В плену королевских пристрастий

– Увольте, Ваше Величество. Это я делать не буду. Лично меня это не интересует. Также как и то, кто, как и по какой причине так изуродовал его. Я вообще плохо переношу его присутствие, и не просила делать его моим шутом. Это Вы решили это, и заставили меня на то согласиться. Поэтому это все без меня… Мне вообще сейчас волноваться нельзя, а Вы, между прочим, уже который день стрессам меня подвергаете… – в голосе королевы послышалось явное раздражение. – Хотите, чтобы я ребенка потеряла?

– Хорошо, хорошо, – король примирительно поднял руку, – больше не буду подвергать. Забудьте все, что я говорил… Не стоит это Ваших волнений.

Однако самого короля эти мысли никак не отпускали. И он отправился к шуту. У дверей его комнаты он столкнулся с врачом, который с извинениями поспешно склонился перед ним.

– Как он? – хмуро осведомился король.

– Хорошо, Ваше Величество, дело явно на поправку пошло… Хоть и, честно говоря, не ожидал я… я теперь уверен, что он выживет, у него молодой организм, и он сумел справиться…

– Что ж, это хорошо. Иди, – король нетерпеливо повел рукой, и врач, кланяясь, удалился, а король вошел в комнату шута и тут же отослал дежурившую у него сиделку.

– Здравствуйте Ваше Величество. Судя по Вашему виду, Вы что-то хотите мне сообщить? – шут чуть приподнялся на подушках.

– Что Господь явно милостив к тебе. Во-первых, врач сказал мне, что опасаться за твою жизнь более не приходится, а во-вторых, я узнал, что в ближайшем будущем ты станешь отцом.

– Да неужели? – губы шута тронула саркастическая усмешка. – И кто же пытается приписать мне отцовство над нагулянным ребенком?

– А ты знаешь много претенденток на эту роль?

– Я вообще их не знаю, поэтому спрашиваю Вас.

– А ты подумай. У меня нет оснований не доверять ей. Так что лучше признавайся, я не в претензии к тебе, но хочу услышать правду из твоих уст.

– Думай, не думай, от этого дети не появляются. И ту, что польстилась бы на урода вроде меня я еще не сыскал.

– Не прибедняйся. Узнав о твоем ранении, она билась в истерике на полу. Так что я не поверю, что ее имя тайна для тебя.

– Вы интригуете меня, государь. Теперь я уже сам хочу знать ее имя. Скажите. Может, я и ребенка соглашусь признать, коль она не особо дурна собой.

– А ты что не разглядел это, когда спал с ней и имя не спрашивал?

– Да не спал я ни с кем. Говорю же, что не знаю ту, которая может сама позариться на шута. А принуждать, это не в моих правилах…

– Вот ты лжешь и не краснеешь даже. А говорил, что мне не солжешь никогда более.

– Да не спал я ни с кем… только с принцессой… Вот Вам крест, – шут размашисто перекрестился, – но принцесса Вам явно то не говорила, она скрывать это будет, а уж никак ни на полу в истерике биться. Потому что пошла она на это лишь, чтоб увериться, что заинтересован я буду на трон ее возвести, а как я все для нее, как она думала, подготовил, так и постаралась от меня избавиться. Так что не знаю я, о ком Вы говорите.

– О ней и говорю. Не скрывает она того. И еще говорит, что не она тебя убить пыталась… и плачет по тебе.

– Угу, – мрачно усмехнулся шут, – я сам себя кинжалом в грудь ударил, чтобы не успеть Вам ничего рассказать, и чтобы когда она королевой бы стала своим присутствием ее не обременять. Я влюблен в нее по уши и хотел ради нее пожертвовать жизнью. Однако пришла королева и изощренными пытками вырвала у меня признание. Вы полагаете, все было именно так? Я похож на влюбленного идиота? Или это способ не выполнять Ваше обещание, а обвинив меня в измене, казнить вместе с этой властолюбивой хитрой бестией? Что ж я не буду противиться. Могу все признать, раз Ее Величество столь категорично отказала, что Вам приходится так изощряться, чтобы не стать клятвопреступником.

– Она не отказала, она согласилась… и я не причину, чтоб казнить тебя ищу, а разобраться пытаюсь, что произошло на самом деле.

– На самом деле принцесса заподозрила меня в измене и заставила устроить все быстро и не отходить никуда от нее… А когда убедилась, что я все сделал, но сопровождать ее отказался, надеясь успеть выслать к Вам охрану, подстраховалась именно таким образом… Кому верить, это Ваше дело. Я готов подтвердить, что захотите. Я знаю, как Вы умеете заставлять делать то, что сами желаете…

– Ладно, никто ничего тебя делать не заставляет. Отныне ты шут королевы, и лишь в ее власти заставить тебя что-то сделать… У меня только одна просьба к тебе: постарайся не особо сильно ей досаждать… не заслужила она того.

– Я буду стараться, чтоб ей было хорошо со мной, и Вы бы о том не пожалели, государь… – шут улыбнулся одними кончиками губ.

Король внимательно посмотрел на него, потом тяжело и сокрушено вздохнул: – И что дернуло тебя тогда начать все это, ведь все так было хорошо…

– Будет еще лучше, мой государь, – шут хитро подмигнул ему, – особенно для Вас.

– Ладно… что о том теперь… – король удрученно покачал головой, потом вновь устремил взор на шута: – Еще сказать хотел, Стелла подумала, что ты умер… Хочешь чтобы так и дальше думала или увидеться с ней желаешь?

– Мне все равно, что Вы будете ей про меня говорить… Большого желания видеть ее, у меня нет. Мы лгали друг другу… оба лгали… Но если хотите, увижусь… только не даст Вам это ничего. Я заранее Вам могу сказать, что коли наши отношения она не стала скрывать, то и от своих слов она не отступится и устроит представление: Кто тебя хотел зарезать, милый мой? И как ты можешь обвинять в том меня? Ведь это ты заставил меня на это все пойти, а я тут вовсе не причем…

– Да нет, согласна она все признать и назвать организатором Стефана.

– После общения с Вами то не удивительно, – хмыкнул шут.

– Я не тронул ее, хватило того, что я пообещал ей, что коли сделает так, лишь в монастырь ее сошлю… Она умная девочка, и сразу поняла, что так будет для всех лучше. Кстати, с ребенком твоим как?

– Мне все равно. Да, может, и не мой он вовсе… С принцессы станется и несколько полюбовников сразу иметь…

– Никто не рискнул бы с ней роман завести, когда в такой опале она. У нее не было выбора, так что это либо твой ребенок, либо Стефана.

– Может, и его. Надо же ей было его как-то заставить на такое пойти…

– Ну и что мне с ребенком делать?

– Отправьте тоже в монастырь какой-нибудь, как родит она, только порознь с ней, пусть его там воспитают, чтоб монахом стал, будет грехи отца и матери отмаливать.

– Сам не чаешь отмолить?

– Господь милостив, может мне и самому удастся, особенно при такой набожной госпоже, – шут, состроив кислую физиономию, молитвенно сложил руки, – я теперь буду молиться сутками… хоть это конечно и трудно для меня очень, но может, увидев мои старания, Господь будет лучше слышать мои мольбы и у меня будет шанс замолвить словечко за кого-нибудь… Пожалуй, такой новый имидж может стать дополнительным способом оказаться осведомленным о нуждах и чаяниях всего двора… Надо будет подумать над этим на досуге, – он хитро прищурился и подмигнул королю.

Король, не выдержав, рассмеялся: – Прекращай… это уже граничит с Богохульством и вряд ли понравится королеве.

– Я постараюсь, чтоб королева знала и видела лишь то, что будет нравиться ей… Зачем же мне огорчать Ее Величество? – ответил с усмешкой шут.

– Ты неисправим. Что ж, развлекайся, – махнул на него рукой король и вышел.

Дождавшись, чтоб за королем закрылась дверь, шут повернулся, уткнулся лицом в подушку и навзрыд зарыдал, приговаривая: – Господи, ну почему же я не умер? И как же мне жить теперь?

Суд над принцем Стефаном и его супругой провели быстро, и недели не прошло. Принца лишили всех прав и отправили в темницу замка Кастл, а принцессу сослали в монастырь, где она согласилась принять постриг.

Шут быстро поправился и через некоторое время занял место в свите королевы. Теперь он сопровождал ее повсюду, преследуя словно тень. Он стал носить одежду больше похожую на монашескую, чем на шутовскую, и не расставался с молитвенником. Он сблизился с придворным священником, и тот стал явно благоволить ему. При этом по своему обыкновению, всех, кто хоть чем-то досаждал ему или в чем-то осмеливался перечить королеве, шут едко высмеивал и зло издевался, только теперь при этом он обвинял свои жертвы в разврате и богомерзком поведении. Королева на все его выходки реагировала благосклонно, подчеркивая, что ценит то, что он стал стремиться к большей набожности и следованию христианским канонам.

Эльзе новое положение шута при королеве очень не нравилось и, выбрав как-то момент, когда того не было рядом, и они остались с королевой наедине, она осмелилась завести разговор о том, что очень волновало ее последнее время.

– Ваше Величество, позвольте мне спросить, – несмело начала она.

– Спрашивай, Эльза, – кивнула королева. Она только что вернулась с прогулки и была в хорошем расположении духа.

– Вы замечали, что Ваш шут сам подстраивает так, чтобы люди были вынуждены вести себя не лучшим образом и делать то, что вряд ли были намерены делать и демонстрировать?

– О чем это ты, Эльза? Он чем-то обидел тебя?