Сердце ведьмы
– Почему ты сразу мне это не сказала?
– Я пыталась… Ты не слышал… Пока ты не выплеснул всю свою злость до конца, ты не готов был услышать меня.
– Ты сможешь когда-нибудь меня простить?
– Что ты понимаешь под этим словом?
– А что можно понимать под прощением кроме него самого?
– Хорошо, я поставлю вопрос иначе. Для чего оно тебе? Что оно тебе даст? Возможность снова подойти ко мне столь близко, что я не смогу ничего тебе противопоставить и буду чувствовать себя беззащитной? Считаешь, я смогу вынести это чувство постоянно присутствующего выматывающего страха?
– А сейчас ты чувствуешь себя защищённой?
– Пока мне нечего защищать… Но ты упорно пытаешься что-то возродить в моей душе, что стало бы мне вновь бесконечно дорого. И я этого безумно боюсь, потому что видела, с каким упоением ты уничтожал всё, что мне было небезразлично. Я больше не вынесу такого, Ал… – она нервно сжала перед собой руки. – Я готова бежать, умереть, лишь бы ещё раз не пережить что-то подобное. Пожалей меня хоть немного! Не надо больше! У меня больше нет сил…
– Я не собираюсь ничего уничтожать.
– Я не верю тебе… – она, нервно взмахнув руками, прижала их к вискам. – Уже не могу верить. Я слишком дорогую цену заплатила за то, что не подстраховалась с тобой и подпустила тебя слишком близко. Ещё раз наступить на те же грабли, это совсем головы не иметь…
– Да, я поступил с тобою мерзко, но я всё понял. Клянусь, этого не повторится!
– Ты клялся всем, и мне, и даже Эрбилу поклялся… Для тебя сказать «клянусь», что под ноги плюнуть.
– Что мне сделать, чтобы ты простила?
– Зачем тебе моё прощение? Я поклялась тебе не мстить, я ничего не предпринимаю против тебя. Что ещё тебе от меня надо? Живи, как хочешь, лишь не трогай меня… Оставь уже меня в покое.
– Я не могу оставить тебя в покое. Мне надо исправить то, что я натворил с тобой…
– Какие красивые слова! И я должна им поверить, особенно после того, как ты с громадным удовольствием всячески измывался надо мной?..
– А что тебе ещё остаётся, если ты до сих пор под моей рукой?
– Вот ты наконец честно и признался. Власть совсем мозги свернула. Что ж, развлекись, развлекись, раз её заимел. Главное, потенциал не потеряй, подобно Эрбилу. А то таких идиоток вроде меня, готовых его задаром предоставить, может больше и не найтись.
– Не волнуйся, со своим потенциалом я как-нибудь сам разберусь, ты свой давай поднимай. Я все условия тебе для этого создал.
– Да иди ты со своими условиями знаешь куда… Создавальщик хренов… – в её голосе зазвенели слёзы.
– Успокойся. Я ничего плохого тебе сейчас не делаю. Успокойся, пожалуйста.
– И не подумаю! Условия он мне создал… Тебя кто просил об этих условиях? Они мне нужны эти условия? Я тебя о чём просила? Оставить меня в покое! Вот о чём я тебя просила! Но нет, тебе надо показать свою власть, что я всё равно под твоей рукой… Идиот чертов! Что мне ещё надо сделать, чтобы ты этой своей властью надо мной насытился наконец? В ногах у тебя поваляться или слёзно о чём-то попросить? Ты скажи, я и поваляюсь, и порыдаю, и попрошу, могу даже прилюдно. Ну, говори же, что ещё мне надо сделать?! – голос Миранды сорвался на крик.
– Так… Истерить начала. Ладно, имеешь право. Примем как данность и будем общаться через посредников, пока не образумишься.
Он подошёл, осторожно взял её за плечо и вывел за дверь, где кивком указал на неё Илиасу:
– Успокой и воды предложи, плохо ей.
После чего повернулся к герцогу, жестом предлагая войти:
– Пойдёмте, Ваша Светлость, поговорим.
***
Как только герцог вошёл, Альфред плотно закрыл двери и указал на кресла, стоящие у письменного стола в углу:
– Присаживайтесь, разговор непростой у нас будет.
– Благодарю, – герцог подошёл к креслу, сел. – О чём вы хотите поговорить со мной, Ваше Святейшество?
Альфред неторопливо опустился в кресло напротив и устремил цепкий и колючий взгляд на герцога:
– Я знал, Ваша Светлость, что вы человек предприимчивый, но вот что настолько, что способны ввести меня в заблуждение и, воспользовавшись оплошностью писаря, трактовать моё благословение совершенно иначе, чем оно было оговорено, это для меня неприятное открытие.
– Что вам не нравится в моём бракосочетании? Не всё ли вам равно, кто в результате стал её мужем?
– Мне не нравится, когда условия, оговорённые со мной, меняют без моего на то соизволения… Я не стану сейчас раздувать из этого конфликт и закрою на всё произошедшее глаза, но мне бы хотелось, чтобы вы знали, что я считаю подобное поведение недопустимым, и впредь такого никогда больше себе не позволяли. Иначе я заставлю вас сильно об этом пожалеть. Вы услышали меня?
– Да, Ваше Святейшество, я услышал, принял к сведению и могу пообещать, что впредь подобного не повторится, – герцог чётко просчитал, какого ответа он ждёт, и решил, что спорить в этой ситуации ни к чему.
– Прекрасно, – удовлетворённо кивнул Альфред. – Это был первый вопрос. Теперь перейдём ко второму. Как вы должно быть уже поняли, Марта не совсем обычная простолюдинка и я давно принимаю участие в её судьбе, в дополнение сейчас она стала моей названой дочерью, о чём я вас, кстати, предупреждал заранее. Так вот, характер у неё очень непростой, и можно даже сказать, дерзкий. Это я думаю, вы тоже уже поняли. Вместе с тем она способна стать очень радетельной и достойной супругой, но только если силой её ломать не начнёте. Сила с ней не работает. Её лишь убить можно, а вот подчинить силой нельзя… Я надеялся, что любовь вашего сына к ней послужит тем созидательным стержнем, который позволит этой необычной женщине создать с ним счастливую семью. Но вы всё решили иначе. И сами себе нашли проблему на собственную голову. Без любви Марту обуздать очень сложно, я бы даже сказал практически нереально… Но раз оплошность моего помощника стала поводом вам принять неправильное решение, то теперь мой долг помочь вам решить возникшую проблему. Я сейчас поговорил с ней и постарался наставить на путь истинный, но пока не готова она безропотно следовать предписаниям Господним, и есть у неё сомнения, разъедающие душу. А посему вам будет необходимо раз в месяц привозить её сюда на исповедь и выслушивать мои наставления.
– Это обязательное условие, Ваше Святейшество?
– Вы хотите обвинений в еретичестве, Ваша Светлость?
– Конечно же, нет.
– Тогда обязательное. Как и то, чтобы силой в отношении неё вы не пользовались.
– Хорошо. Я понял и всё исполню, – герцог почувствовал, что прижат в угол, и не стал упорствовать.
– Тогда на этом всё. О времени следующего визита вас известит гонец, – Альфред, не вставая, протянул ему для поцелуя руку.
Герцог встал, поцеловал перстень и вышел.
В приёмной он предложил руку супруге и в сопровождении Илиаса вывел её из дворца.
Глава 22
В карете герцог долго молчал, потом повернулся к Миранде и тихо спросил:
– Не боишься, что в следующий раз не выйдешь оттуда?
– Будет ещё следующий раз?
– Да, и не один…
– И вы будете это терпеть?
– Что?
– Ветвистые рога! – с нескрываемой злостью выдохнула она, напряжённо вглядываясь в его лицо.
– Положим, именно сегодня рогов я не заимел, – совершенно спокойно ответил он, – поэтому и спрашиваю, не боишься так ему перечить?
– Откуда знаете?
– Платье… – тихо проронил герцог.
– Что платье? – недоумевающе переспросила она.
– Ты немного помяла в карете бант сзади с одной стороны или я тебе его так смял в коридоре. Я заметил лишь, когда он тебя в зал заводил. И когда вышла, он был примят абсолютно так же. Ты не садилась и уж тем более не лежала нигде. Буфы на платье тоже не смяты, значит, он не обнимал тебя. И ещё он сказал, что ты очень строптива.
– Мне повезло, что вы столь наблюдательны, Ваша Светлость… – напряжённость пропала из её позы, а кончики губ дрогнули в подобие улыбки. – Но разговоры всё равно будут.
– На разговоры мне плевать, да и кто посмеет даже намёком обвинить главного инквизитора в том, что он вместо исповеди развратом занимается, да ещё в присутствии мужа. Это недюжинную смелость иметь надо. Кстати, почему он отослал тебя от себя?
– Надоела… – она равнодушно повела плечом.
– Врёшь, – убеждённо возразил он. – Ты до сих пор ему небезразлична.
– Ему надоело меня ломать… Он же вам сказал, что я строптива.
– Мне непонятно, как может быть строптива любовница, которую знают практически все члены совета.
– Строптивой я стала после того, как случайно узнала то, что знать мне было не положено, и не сумела ему это простить…
– И он не отправил тебя в темницу?
– Я была там, причём достаточно долго. У меня даже личный палач был, он хотел, чтобы результаты пыток были не особо заметны. А уж на скольких допросах я присутствовала – и не сосчитать… А потом ему надоело, и меня отпустили.
– Ты что-то не договариваешь…
– Только одно, что когда я была ему ещё близка, то очень помогла, и он не смог это забыть, но ему очень хочется заставить кого-то сделать то, что не смог он… Поэтому сейчас он доведёт вас до такого, что вы постараетесь уничтожить меня как последнюю тварь…
– Ты ошибаешься, он просил тебя не наказывать.
– Какая трепетная забота с его стороны… Я потрясена. Значит, его план ещё более коварный.
– Ты шутишь?
– Именно! Всё последнее время шучу! Как во дворец инквизиции попала, так и шучу теперь, не переставая, – в её тоне послышались истеричные нотки.
– Всё! Успокойся! – тут же прервал он её. – Он может хотеть что угодно и иметь какой угодно план, но, поскольку этого не хочу я, тебе ничего не грозит, если, конечно, лично его не доведёшь и он сам тебя не придушит во время очередной твоей исповеди. Вот тут я вряд ли что-либо сделать смогу… Но что-то мне подсказывает, что если сегодня он тебя не тронул, то и потом не тронет.
– Дай-то Бог, – не став возражать, согласно кивнула Миранда и, утомлённо откинувшись на подушки кареты, прикрыла глаза. День выдался тяжёлым, и она ощущала полную моральную опустошённость.
Герцог, сидящий напротив, не сводил с неё напряжённого взгляда. Для него было большим потрясением узнать, что его супруга оказалась бывшей любовницей главного инквизитора, однако ещё большим сюрпризом было узнать, что у неё хватило сил противостоять такой фигуре.
Расклад получался нестандартным, интересным, с абсолютно непредсказуемым результатом. Давно он не участвовал в такой достаточно увлекательной интриге, в крови чувствовался прилив адреналина, и жизнь снова заиграла более яркими красками.
Автоматом начал прокручивать в голове расстановку сил. То, что Марта враждебно и неприязненно относится к главе инквизиции, было видно невооружённым взглядом, а вот истинность демонстрируемых им чувств вызывала сомнения. Хотя в том, что она ему небезразлична, сомневаться не приходилось. Непонятно было, как дальше он поведёт себя в этой ситуации и обоснованны ли опасения Марты, что он стремится вынудить его с ней расправиться, или это всего лишь пустые страхи уставшей от постоянного преследования женщины.
При этом она сразу обрела в его глазах большую значимость и ценность, поскольку являлась желанной и недостижимой для достаточно влиятельного соперника.
Глава инквизиции не может её сейчас поиметь, а он имеет. От этих мыслей желание физиологической близости накатило моментально.
Герцог не стал его сдерживать и, пересев на сторону супруги, крепко сжал её в объятиях. Она непонимающе распахнула глаза и попыталась отстраниться, но он не дал. Одной рукой продолжил обнимать, а другой задрал подол её платья.
– Милорд… – растерянно выдохнула она, но он моментально приник губами к её рту, и сказать она больше ничего не сумела.
Поняв, что сопротивление бесполезно, она перестала пытаться вывернуться и расслабилась. И герцог принялся её ласкать с удвоенной силой, периодически срывая то одну, то другую деталь её туалета и бросая на пол кареты.
Когда карета остановилась во дворе их замка, любовное действо было в самом разгаре, и герцог даже не думал останавливаться.
Подбежавший лакей, хотел было открыть дверку, но, заметив в окне кареты герцога, склонившегося в несколько неестественной для поездки позе, моментально отскочил и, отвернувшись, вытянулся по стойке смирно. Его примеру последовали охранники и все встречающие карету слуги.
Поэтому когда через некоторое время герцог сам открыл дверь кареты и, подхватив на руки супругу в изрядно измятом платье, прошёл к парадной лестнице, шёл он вдоль шеренги стоящих к ним спинами охранников и слуг.
– Я так понимаю, подобные ситуации в вашем замке не в диковинку. Все привыкли и знают, как себя вести, – не смогла сдержаться от ироничного комментария Миранда, когда герцог опустил её на кровать в спальне.
– Всё с точностью до наоборот, миледи, – сев рядом с ней на край кровати, с усмешкой проговорил герцог, нежно поглаживая её по плечам, с которых сползло порванное в нескольких местах платье. – Все растерялись настолько, что демонстративно сделали вид, что не видят этого.
– В таком случае, я поражена интеллектом и вышколенностью ваших слуг.
– С интеллектом, положим, миледи, вы немного погорячились… Это не интеллект, а элементарное опасение за собственное благополучие. Все знают, что я очень жёстко пресекаю любое любопытство касательно меня и членов моей семьи и не терплю никаких сплетен. Поэтому предпочитают в принципе не становиться свидетелями каких-либо внутрисемейный разборок. Вы не замечали, что стоит мне только повысить голос на сына и слуги предпочитают быстро удалиться, ожидая за дверью, что кого-то я позову?
– Вы правы… – отводя взгляд и вспоминая произошедшие в последнее время инциденты, задумчиво проговорила она. – Я не особо внимательна и раньше не придавала значения, считая совпадением.
– Во дворце инквизиции было иначе?
– Во дворце инквизиции никто с места двинуться не смеет, не получив приказа. Поскольку Его Святейшество может желать именно при свидетелях что-то сделать, а если не хочет их иметь, то его не затруднит отдать приказ. И сплетни там – это один из контролируемых им источников распространения нужной ему информации.
– То есть в аналогичной ситуации он бы приказал отвернуться?
– Аналогичная ситуация невозможна по определению, милорд. Это вы можете себе позволить поддаться чувствам, и наличие свидетелей для вас хоть и неприятно, но не критично. Вы же понимаете, что сейчас все всё поняли и в воображении даже ещё более развратную картинку нарисовали и при определённых обстоятельствах засвидетельствовать данное происшествие могут. А Его Святейшество себе этого позволить не может и всегда чётко просчитывает последствия: какие будут свидетели, как трактуют, насколько ему это выгодно. И не приведи небо, стать тем, кого он не просчитал…
– На себе прочувствовала? Как же с тобой он так просчитался?
– Никто не застрахован от случайностей… Кстати, никто из членов Совета доподлинно не знает, кем я ему была, но каждый был волен домысливать всё, что ему заблагорассудится.
– Откуда вообще они тебя знают?
– Я на всех заседаниях Совета присутствовала одно время…
– Ты на заседаниях Совета? Шутишь?
– Считайте, что шучу… – она равнодушно повела плечами и отвернулась.
– Как же он на такое решился? И, кстати, кем тебя представлял?
– Вы думаете, хоть кто-то осмелился его спросить о моём статусе? Такое не принято. Во дворце инквизиции все принимают как данность любые его решения и лишних вопросов не задают. Если только порой отец Илиас может себе позволить, да и то не всегда и с величайшими предосторожностями…
– Как же ты, видя всё это, с ним спорить решилась?
– Женщины существа до крайности бестолковые, и их эмоциональность часто перевешивает разумность. Я не должна была выжить. Это его прихоть, что выжила, и не более того… Скорее всего, он преследует какую-то цель. Какую – не моим скудным женским умом понять. Но от всего сердца советую вам не упускать из вида, что включились в очень сложную и многоходовую комбинацию, которую ведёт очень умный и опасный противник, обладающий огромной властью.
– О чём он с тобой говорил?
– Можно я сошлюсь на тайну исповеди, Ваша Светлость? Мне очень не хочется отвечать на ваш вопрос.
– Он действительно тебя исповедовал?
– Пытался…
– Ты посмела противиться?
– Да… – с усмешкой проронила она и, немного помолчав, как бы нехотя добавила: – Я устроила истерику, обвинив его в том, что подсунул меня вам, даже не предупредив о моём прошлом…
– Дорогая, вы удивляете меня всё больше и больше! Как вы не побоялись? Он же действительно мог просто не выпустить вас оттуда.
– Вы не поверите, милорд, но иногда мне становится всё равно… Я не умею жить в постоянном страхе, мне проще умереть, и смерти я не боюсь.
– А боли?
– Я научилась её принимать… Она теперь не ломает меня, а лишь медленно убивает, надо только немного подождать, чтобы она сделала своё дело.
– Так вот чего боится Его Святейшество… Он боится тебя убить. Ты знаешь, зачем ему нужна?
– Без понятия.
– А что ты для него сделала?
Миранда уже поняла, что как только герцог начинает очень доверительно с ней говорить, он автоматически отбрасывает церемониальность в общении.
– Это не моя тайна, милорд… – глядя ему прямо в глаза, она едва заметно повела головой.
В ответ он просто навис над ней, опершись на руки:
– Это твой шанс вырваться из-под его контроля. Говори!
– Даже под пытками не скажу, Ваша Светлость. Я не умею предавать даже тех, кто мечтает меня уничтожить. Это то, что я не сделаю никогда. Кстати, он знает об этом и может быть именно благодаря этому я ещё жива. Поэтому не спрашивайте.
Герцог долго вглядывался в бездну её глаз, потом, отводя взгляд, хрипло выдохнул:
– Ты чертовски сильна, он прав, тебя сломать нельзя… Только убить…
– Он сказал вам это?
– Да, – кивнул он, поднимаясь с кровати.
Потом окинул её внимательным взглядом и тихо спросил:
– Есть хочешь?
– Нет, спать хочу, устала…
– Тогда спи. Время обеда всё равно прошло, а до ужина ещё далеко. Перед ним зайду к тебе.
– Благодарю… – нежная улыбка тронула её губы, и герцог тут же шагнул к ней и, склонившись к кровати, чувственно поцеловал, прошептав:
– Ты не только чертовски сильна, но и чертовски мила. Я постараюсь не разрушить то, что начало между нами складываться.
– Меня радует подобная перспектива, – она оперлась на локоть и другой рукой ласково коснулась его густых с лёгкой проседью волос, обволакивая облаком нежности и позитива.
Он замер над ней, явно борясь с искушением наброситься и начать ласкать, потом решительно выдохнул: «Всё, отдыхай», выпрямился и вышел.
Миранда медленно встала, сняла платье, бросила на пол и, вернувшись в кровать, забралась под одеяло и закрыла глаза.
Глава 23
Проснулась Миранда от уже привычных причитаний камеристки над ухом:
– Миледи, миледи, просыпайтесь, пожалуйста… Скоро ужин, просыпайтесь…
– Когда?
– Что когда, миледи?
– Ужин когда?
– Скоро.
– Сколько времени до него?
– Меньше, чем полчаса.
– Чёрт… И правда, скоро… Платье подай, – Миранда села на кровати, натягивая на плечи вручённый камеристкой халат, и перевела всё ещё сонный взгляд на по-прежнему валяющееся на полу платье.
– Это? – та, перехватив её взгляд, подняла платье с пола.
– Нет, конечно… Для ужина.
– Ой, какой кошмар, миледи, что вы с ним сделали? – не смогла сдержаться от комментариев Лидия, рассматривая потрёпанное и порванное в нескольких местах платье.
– Испортила, – безразлично проронила Миранда, отводя взгляд.
– Зачем, миледи? – не выпуская платье из рук, удивлённо и с явным осуждением осведомилась камеристка.
И тут Миранда не выдержала, вскочила и, не сдерживаясь, заорала:
– Тебе какое дело «зачем»?! Захотела и испортила! Не твоё это дело, что я порчу! Что хочу, то и порчу! Выговаривать она ещё мне будет! Ещё раз подобное сказать посмеешь и слезами не раз умоешься, так и знай! Совсем распустилась! Пошла вон! Скройся с глаз моих, тварь наглая!
Рукой махнула в сторону двери и растерянно замерла, поскольку в дверях стоял удивлённо смотрящий на неё герцог.
– Что случилось, моя дорогая? Почему вы так кричите?
– Ничего, Ваша Светлость… Это так… К ужину опаздываю одеться, вот и не сдержалась немного. Извините.
– Что она тебе сказала?
– Ничего особенного… Я просто ещё не совсем проснулась… Вот и не сдержалась… Подождите буквально пару минут, и я оденусь…
Герцог повернулся к камеристке, властно вытянул руку и очень тихим голосом потребовал:
– Повтори дословно, что сказала герцогине!
– Я спросила зачем… – срывающимся голосом испуганно выдохнула та.
– Что зачем?
– Милорд, – Миранда шагнула к нему, просительно коснулась руки, – зачем вам вмешиваться в женские разборки? Не стоит это вашего внимания. Я погорячилась, и поэтому начала кричать, признаю, что была неправа, готова пообещать впредь быть более сдержанной. Не надо перед ужином портить аппетит. Всё же хорошо…
На последних словах она искательно заглянула ему в глаза и столкнулась с таким холодным и злым взглядом, который до того и не видела.
– Миледи, вам следует учесть, – ледяным тоном проронил он, – что в моём доме я вправе сам решать, что требует моего внимания, а что нет! Поэтому сядьте в кресло и помолчите хотя бы пять минут! Иначе последствия для всех будут гораздо более серьёзные.
Чувствуя, что дальнейшие просьбы лишь ещё больше его разозлят, Миранда молча отошла к креслу, стоящему у окна, и села, напряжённо сжав перед собой руки.
В голове раненой птицей билась мысль, что в раздражении пожелала девушке совсем не того… Сосредоточившись, постаралась сгенерировать обратную волну, дезавуирующую прежнее пожелание, но получалось плохо, потенциала не хватало.
– Итак, что зачем? – тем временем, вновь повернувшись к камеристке, тихо повторил свой вопрос герцог.
– Платье… – потупившись, всхлипнула она.
– Что зачем платье?
– Ну сначала я спросила миледи, что она сделала с платьем, она сказала, что испортила, ну я и спросила зачем… Но я не нарочно, милорд, клянусь… Я просто удивилась очень… – всхлипывая и сглатывая потёкшие из глаз слезы, начала испуганно причитать камеристка.
– В людскую, 20 ударов, потом вечером придёшь ко мне и ещё поговорим. Поняла?
– Да, Ваша Светлость, – камеристка склонилась перед ним и быстро выскользнула за дверь.
Проводив её взглядом, герцог обернулся к Миранде, сжавшейся в кресле, подошёл, осторожно положил руку на плечо:
– Что ты так испугалась?
– Зачем? Зачем вы так с ней? Она же не простолюдинка… А вы её так… – Миранда вскинула на него полный укоризны взгляд, хотя внутренне с облегчением вздохнула, поскольку опасалась гораздо более серьёзных последствий.
– Именно поэтому в людской, а не на конюшне и только ради тебя минимальное наказание ей назначил. На мой взгляд, она заслужила гораздо более суровое. Но твой несчастный вид заставил меня сжалиться. Не захотелось тебе портить аппетит.
– Он был бы ещё лучше, если бы вы не стали вмешиваться совсем…
– Ты соображаешь, что требуешь? Моей супруге делает замечания какая-то шваль, а я должен не вмешиваться?
– Почему шваль?
– Потому… – герцог поморщился. – Вот что ты споришь, если сама прекрасно понимаешь, что она не имела права так говорить? Вот зачем? Позлить меня хочешь и ткнуть носом, насколько распустились мои слуги? Да, я виноват, я слышал твои слова о «кичащейся своим происхождением особе», но не предпринял ничего… Хотя, конечно же, должен был ещё тогда наказать, причём так, чтобы ты и не знала, но её поведение тебе бы начало нравиться. Но не догадался, извини. Надеюсь, ты сумеешь пережить этот инцидент и не станешь на меня злиться.
– А можно как-нибудь без наказаний обойтись?
– С тобой, наверное, можно, но даже с тобой мне порой очень сложно… А с остальными у меня нет ни времени, ни терпения, ни желания сотню раз объяснять одно и то же. Через задницу доходит быстрее, если не с первого раза, то со второго уж точно.
– Зачем вы ей велели вечером к вам прийти?
– Мне же надо понять, как наказание на неё подействовало и хватило ли его…
– Понятно, – Миранда невесело усмехнулась и встала с кресла. – Вы, кстати, лишили меня профессиональной помощи… Как мне теперь к ужину одеваться?
– А кто кричал, чтобы она скрылась с твоих глаз? Ты как на тот момент одеваться хотела?
– Уели… Ладно, сама справлюсь.
– А хочешь, прикажу ужин тебе в спальню подать? В спальне можешь и в халате остаться.
– Хочу поужинать в вашем обществе, поэтому это не вариант.
