Мы подошли к отечественной, с виду очень раздолбанной машине, но с полностью затемнёнными задними стёклами и с опознавательными знаками такси. На водительском сиденье спал мужчина, положив голову на руль.
Так как я шла впереди, то постучала ему в окошко и громко спросила: «Подвезёте?».
Подняв голову, он рявкнул: «Не работаю!» и тут его взгляд упал на того, кто стоял за моей спиной.
Он поспешно опустил окно и совсем другим тоном осведомился: «А Вам куда надо, сударыня?».
– Миш, отвези её, это недалеко, – проговорил старик и назвал адрес.
Водитель тут же выскочил из машины, я еле посторониться успела, и услужливо распахнул передо мной заднюю дверку, проговорив:
– Садитесь, пожалуйста.
– Спасибо, – проговорила я, обращаясь к старику, и села в машину.
Внутри она оказалась великолепна. Кожаное шикарное сиденье на двух человек с подлокотниками и небольшим столиком посередине. От сиденья водителя его отделяла непроницаемая перегородка со встроенным экраном и колонками по бокам. То есть заглянув в машину через передние стёкла, заднюю часть было не видно.
Когда водитель тронул автомобиль, по плавности хода и набору скорости я поняла, что с отечественным автопромом её роднит только внешний вид. А когда он выехал на полосу общественного транспорта, я поняла зачем опознавательные знаки такси. Даже бугатти Вадика не могло похвастаться такой скоростью в городе. На ум сразу пришёл автомобиль Карл, описанный Ремарком, выглядевший снаружи как развалюха и имеющий спортивный двигатель. Это была современная версия Карла. Василий Никифорович развлекался как мог.
Почти сразу я вспомнила, что не предупредила водителя, что к центральному входу подъезжать не надо и стала судорожно оглядывать панель в надежде найти кнопку переговорного устройства. В глаза бросилась самая большая, и я нажала на неё.
На экране возникло изображение с камеры, направленной на лицо водителя и в динамиках зазвучал его голос:
– Сударыня, если хотите что-то сказать, держите нажатой эту кнопку.
Я нажала ее и, не отпуская, проговорила:
– Можете подъехать к подземному переходу сбоку от здания?
– Конечно. Сделаю, – проговорил он и добавил, – если захотите камеру отключить, два раза непрерывно, как мышкой, на кнопку нажмите.
– Спасибо, – проговорила я, держа кнопку, потом, дважды щёлкнув, отключила камеру.
Когда мы подъехали к указанному месту, и машина остановилась, водитель распахнул передо мной дверь, помог выйти и проговорил:
– Извините, что был не особенно вежлив вначале.
– Пустяки. Вы меня прекрасно довезли. Благодарю, – ответила я и, дождавшись, чтобы машина не только отъехала, а полностью скрылась из вида, вошла в подземный переход.
Глава 12
***
Когда я по знакомому маршруту, через чёрный ход, вернулась в кабинет, благо моё приспособление выдержало, и дверь не закрылась, то услышала, что звонит мобильный.
Я сразу метнулась в душ, закрылась там и, включив воду, начала быстро раздеваться. Если меня искали, пусть генеральный думает, что я всё это время была в душе. Кроме него и меня без вызова заходить в наш кабинет не разрешалось никому.
Минут через десять в дверь постучали, и я услышала громкий голос босса:
– Ты там живая?
– Нет, дохлая, – стоя под струями воды, отозвалась я.
– Ты пошути мне так, мигом дверь выломаю.
– Кретинкам и дурам можно шутить, как угодно, – перекрикивая шум воды, ответила я, – и если кто-то сейчас выломает эту дверь, то очень об этом пожалеет.
– Ты там долго ещё плескаться намерена?
– Пока в русалку не превращусь.
– Тогда я пошёл покурю. Выйдешь, позвони.
– Дуры и кретинки никому не звонят. Так что обломись.
– Через двадцать минут вернусь. Выйди к этому времени, пожалуйста. Поговорить надо.
Когда он пришёл через двадцать минут, я сидела в комнате отдыха на диване в махровом халате и с полотенцем на голове.
– Я рад, что ты начала пользоваться удобствами нашего кабинета, – осторожно начал он.
– Я рада, что ты рад, – откликнулась я.
– И ещё мне очень бы хотелось тебя попросить, когда в следующий раз в душ или тренажёрный зал пойдёшь, захвати с собой телефон, пожалуйста. Ты очень меня напугала. Я звоню, не отвечаешь, Света говорит, ты не выходила, но ей ты не отвечаешь тоже, ни по селектору, ни на телефон. Даже Борис тебе звонил – ноль эмоций. Что я должен думать? Посылать проверять, не валяешься ли ты в отключке?
– Хоти себе дальше. Мне-то что? Я дура и кретинка. А они никаких просьб не выполняют.
– Слушай, Алин. Тебе же не десять лет. Ты прекрасно поняла, почему я психанул, но упрямо продолжаешь демонстрировать обиду. А обижаться должен я, а не ты.
– Да неужели? На что? Вот на что? На то что я сказала правду, что тебе меня послали, чтобы из-под удара вывести? Это ведь очевидно. На что тут обижаться?
– Ты намекаешь, что я ушёл из-под удара, подставив тебя.
– Это сделал не ты. Вселенная дала тебе возможность воспользоваться ситуацией, и ты ей неосознанно воспользовался. Что тут обидного?
– Я не отношусь к тебе как к расходному материалу и жертвовать тобой не хотел. Ты дорога мне, очень дорога. Если бы я хотя бы предполагал…
– Босс, вот только мне-то впаривать не надо. Я без претензий абсолютно, но ты ведь прекрасно помнишь, что я в открытую говорила тебе, и ты мне не поверил. А теперь говоришь, что предположить не мог. Ты меня за эту самую дуру и кретинку и держал. Типа отправляйся на встречу, как тупая кукла, тебе думать не положено, женщин при рождении мозгами обделяют, нет их у них. Но это хоть завуалировано было. А сейчас уже в открытую начал так называть. Это как-то уж совсем не комильфо, босс.
– Господи, как же ты всё вывернула. Не думал я так абсолютно. И уже признался, что в той ситуации кретином был я.
– Я тебе как раз и объяснила для чего ты им был. Это дало тебе возможность картину всю целиком увидеть и предпринять определённые действия. Я поэтому и согласилась в итоге.
И тут произошло то, чего я никак не ожидала. Он опустился передо мной на колени. Не театрально, не с иронией, а покаянно, с искренним раскаянием и, обхватив кисти моих рук своими прижал к губам, зашептав: «Прости, прости меня, пожалуйста».
В первый момент я ошеломлённо замерла, а во второй уже вскочила и, вырвав руки, начала тянуть его вверх за плечи, срывающимся голосом повторяя: «Не смей! Встань сейчас же! Не смей!».
Поднять здоровенного крепко-сложенного мужчину без его на то желания было нереально, а сам он вставать не торопился, наоборот плотно обхватил меня за талию и уткнулся головой в живот, тихо проговорив: «Не встану, пока не простишь».