Лотос, рожденный в грязи

– А ты попробуй, – невозмутимо отозвался он. – Иногда самые глупые идеи оказываются самыми рабочими.

– Ты долго еще? – кидая тоскливый взгляд на плиту, спросила Тина. – Очень есть хочется…

– Минут пять потерпи. Снежанка, кстати, написала, согласна выйти, но просит потом возможность догулять.

– Я не возражаю. Мы просто сейчас без нее вряд ли справимся. Ты, скорее, прав, что не хочешь наши лица светить этой Инаре Васильевне. Когда второй человек говорит, что она не так проста, всякое может быть. Вдруг придется другую легенду выдумывать…

– Ну, вот как раз Снежанка за ней и походит, посмотрит, чем живет и дышит наша бабуля, которая, судя по отзывам, вовсе не божий одуванчик, хотя очень пытается, – хохотнул Добрыня. – А вообще, хорошо бы, чтоб не пришлось лезть в этот монастырь, не нравится мне что-то в этом деле.

– А ты думаешь, что лезть придется?

– Надеюсь, что как-нибудь избежим, но ты ведь знаешь, что в нашем деле никогда ничего не идет так, как планируешь. Все, Тинка, неси тарелки, у меня готово.

Решение поехать на консультацию к Николаю Петровичу Садыкову пришло ей ночью. Тина даже проснулась, села и потрясла головой – настолько реальным показался сон, в котором она опять оказалась на кафедре религиоведения Университета МВД и внимательно слушает лекцию о возникновении псевдорелигиозных культов в России.

– Ну ведь точно – Садыков же! – пробормотала она, спуская ноги с кровати и тихонько, чтобы не разбудить спящего рядом Вовчика, направляясь в кухню. – Уж он-то наверняка все об этом знает, сможет хотя бы направление задать.

Часы показывали половину пятого, можно было еще поспать, но Тина знала – стоит лечь, и промучается без сна, устанет сильнее, чем от недосыпа. Потому лучше сварить кофе и еще раз прошерстить интернет на предмет упоминаний о духовнике Василии.

Ноутбук так и стоял на подоконнике, куда она закинула его вчера, отправляясь спать, это было непременным условием, выдвинутым мужем, – не тащить работу хотя бы в спальню, если уж по какой-то причине все-таки пришлось брать ее домой. Сам он тоже никогда не брал свои гаджеты в кровать, так они договорились с первых дней совместной жизни. И в этом, как сейчас понимала Тина, был резон – так они принадлежали друг другу, разговаривали на отвлеченные темы, а не утыкались каждый в свой экран.

Она включила плиту, заглянула в кофемолку и обрадовалась, увидев, что зерна муж смолол с вечера, как будто чувствовал, что она встанет рано, захочет кофе, но совершенно не захочет будить его жужжанием кофемолки.

– Господи, Добрыня, и в кого ты у меня такой внимательный, а? – пробормотала она, насыпая порошок в джезву.

Наблюдая за медленно поднимавшейся в джезве пенкой, Тина, уперев правую ногу ступней в левое бедро, стояла в позе цапли, стараясь не пошатываться при этом. Последствия ранения иной раз давали себя знать, у нее кружилась голова, особенно утром, если вдруг Тина резко вставала с кровати, а это упражнение помогало сконцентрироваться. Поменяв ноги, она ловко сдернула с конфорки джезву, успев сделать это буквально за секунду до того, как горячий напиток вылился бы на плиту.

– Ловкость рук и никакого мошенничества, – пробормотала Тина довольно.

Устроившись за столом и раздвинув занавески так, чтобы видеть занимающийся над городом рассвет, она включила ноутбук и сделала глоток кофе. Поисковики по-прежнему выдавали крайне мало информации, словно бы таинственный духовник Василий не был живым человеком, а существовал исключительно в сознании своей паствы. Но Тина знала, что так не бывает, всегда есть какие-то зацепки, и она их найдет.

В одной из соцсетей ей попался наконец пост с фотографиями реки, берега которой заросли елями, носа лодки, на которой, видимо, переплавлялись те, кто эти фото сделал, и снимок какого-то просторного помещения, в котором был установлен длинный стол, уставленный тарелками с едой. И это все, никакой конкретики, кроме общих восторженных фраз о великой благости, полученной от духовника Василия, и умиротворении, сошедшем на посетившую монастырь даму.

– Ну, природа явно не средней полосы России, такие реки бывают у нас в Сибири, например, – бормотала Тина, то увеличивая кадр, то возвращая ему нормальные размеры. – И поди тут разбери, где это снято. Если переплавляются, значит, другой дороги туда нет, только через реку. Это плохо, просто так не попадешь, нужен проводник. А проводники явно из своих, чтобы любопытные не залетали, значит, надо легенду выдумывать. Стоп. А кто у нас дамочка? – вдруг подумала Тина вслух и принялась изучать страницу женщины, опубликовавшей фотографии.

Оказалось, что дама столичная, небедная, владеет большой фирмой, занимающейся поставками медицинского оборудования. Ухоженная, красивая женщина лет сорока, предпочитающая дорогие машины, натуральные шубы и крупные бриллианты.

– И зачем тебе, дорогая, проповеди какого-то новоявленного духовника? – бормотала Тина, разглядывая фотографии женщины из различных точек мира. – Материальных проблем явно нет, муж имеется, дети благополучные. Острых ощущений захотелось? В принципе, таким легче всего впаривать любые бредовые идеи, если они касаются чего-то высшего, вроде как духовного. Но как она попала в монастырь, о котором никто ничего не знает?

Решение поехать на кафедру казалось все более правильным. Тина допила кофе, сходила в душ, уже не боясь разбудить Вовчика, высушила волосы и накрасилась. Муж, недовольно ворча, делал зарядку в большой комнате, когда она вышла из ванной:

– Ты чего в такую рань бродишь?

– Ты уж определись – плохо, что встаю рано, или плохо, что сплю допоздна, – фыркнула Тина. – План такой. Ты опять по подружкам Мирославы, а я сперва в Университет МВД, а потом к матери.

– А в Университет зачем? – удивился Вовчик, перестав отжиматься от пола.

– К Садыкову на кафедру, вдруг что умное подскажет. Ну вообще же ноль информации, хотя пару фоток вот зацепила на странице какой-то богатой мадам.

– А мне, значит, опять малолетки бешеные достанутся? – недовольно буркнул Кущин, садясь и складывая ноги по-турецки.

– Ну, Вов… у тебя неплохо вроде получается. И потом, с мужчиной молодые девчонки охотнее на контакт идут, – улыбнулась Тина, сбрасывая в рюкзак блокнот, телефон и косметичку с мелочами.

– Вот это меня, дорогая, и напрягает, – вздохнул Вовчик, упираясь в колени ладонями и стараясьприжать их к полу. – Мало занимаюсь, растяжка пропала, – пожаловался он. – Надо хоть в зал, что ли, походить, в комплексе ведь есть.

– Зал-то есть, а вот времени на него у тебя, дорогой мой, совершенно нет. У нас дело, если заметил.

– Да заметил, как тут не заметишь. – Вовчик опрокинулся на спину, растянулся на полу и закрыл глаза. – Ты поздно вернешься?

– Не буду загадывать.

Тина повернулась, чтобы выйти, и нечаянно зацепила ногой отодвинутый в угол комнаты журнальный столик, на котором с вечера остался бокал с газировкой, которую пил Добрыня. Разумеется, бокал опрокинулся, выплеснув остатки содержимого прямо на светлые брюки Тины. Она взвизгнула и грозно посмотрела на мужа:

– Сто раз повторять надо?! Уноси в кухню!

– Под ноги смотри, – буркнул он. – Вечно летишь сломя голову.

– Ну вот куда я теперь? – рассматривая темное пятно, расплывшееся по правой брючине, спросила Тина. – И глаженого ничего нет!

– Джинсы надень, их можно не гладить. А вообще… – но она предупреждающе подняла руку, и муж согласился: – Все, молчу.

– Вот и молчи. Некогда мне глажкой заниматься. Да, я плохая хозяйка, но ты знал, на ком женишься.

– А я что, возмущаюсь? – удивился Вовчик, вставая с пола.

– И продолжай в том же духе, – буркнула Тина, направляясь в гардеробную переодеваться.

«Вечно что-то такое случается, если предстоит сложный день, – бурчала Тина про себя, направляясь к метро. – Будь я чуть более суеверна, чем есть, никуда вообще бы не пошла».

Оказалось, что бокал газировки, пролившейся на брюки, не был единственной неприятностью, заготовленной для нее кем-то наверху, потому что на подходе к светофору мимо промчался самокатчик, со всей дури давший по газам в луже, и брызги грязной воды ожидаемо попали на Тину. Джинсы, куртка и даже лицо оказались заляпаны так, что ей не оставалось ничего, кроме как вернуться домой.

– Просто молчи! – сразу на пороге предостерегла она уже собравшегося уходить Кущина, и тот изобразил рукой движение, будто запирал рот на замок.

Так же молча он исчез за дверью квартиры, оставив Тину разбираться с новыми проблемами в одежде.

– Ну вообще… – бурчала она, роясь на вешалках и в ящиках. – Что за день-то такой… Хоть, действительно, отменяй все и сиди дома… Нет, нельзя, время идет, надо работать…

Вытянув наконец с одной из полок водолазку, а с вешалки длинную юбку, Володина наскоро переоделась, сунула грязные вещи в машинку, протерла лицо и, поправив макияж, снова вышла из квартиры.

– Почему никто не запретит идиотам управлять самокатами? – бормотала она, с опаской прислушиваясь, не едет ли сзади очередной лихач на двухколесном транспорте.

Нырнув в метро, она почувствовала облегчение – здесь, по крайней мере, нет лихих ездоков, да и народа уже не так много, основная масса уехала. Устроившись на сиденье, она вынула телефон и открыла пришедшее сообщение – это оказалась фотография Мирославы Ифантьевой в возрасте четырнадцати лет, присланная ее отцом.

«У подружки выпросил», – гласила короткая подпись.

Тина не стала слишком пристально рассматривать снимок, отметила только, что волосы у девушки и в четырнадцать по-прежнему были кудрявыми, как в шесть, вились на висках.

Спрятав телефон в сумку, она принялась мысленно формулировать вопросы, которые непременно следует задать Садыкову.