как насчёт такой функции? Ты уже её выполняешь. – Решившись, всё же добавляю: – И на предмет искусства потянешь. А ещё выполняешь функции моего собеседника. Видишь? Ты совершенно точно не бесполезный. Так что без готовки можно обойтись. Разве что тебе это нравится. Но я вполне нормально живу на пицце и кофе, мне ничего больше не нужно. И в подземке – это было лишнее. Да, у меня иногда болит голова, но я привыкла, всё нормально. Я бы сама добралась.

– Ничего «нормального» в этом не было. Давно это началось?

Хоть я и собиралась вести себя доброжелательно, сейчас не могу сдержать раздражённый вздох. Вообще-то это унизительно: сидишь напротив привлекательного мужчины, а единственное, о чём он хочет разговаривать, – твои проблемы со здоровьем. Да, это вроде как забота, но мне не нравится выглядеть в его глазах больной развалиной. Надеясь покончить с этим побыстрее, размеренно выдаю информацию:

– Приступы головной боли начались после установки системы контроля эмоций. Сначала поставили стандартную… – запнувшись стыдливо, через силу продолжаю: – Но она не подошла, заменили на индивидуальную. Подробностей не знаю. Некоторое время наблюдалась у семейного врача, он выписывал какие-то таблетки, разные, горькие, названий не помню. Потом стало лучше. Сейчас иногда голова болит, но в целом всё нормально.

– И сейчас ты не принимаешь никаких медикаментов, кроме этих, – Син указывает на кухонный шкафчик, где стоит конфетница с таблетками, – и двух видов обезболивающего в спальне?

– Ты рылся в моих вещах? – я стараюсь держать спокойный тон, но получается так себе.

Однако Син смотрит в ответ без всяких признаков вины.

– Да. Я должен был найти средство купировать твой приступ. Или ты бы предпочла довести дело до мозгового кровоизлияния?

Кровоизлияние в сочетании с системой, установленной в мозгу, может дать непредсказуемый результат – и мысль об этом мгновенно охлаждает.

– Нет. Спасибо. Кстати, где ты это взял? То, что уколол. Судя по ощущениям, что-то незнакомое.

– Купил в аптеке. Но если ты не начнёшь лечиться, безрецептурные препараты уже могут не помочь.

– Не знаю, по-моему, всё не так уж плохо.

Син смотрит долго. В конце концов спрашивает:

– Записать тебя на обследование?

Помявшись, отвечаю прямо:

– Нет.

Слава богам, Син реагирует спокойно. Не настаивает, не отчитывает.

– Ты не ответила на вопрос. Принимаешь только эти медикаменты?

– Да, – я поджимаю губы, показывая, что недовольна его допросом.

Однако Син подчёркнуто не обращает внимания на мою реакцию.

– Тогда, на Одде, у тебя было сотрясение мозга. Когда я тебя толкнул. Извини, но мне показалось, что это лучше, чем очередь из пулемёта. Было что-нибудь ещё? Травмы? Лежала в больнице?

– Нет.

– Бывали потери сознания?

– Иногда.

– Как часто?

– Раз в пару месяцев.

Син оглядывает меня то ли удивлённо, то ли укоризненно. Осторожно продолжает:

– И как часто ты плохо себя чувствуешь в подземке?

Виновато опускаю голову. Сердце стучит беспокойно. Дышать трудно.

– Каждый раз.

Всё внутри привычно сжимается в ожидании вспышки гнева. Да, я понимаю, что Син не ударит меня – не должен, – но против страха разумные рассуждения не помогают. Я виновата. За ошибкой следует наказание. Обязано следовать.

– Так почему ты туда пошла?

Не выдержав напряжения, вскакиваю к кофемашине. Доводы разума – это хорошо, но никогда не лишне отойти подальше от человека, который тобой недоволен.

– Не хотела ехать на такси.

Чуть было не добавляю: «Так безопаснее», – но в последний момент сдерживаюсь. Не стоит этого говорить, он точно не поймёт, почему подземка, так влияющая на мой организм, кажется мне более безопасной. Да я и сама не понимаю, а желания разбираться нет: в глубине подсознания ворочаются мысли и чувства смутные, но явно пугающие. Лучше их не трогать. Безопаснее просто следовать их требованиям, не докапываясь до причин.

– Можно последний вопрос?

– М-м? – я делаю вид, что полностью поглощена кнопками кофемашины, хотя на самом деле кофе совершенно не хочется.

– Когда конкретно тебе поставили систему? В медкарте это почему-то не указано.

– Конечно, потому что запись была в детской карте, а она по закону скрыта. В десять лет. Через два дня после дня рождения.

– Надеюсь, это шутка? – он смотрит настороженно. – До восемнадцати такие операции запрещены.

Помахиваю рукой с золотым браслетом чипа.

– Кого волнует закон, когда есть деньги?

– В таком возрасте нужно было разрешение твоего отца. И он разрешил?