– Излишне это… – герцогиня покачала головой, – не того следует опасаться.
– А чего? Ты же ничего не говоришь, – король раздраженно прошелся из угла в угол.
– Это чувства, Артур, их невозможно рассказать. Все что я могла сказать, я Вам уже сказала.
– Ты не сказала ничего конкретного.
– А я и не знаю ничего конкретного.
– Тогда все будет так, как я сказал. Жду тебя в пиршественной зале. А пока я переговорю с герцогом о его предстоящей поездке и еще сообщу ему, что ты его простила.
– Да, Ваше Величество, – склонила перед ним голову герцогиня.
Король удовлетворенно кивнул и вышел.
– Вставай, – герцогиня обернулась к Виктору, – и позови Сьюзен, чтобы она помогла мне переодеться.
Сьюзен уже заканчивала зашнуровывать корсет платья герцогини, когда в апартаменты вошел герцог. Сьюзен поспешно завязав последний узел, выскользнула за дверь, а герцог обернулся к стоявшему в глубине комнаты Виктору.
– Неужели тебе так антипатична моя супруга, мальчик, что ты за столь долгий срок так и не научился помогать ей так, чтобы это начало нравиться ей? – язвительно осведомился он.
– Моя госпожа прекрасна, господин, – Виктор поспешно опустился на колени, низко склонив голову, – и я очень стараюсь угодить ей…
– Плохо стараешься, – жестко прервал его герцог.
– Оставьте его, милорд. Я сама с ним разберусь. Мне нравится, как он помогает мне, – вмешалась герцогиня.
– Я поражаюсь Вам, дорогая, Вы вместо того, чтобы заставить своего пажа доставлять Вам лишь удовольствие или избавиться от него, жалуетесь королю. Со временем мальчик разочаровывает меня все больше и больше: я не вижу в нем ни восхищения, ни восторженно трепета перед Вами, ни желания угождать Вам во всем и радовать Вас… Получилось, что я взвалил на Вас дополнительную обузу. Вы терпите его рядом лишь из жалости, в память о своем первом супруге, а он это не ценит и не пытается исправить. Я начинаю раскаиваться, что решил подарить его Вам, да еще сказал кто он.
– Неужели Вы считаете, что мне не хватает восторженного обожания со стороны моего пажа? Вы не позабыли, о ком говорите, милорд? Его дело выполнять мои приказы, а не радовать чем-то меня! – в голосе герцогини зазвучала сталь.
Виктор почти никогда не слышал таких интонаций в ее голосе. Он привык, что к нему она всегда относилась доброжелательно. Хотя принимала его помощь сдержанно и даже чуть отстраненно, да и обращалась к нему всегда обезличенно и почти никогда не называла по имени, явственно обозначая между ними ту достаточно большую дистанцию, которую Виктор даже не помышлял сократить, всячески подчеркивая свое почтительное отношение к ней. Но, тем не менее, она старалась даже намеком никогда не обозначать его истинное положение при ней, несомненно, щадя его самолюбие. Поэтому прозвучавшая фраза удивила его.
– Жаль, что Вы так считаете, миледи. Так сложилось, что я слишком мало общаюсь с Вами и редко могу чем-то порадовать. Поэтому я надеялся, что мальчик, находясь всегда при Вас, научится Вас радовать и доставлять Вам удовольствие. По крайней мере, будет стремиться к этому. Но на деле все вышло иначе.
– Он мой слуга, Алекс… И только я буду решать, что от него требуется, – все тем же холодно-резким тоном продолжила герцогиня. – Поэтому и думать забудьте хоть что-то указывать ему. Попробуете вмешаться и начать его наказывать, и я перестану общаться не только с Вами, но и с королем. Меня все устраивает, а что не будет устраивать, я сама исправлю.
– Дорогая… – герцог сокрушенно покачал головой, – Вы снова начали злиться. Что я опять сделал не так? Вы хотите, чтоб я совсем не говорил Вам ничего? Почему любое проявление моей заботы Вы воспринимаете столь нелюбезно? Я не собираюсь наказывать Вашего слугу, разбирайтесь с ним сами… только будьте добры в этом случае, не срывайте на мне раздражение оттого, что Вам столь тяжело с ним.
– Я и не срываю ничего на Вас, я лишь предупредила, что хочу сама решать свои проблемы, – герцогиня раздраженно повела плечами.
– Вот видите, Вы сами признали, что они у Вас есть, – герцог обхватил ее руками за плечи, – и Вы не хотите принимать мою помощь… Разве это христианское поведение супруги? Разве Вы не должны полагаться на мужа, а я не должен заботиться о Вас? Да, я был виноват перед Вами, не спорю… но Вы упорно не даете мне ни малейшего шанса исправить ситуацию.
– Алекс, а Вы не можете заботиться как-то иначе? Разве наказание слуг это единственный доступный Вам способ ее проявления?
– Вас, моя дорогая, напрягает именно это, так почему бы мне не освободить Вас от этой неблагодарной, но необходимой обязанности?
– С чего Вы взяли, что это обязанность необходимая?
– Это аксиома, не требующая доказательств, милая. Лучше наказав, заранее объяснить правила поведения и закон, до того, как произойдет что-то непоправимое. Но если Вы хотите проверить это на собственном опыте – проверяйте, я устал спорить с Вами и объяснять Вам прописные истины. Только давайте ограничимся кругом Ваших личных слуг и еще договоримся: я не вмешиваюсь лишь до первого случая… а после него не вмешиваетесь уже Вы. Согласны?
Герцогиня долго молчала, а потом тихо спросила:
– А если это будет подстроено?
– Если будете сомневаться в этом, арбитром выступит король.
– Хорошо, если кто-то из моих личных слуг преступит закон, дальше их будете контролировать Вы.
– Что ж, тогда развлекайтесь. Я постараюсь ни во что не вмешиваться. Посмотрим, к чему это приведет. Ради Вас, моя дорогая, я даже соглашусь пройтись по лезвию над пропастью.
– Алекс, ну не преувеличивайте… Какая пропасть?
– Вас никогда не предавали слуги? Ну да… Вы же в монастыре жили. А здесь далеко не монастырь… здесь доброта считается слабостью, которой грех не воспользоваться, и выживает и процветает не тот, кто более свят, а тот, кто либо сильнее, либо хитрее и даже подлее. Я хлебнул этого с лихвой, поэтому изо всех сил старался оградить от этого Вас, но Вы упрямо противитесь этому. Вы верите в красивые сказки, добродетель и неизбежную победу добра. Что ж убедитесь во всем сами. Будем надеяться, что последствия будут некатастрофичными, хотя бы потому, что Вы способны предвидеть катастрофы. Кстати, что Вы увидели в Веренгере?
– Вас… я там увидела Вас, – впервые за весь разговор с герцогом Алина улыбнулась.
– Хотите спровадить от себя подальше? – усмехнулся герцог. – Что ж это у Вас получилось. Только пообещайте мне в мое отсутствие не особо разлагать дисциплину в замке, не превращать его в псарню и еще не сильно ограничивать короля, пока он здесь… ведь потом он на мне отыграется, за все Ваши выходки. Обещаете?
– Алекс, Вы умеете так замечательно обыгрывать факты, что чтобы я не делала в Ваше отсутствие, Вы всегда найдете повод, чтобы упрекнуть меня. Я заранее знаю, что не сумею Вам угодить, поэтому лучше запретите мне выходить из комнат и общаться с королем.
– Вы немилосердны, дорогая. Неужели Вы хотите, чтоб он казнил меня на площади за столь жестокое обращение с его кузиной?
– Не казнит. Вы стали ему необходимы и без меня. А если не впустую съездите в Веренгер, то еще больше упрочите свои позиции. Поэтому постарайтесь.
Лицо герцога посерьезнело.
– Я просто диву даюсь, – тихо произнес он, – ради его интересов, Вы готовы поступиться своими…
– Так Вы выходит, догадываетесь, что я знаю, что Вы уже надели петлю на мою шею… Только учтите, ошейником ей не стать, она лишь за удавку сойдет, – перейдя на латынь, еле слышно прошептала герцогиня, при этом пристально глядя прямо в глаза герцогу.
Тот судорожно сглотнул и срывающимся голосом хрипло спросил: – О чем Вы, Алина?
– Вы знаете о чем, – она отвела взгляд.
– Алина, я ничего не понимаю. Какая петля? Какая удавка? – герцог тоже перешел на латынь и его голос обрел прежнюю уверенность: – Я оберегаю и охраняю Вас… Я все делаю ради Вас… Неужели Вы думаете, что я хочу Вас убить? Вы до сих пор не можете простить мне то, что сделала Катарина, и думаете, что я нарочно склонил ее к этому, а теперь хочу завершить то, что ей не удалось тогда?
– Не говорите ерунды… – герцогиня усмехнулась и на латыни продолжила: – Я прекрасно знаю, что Вы не желаете моей смерти. Поэтому надеюсь, что, затягивая петлю, Вы задумаетесь именно об этом… Все, ладно, можете сделать вид, что ничего не поняли, и супруга у Вас сумасшедшая и говорит полнейший бред, но Вы, любя, прощаете ей ее странности.
– Да уж… – герцог покачал головой, – даже не знаю, что Вам ответить на это… Чтобы я не сказал сейчас, все равно выйдет, что я подлец, задумавший придушить собственную жену.
– Ничего не отвечайте, пойдемте к гостям. Вам скоро ехать.
– Алина, Вы действительно считаете, что я могу что-то предпринять Вам во вред? – герцог вдруг резко притянул к себе герцогиню и, крепко обняв, заглянул ей в глаза.
– У нас различаются с Вами понятия о вреде и пользе, добре и зле, Алекс.
– Алина, я люблю Вас.