– Никакого, – хмыкнул герцог.
Конюх усадил пса, достал из кармана аккуратно сложенную тряпицу, склонился и вытер ей все разлитое вино. Затем резким движением запрокинул голову пса, раскрыл ему пасть и отжал туда тряпку, после чего зажал псу пасть, не давая ничего выплюнуть, и стал поглаживать по шее, вынуждая его быстрее все проглотить.
Минут через пять пса начала бить крупная дрожь, у него закатились глаза, изо рта пошла пена, и он рухнул на пол.
– Мило, очень мило… – пробормотал герцог, глядя на пса, потом вновь дернул шнурок и приказал появившемуся слуге: – Вынесите эту падаль.
Слуга вместе с конюхом подхватили бесчувственное тело пса и поспешно вытащили его из покоев. Герцог повернулся к Виктору:
– Хорошо, что хоть яд выбрал быстродействующий, мучиться пришлось бы недолго.
– Господин… – Виктор опустился на колени.
– Хватит оправдываться, – резко прервал его тот, – я готов простить тебе эту неудавшуюся попытку. Я надеюсь ты понял, что хоть твоя госпожа и не питает ко мне нежных чувств, но не позволит тебе ничего предпринять против меня…
– Да, господин, я понял, – Виктор сообразил, что никакие его оправдания приняты все равно не будут, и решил смириться, – если Вы соблаговолите сохранить мне жизнь, больше подобное не повторится.
– Ну вот уже лучше… я рад, что ты не стал спорить с очевидным, – хмыкнул герцог, – я бы конечно ни за что бы не спустил тебе подобное, будь ты моим слугой, но моя супруга, мальчик, явно привязалась к тебе… и мне не хочется ее огорчать, поэтому я прощу.
– Вы несказанно добры, господин, – не вставая с колен, тихо проговорил Виктор, он догадался, что это только начало разговора, и герцог непременно что-то сейчас потребует от него. Что-то такое, что выполнить ему будет совсем непросто.
– По большому счету мне абсолютно все равно как ты относишься ко мне, я удовлетворюсь твоим обещанием больше не пытаться отравить меня. Ведь ты пообещаешь мне это?
– Да, господин, я клянусь, что никогда ничего не предприму против Вас и никогда не попытаюсь Вас отравить.
– Замечательно… Это, что касается меня. А вот, что касается твоей госпожи тут вопрос, конечно сложней. Я надеюсь, что она небезразлична тебе, и ты предан ей и ее интересам. Не так ли?
– Да, господин.
– Ты любишь ее?
– Да, господин.
– И в чем это выражается?
– Лишь в том, что я никогда не позволю себе никакой непочтительности по отношению к ней и тем, что я стараюсь с максимальной старательностью выполнять все ее приказания.
– Этого мало… очень мало… понимаешь?
– Вы хотите, чтобы я что-то большее делал для нее?
– Да, хочу, – кивнул герцог, – настолько хочу, что готов закрыть глаза на то, что ты пытался отравить меня… причем как мне кажется не без помощи твоей сестрицы-колдуньи… Иначе как объяснить то, что ты за столь короткое время сумел отравить вино, причем даже сам не был в этом уверен. Тут явно без колдовства не обошлось. Король, конечно же, зря помиловал ее, такие люди, даже под надзором чрезвычайно опасны.
– Я не общался с ней с тех пор, как нас арестовали, господин. Она здесь вообще абсолютно не причем, она даже не знает, где я.
– Кто ж в это поверит, мальчик, когда налицо совсем другая картина… Но я не буду предъявлять обвинений ни тебе, ни ей, если ты, конечно, будешь покорен моей воле и будешь ревностно и со старанием служить своей госпоже.
– Что я должен делать?
– Прежде всего, по-настоящему любить свою госпожу. Так любить, что хотеть выполнить не только те ее желания, о которых она говорит, но и те о которых она умалчивает. Ты должен жить только для нее, ради нее и во имя нее. Понял?
– Не совсем.
– Жаль, что ты не понимаешь. Ты ведь постоянно с ней, неужели ты не видишь, что она несчастна?
– Вижу, господин, но разве в моих силах это исправить?
– Конечно в твоих. Я предоставил для этого тебе все возможности, какие только мог, а ты лишь усугубляешь ситуацию и заводишь ее в тупик.
– Что Вы имеете в виду?
– О, Господи! – раздраженно проговорил герцог. – Ты что, настолько туп, что ничего не понимаешь или прикидываешься? Я, можно сказать, уже даже все разжевал и положил тебе в рот, проглоти хотя бы сам.
– На что Вы намекаете, господин?
– Ладно, объясню совсем доходчиво. В самом начале нашей супружеской жизни моя супруга под воздействием эмоций пообещала, что у нее больше никогда не будет никаких интимных отношений. Я бы пережил это, но я вижу, что они необходимы ей, как необходимы любой нормальной, здоровой женщине. Вначале, я надеялся, что она не устоит перед обаянием короля, а, допустив в свою жизнь одного мужчину, потом сможет вернуться и ко мне. Но король видит в ней лишь сестру. А я слишком люблю ее, чтобы оставить все так, как есть. Я взял тебя именно для этого. Я закрою глаза на все, если ты сумеешь удовлетворить ее. Моей жене необходима мужская любовь и ласка.
– Но господин, разве я посмею? – изумленно прошептал Виктор.
– Посмеешь, если не хочешь перед собственной мучительной казнью увидеть аутодафе родной сестры.
– Но госпожа… она не позволит мне… И потом мне кажется, она ждет чего-то подобного.
– Я знаю, и что с того, что ждет? Уговаривай, проси, умоляй, тебе для чего язык дан? А не согласится, выбери момент, когда вы одни и, используя силу, постарайся доставить ей удовольствие. Ты мужчина, ты сильнее ее, а потом природа возьмет свое.
– Она не простит мне этого.
– Об этом не беспокойся. Простит, она христианка, она всех прощает… Я думаю, она даже оставит тебя при себе, а не оставит, я найду для тебя место, не хуже, а когда со временем все забудется, верну ей, если захочешь. Главное, чтоб ты языком не трепал, но ты вроде как этим пороком не страдаешь…
– Я не смогу.
– Ты ведь сказал, что любишь ее, неужели не хочешь сделать ее счастливой? Это необходимо ей. Она не понимает этого, забив себе голову полнейшим бредом, а это очевидно. Если ты действительно любишь ее, то должен это видеть.
– Я не понимаю, почему Вы просите об этом меня, неужели Вы сами не можете сделать это, она же почти ни в чем не перечит Вам, Вы же ее супруг, неужели она посмеет Вам отказать?
– Я слишком люблю ее, чтобы заставлять и требовать… – герцог помолчал немного, а потом тихо добавил, – она до сих пор не простила меня, именно потому, что я супруг. Ей сложно переступить через собственную гордыню, но ей это необходимо, только это сможет вернуть мир в нашу семью, и наиболее безболезненно она сможет это сделать с тобой. Ты нравишься ей, я знаю это.
– Но господин, ведь это же грех…
– Ты о ней или о себе? Если о себе, так способствовать колдовству, покрывать его, а потом еще и травить того, кто помог тебе избежать справедливого возмездия, грех не меньший, как мне кажется. Однако ты легко на все это пошел, а сейчас вдруг об этом начал задумываться. Тебе это странным не кажется? А если о ней, то какой же это грех, если я, как ее супруг, ничего не имею против. Даже если он есть, то весь грех будет лишь на мне. Можешь ей сказать об этом, если она будет тебя упрекать.
– Вы уверены, что действительно хотите этого, и не будете потом сожалеть, об этом решении?
– Я никогда не сожалею о принятых решениях, мальчик. Так ты согласен?
– Да, господин, – Виктор пристально посмотрел на герцога, в его глазах читалась решимость, – надо быть полным идиотом, чтобы отказаться от подобного предложения. Ваша супруга сказочно прекрасна, чтобы Вы потом не сделали со мной, это будет стоить того.
– Я рад, что ты так считаешь, только ты не того опасаешься, мальчик. Я скорее изничтожу тебя, если ты не сделаешь это, чем наоборот, так что именно этого можешь не опасаться, – герцог мрачно усмехнулся, – Хоть я и понимаю, что данная ситуация абсолютно нетипична, но ни у кого больше и нет супруги, подобной моей.