Горный блюз
Вера застыла. Не то, чтобы она не хотела в Париж, но все -таки она не собиралась вот так вот, как-то внезапно. Надо было повторить свой разговорный запас английских слов. Уж до фаранцузского она добираться и не собиралась. Будет там может перевод на русский, если международный форум, – думалось ей.
Встреча нового года у родителей прошла спокойно, Вера будто вновь стала ребенком. Давно она не отмечала праздники дома. С тех пор как уехала учится. То с друзьями, то с новенькими любовниками. А в этот раз прямо потянуло душой к родным. Они то как рады были, не могли налюбоваться на свою помолодевшую и похорошевшую дочь.
Бьюсь об заклад, что под бой курантов все трое загадали одно и то же желание.
И вот прошла неделя. Вся подготовка осталась позади и Вера села в самолет, следовавший в Москву. Оказалось, что нельзя было купить билет на рейсы до Парижа в ближайшее время ни из ее областного центра, ни из Москвы. С пересадками Вера лететь не решилась. Поэтому теперь она из Москвы поедет на поезде Москва – Париж. Сутки – и она там. Выкуплено было целое купе, выспится, отдохнет и – на Форум.
И вот она – на Белорусском вокзале. В зале ожидания душновато, она решила выйти на воздух, до посадки минимум час, вещей – чемоданчик на колесиках. И у памятника «Прощание Славянки», что у здания вокзада, она видит Павла. Он обнимает миловидную женщину в светлой шубке, что-то горячо говорит ей, а та плачет. Рядом стоит девочка лет четырех, водит ножкой в валеночке по асфальту.
Даже на морозце Вере стало жарко. Ручка чемодана сложилась и чемодан грохнулся. Какой то юнец в ушанке кинулся помочь ей. Прошипев «Спасибо», Вера отошла подальше. Продышалась, успокоилась. Но у нее засосало под ложечкой. Тоже ведь наверняка в Париж намылился. На форум. Он же там во власти, надо им вот ведь везде выступить, себя показать, на других посмотреть. А Павел французский знает. Он тогда ей Джо Дассена переводил и на ушко французские песенки мурлыкал. А уж мясо по– французски Вера точно никогда не забудет.
Тут она заулыбалась, вспоминая съемную на нескольких человек квартирку, но в тот вечер они вдвоем, шампанское из морозилки, замороженные виноградины в бокалах, короткая розочка в фужере. Павел в фартуке на голое тело, достает из духовки форму, забыв надеть рукавичку– прихватку.
–
Salut, c'est encore moi.
Salut, comment tu vas?, – поет неизменный Джо Дассен.
–ЕЕЕЕЕЕЕшкин кот, – и далее по смыслу – раздается крик Павла и то, что должно было быть вкусным блюдом валится на пол в беспорядке на сексуально голые ноги Павла, дымясь и почмокивая сыром с майонезом.
–АААА!,– это уже кричит Вера и скидывает мясо по-французски с ног обалдевшего кавалера и волоком тащит его в ванную комнату. Там полчаса льет на руки и на ноги Павла ледяную воду. Потом бежит по улице, разыскивая круглосуточную аптеку. Потом несется обратно со специальным средством от ожогов в руке. Потом мажет Павлу руки и ноги, а тот жалуется, что она его так застудила, что теперь он точно заболеет и она должна немедленно его начать лечить, и не как мама, а как его любимая женщина, но он двигаться особо не может, так как руки и ноги болят и намазаны, и тут они…
–Верунчик! Ба! Откуда ты?, – ехидный Пашкин голос сзади. Знал ведь, знал, что ее направили . Ну и пусть, что ей теперь, он женат, а она в жизни и так столько нагрешила, что и не отмолить, наверное. Она теперь другая. Уж лучше быть одной, чем вместе с кем попало. Не прошло чувство к нему? Так что же, ее это проблема, а не его.
Она медленно повернулась и Павел уставился на нее. Ей, конечно же, понравилось его изумление. Она стояла перед ним как тогда, в восемнадцать лет – тонкая и звонкая, загадочная, чистая.
– Извинте, наверное, я ошибся, Вы так похожи, так похожи, но это не Вы, то есть не она, в общем, – мялся он, – или она.
– Что, Павел, думал, обознался?
– Вера? Но ты будто тогда, как это возможно?
– Усердие, Павел, тренировки, диета, медитации, смена настроения. (Не говорить же ему про камни на шее, девушек по ночам).
– Мы с тобой, выходит, вместе до Парижа?
–Выходит, вместе, – вздохнула Вера. – Ты в каком вагоне?
Выяснилось, что Верино купе было в соседнем вагоне. И форум у них один и тот же. И гостиница одна и та же.
– Вера, это судьба?
–Какая судьба , Павел? Вон судьба твоя сейчас тебя обнимала и плакала, и совесть твоя в виде девочки ножкой ковыряла в снегу.
– Верка, да это Наташа была с дочкой, сестра моя. Ты не помнишь ее? Она здесь теперь с семьей живет. И мама с ними переехала тогда. И недавно мама, – Павел проглотил ком в горле, – умерла, мы сегодня на кладбище уже съездили, так вот, Наташа плакала, не часто мы с ней видимся, надо бы чаще, да работа.
–И семья, – продолжила Вера, – с тройнятами, да?
– Да, ты права, но все объяснения потом. Вроде бы наш объявляют?
Действительно, объявили посадку на поезд Мосвка – Париж. Люди негустой вереницей потянулись на нужный перрон. Разные все такие. Кто-то в путешествие, кто-то по работе, кто-то домой по пути поезда в Белоруссию, кто-то в Германию. Интересно смотреть было на публику в поезде. Говорили, в основном, по – русски.
Вере устроилась в купе, проводник поинтересовался что она любит – чай или кофе и пригрозил непременно принести ей сразу же и то и другое.
Поезд тронулся, а Вера задумалась и не сразу открыла купе, когда постучали. Она думала о том, что вот еще весной ей не пришлось бы гадать – идти с Павлом в вагон– ресторан, пускать ли его к себе с бутылочкой шампанского в купе, или самой явиться к нему. Чего терять -то, мужа у подруги захватила, вела не пойми какой образ жизни, а стыд после бокала шампанского как туман утренний рассеивался. И пусть потом гуще наваливался, ну так это же потом. А сейчас она будто очистилась, как девушка стыдливая и совестливая стала, и мысль о том, что с Павлом придется объясниться и показать ему дорогу к жене и тройнятам была ей даже приятна.
«Ну вот, -недовольно подумала она, – теперь придется как-то еще и от проводника открещиваться.»
Но на пороге в серо – красной униформе стояла рослая молодая девушка с длиннющей черной косой, перекинутой через плечо и огромными изумрудными глазищами. Как будто даже немного знакомая. Очень грустная. Сначала она уставилась на Верины камни на шее, и те отчего-то будто стали горячее.
«Пора,– подумала девушка, -самое время.»
– Кофе, чай, выпечка, – тут же равнодушно сказала она.
–А молодой человек где? – Вера была удивлена, что тот так быстро от нее отстал. Последнее время ей приходилось отбиваться от назойливых кавалеров.
– Он спит, – прямо ответила наша проводница, – устал сильно.
–Да? Отчего же? – Вера протягивала для проверки билет и паспорт.
– Слишком много впечатлений для одного дня, -улыбнулась проводница, – если что-то Вам будет необходимо, обращайтесь, я в купе проводника. До границы с Польшей я буду, потом он. Приятного путешествия!
– Спасибо! – Вера закрыла глаза и уставилась в окно. Камни на шее приятно грели кожу и как-то возбуждали. Вера решила прогуляться до вагона – ресторана, выпить холодного лимонада и съесть салат.
Проводник действительно сладко спал на полке в своем купе. Просто когда тронулся поезд, к нему подползли две маленьких змейки, банально так, как будто они только этим и занимались, превратились в практически обнаженных красавиц, уложили его в постель, сделали какой -то волшебный массаж. Дунули на его виски, и он уснул крепким сном. Когда Вера шла мимо его купе, она видела его блаженное выражение лица и капельку слюны, сползающей на накрахмаленную наволочку. Рядом у столика хлопотала девушка – проводница. Она проводила Веру взглядом и вновь улыбнулась. Улыбнулась потому, что знала – в вагоне– ресторане сидит Павел.
А Павел до того, как сесть за столик на двоих устроился в своем купе на двоих. Соседкой оказалась очень пожилая женщина, чем-то жутко недовольная. Ему пришлось впихивать ее неподъемный чемодан под кровать, потом его три раза оттуда доставать, так как бабуля все забывала достать то тапки, то мазь какую-то, то бутылку с каким то алкоголем. Поездка обещала быть жутко комфортной. Особенно это стало ясно после того, как красивая проводница с искрящимися глазами и еле заметной усмешкой проверила документы и паспорта ушла, а попутчица, отхлебнув пару глотков алкогольного напитка под названием «Горысворочуха» завалилась в чем была на постель и смачно захрапела. От напитка Павел отказался, повздыхал немного над коварностью судьбы – ехать в Париж под заливистые трели пьяной землячки – переоделся и пошел в вагон -ресторан.
А что, собственно, нам известно про Павла?
Веру он всегда любил. Даже до встречи с ней любил ее. Представлял всегда какая она. И вдруг – в академии – узнал. Безошибочно. И она сразу к нему потянулась. Вот две половины целого, не отнять. Но недомолвка, он и вспомнить не мог по какому поводу разлучила их. Он сразу выбрал себе девушку из общего круга знакомых и стал как бы за ней ухаживать. Парень он был видный. Многие на него заглядывались. И эта не отказала. А Павел то и хотел Вере доказать, что он только пальцами щелкнет, и любая у его ног. А пока доказывал, узнал, что у Веры в ее городке тоже любовь. Он приехал вечером объяснится с ней и увидел их – голубков – у подъезда. За ручки держатся, щебечут. Вера грустная, но выглядела счастливо. И невдомек Павлу было, что Вера его увидела и старалась пуще прежнего у нового ухажера вызвать ответные чувства напоказ и, главное, чтобы Павел увидел. Увидел. Поверил. Уехал. Чтобы забыть и не встречаться. Чужому счастью не мешать. Общие знакомые говорили, что Вера с тем рассталась. Но время ушло для извинений. А с чувством своим что делать? Любовь-то не картошка, не выкинешь в окошко.
Сам с одной погулял, с другой. Прошли годы. Как-то, до встречи с Верой в администрации около пяти лет назад, у него в аварию попал друг – Мишка. Закадычный. А накануне в бане парились, выпили. Он и рассказал Павлу, что жениться собирается, его девушка Настя беременна. И не просто беременна, а на УЗИ выяснилось, что тройней! Но не любит он ее, хоть тресни. Но жениться надо потому, как дети и все такое. И теща будущая криком кричит, в органы обещает обратиться, что он дочку ее изнасиловал. А у нас как – был бы человек, говорят, а статья найдется.
Павел врезал тогда Мишке по лицу, сказал, что была бы у нас полиция нравов, так его точно бы засадили – на том и разошлись. А утром он узнал, что его друг на мотоцикле влетел в столб и сломал ногу. Он поехал к Насте, застал ту в слезах.
– Мишка не женится на мне, сказал подавай на отцовство как родишь, деньги посылать будет, а тебя не люблю и вообще уеду жить в Тайланд, бизнес у меня весь в интернете, а на тебе пусть вон Пашка Сахаров женится. Раз идейный такой.
Матушка Настина тоже тут на диване лежит. В руках флакончик капель каких-то сердечных до дна выпит, охает.
Не ожидал Павел от Мишки такого заскока, конечно, испугался, мерзавец, ответственности. Никогда Мишка не подводил ни его, ни друзей. И Настю то он любил. Знал это Павел крепко.
– А и женюсь. Одумается Мишка, Настя, увидишь. А мы пока детишек родим, воспитывать буду как своих, не хуже Мишки. А он приползет к тебе на коленях однажды… Да поздно не было бы. Насть, не плач, мы справимся. Тебя предали, я сам предал. Будем вместе держаться.
Расписались тихонечко. Удивили этим всех друзей общих. Мама у Павла переживала очень. Знала она, что Павел по Вере тоскует. Но – делать нечего. Сын взрослый.
Настя очень тяжело переносила беременность. Мальчишки тянули из нее все соки. Несколько раз лежала в больницах. Павел добросовестно заботился о ней, помогал во всем. И теще, когда та попросила вскопать огород и возить ее на дачу, тоже не отказал. И когда мальчики родились, он встретил их из роддома как своих. И полюбил их всем сердцем. Настя была благодарна ему. Они отослали Мишке на электронку кучу фотографий малышей.. и стали ждать – не оттает ли у настоящего папаши сердце.
И после встречи с Верой тогда, буквально через пару месяцев явился Мишаня. Подтянутый, раскаявшийся, готовый снова получить заслуженную оплеуху.
Ну, друзья есть друзья. Посидели за бутылочкой, поговорили, простил его Павел. И Настя простила. Подали на развод, запустили процедуру по вопросам отцовства. Но Павла попросили стать крестным отцом малышам. Не известно, смогла бы Настя без такого верного мужского плеча доносить такую беременность. Теща поворчала – поворчала, но смирилась, делать нечего.
Вот так Павел уже и женатым побывал, и отцом тройняшек. А в настоящее время жил один. Решил, что раз не Вера – значит никто. И тут под Новый год приходит на работу приглашение посетить форум в Париже и так далее. И деньги в казне нашлись на эту поездку. И узнал, что Вера едет от Нотариальной палаты. Невероятное совпадение? Может быть.
Но нам то известно, что и во Франции есть горы, и что ящерки там тоже водятся. А уж форум для них организовать – так проще простого.
Вера! Тогда – пять лет назад она выглядела усталой, потерянной. Павлу так хотелось ее обнять, пожалеть. Но ехидность его врожденная взяла тогда верх, обидел ее вопросом про замужество. Вспоминал он позже ее глаза в тот момент. Будто ребенка обидел.
А сейчас– узнал и не узнал одновременно. Будто время для Веры назад повернуло, как и не было этих лет. Но современная косметология и здоровый образ жизни не такое, бывает, творят. А может Вера сейчас в счастливом замужестве? И быть может, она теперь мама?
Он даже головой затряс отгоняя эту мысль. Как же это будет несправедливо. Такое чудо – Вера рядом, и вновь на мгновение?
В купе Павла бабуля обернулась змейкой, сбегала куда-то и, вернувшись снова возлегла в образе алкоголички на постель, чтобы уж до Парижа не переставать храпеть. Чтобы Павел не вздумал даже тут штаны просиживать.
– Да, мне будьте добры вот это, это и большой черный кофе.
Павел делал заказ в тот момент, когда Вера его увидела. Конечно, у нее защемило сердце, она бы бросилась к нему, но нужно вести себя прилично. Она подошла и села за столик. Прилично – это же не значит игнорировать? Официант отошел, а Павел смотрел на нее. Ей, конечно же, было приятно.
– Что? Нравлюсь?
Она встала и повернулась на каблучках перед его носом.
– Нет, Вера, не нравишься.
Ее вопросительный взгляд.
– Я люблю тебя.
– Павел, как ты можешь так говорить, ты женат.
И он начал рассказывать. Взял ее за руку, она руку не отняла. Камни на ее шее почти вибрировали. Они проговорили несколько часов. Он все выложил, ничего не утаил. Она же решила не пугать его количеством кавалеров и появлением девушек по ночам. Все это как будто было не с ней. И она так сожалела о своих беспорядочных связях, что все бы отдала, чтобы их с себя смыть.
Потом они перешли в Верино купе. Там долго разговаривали, будто заново узнавая друг друга и влюбляясь все сильнее. Девушка проводница заходила, приносила им вкусные напитки, и грустно улыбалась. Потом была граница. Павел после от Веры не выходил. Потом Париж. Что было в Париже и как было мы рассказать не можем, так как слишком интимно. Отдадим это время во власть воображения каждого читателя. Скажем лишь, что на обратном пути Вера почувствовала – камни на шее вдруг растворились и превратились в воду, которая тут же впиталась в тело. Привыкшая к необыкновенному в своей жизни Вера не удивилась. Но ей стало страшно – вдруг за свое счастье ей придется заплатить? Она вспомнила свой сон – и вопрос из него – отдашь ли ты самое дорогое в обмен на другое самое дорогое? Она стала о чем-то смутно догадываться.
Павел остался в областном центре. Она поехала к себе. Хотели немедля перевезти Веру к Павлу. Но работа? Вере тяжело будет найти подобную работу, ведь существует ограничение по количеству мест нотариусов. Решили подумать, может лучше Павлу переехать в город к Вере? Он хотел взять небольшой отпуск и приехать осмотреться.
Буквально через несколько дней после приезда Вера поняла, что беременна. Девушки по ночам больше не приходили. Чувствовала она себя идеально. Анка восхищенно ахала и закатывала глаза при Вериных рассказах о поездке. Советовала никуда не переезжать. Павел здесь точно найдет хорошую работу. И ребёнку лучше будет на природе, чем в загазованном миллионнике. И она -Анка– рядом. Няню не нужно будет искать, она -то уж всегда поможет, вон Верка как ей помогала и так далее. Все женские разговоры, планы, приданное для малыша, ремонт в квартире, обустройство детской, УЗИ, анализы, переезд Павла, утонувшие в счастливых морщинках глаза родителей на свадьбе Веры, селедка с клубникой и шоколадным мороженным, биение сердечка малыша на КТГ, выбор имени, договор на роды с лучшим врачом и лучшей акушеркой, Верина благотворительность, новая работа Павла, небольшие тревоги перед ожидаемыми родами и – наконец-то – сами роды! Идеальные роды для мамы с малышом и одни из самых легких в практике врача и акушерки. И это несмотря на Верин возраст.
Родился мальчик. Петр.
Осень в этот год пришла поздно и деревья в октябре продолжали сверкать желто – красным пламенем. Солнце ярко сияло и даже грело в день рождения Петра. Павел с Верой сидели в палате, малыш сосал мамину грудь и была такая идиллия, что у ящерки, сидевшей за окном на карнизе защемило сердечко. Она, она должна быть на Верином месте, а на месте Павла – ее любимый. Слезы закапали из глаз, и, обернувшись драгоценными камушками упали с легким звоном на асфальт.
Чуть позже их найдет новоиспеченный папаша – забулдыга, у которого денег после празднования с собутыльниками рождения дочки не хватило даже на розу для жены. Он купил шарик за пять рублей, надул его и шел поздравить жену, а у самого на сердце было плохо. Шел и каждый свой тяжелый шаг раскаивался и просил прощения у всего мира, у жены и новорожденной крохотной дочурки за то, что он такой пропащий. И просил так искренне чуда, что несколько драгоценных камушков под окнами родильного дома его обнадежили, что у них с семьей все хорошее впереди, и что мир от него не отвернулся, что жизнь наладится. И этот папаша действительно бросил пить и стал отличным мужем и отцом. Но если бы он нашел камушки не будучи раскаявшимся, они не принесли бы ему добра, напротив, он бы до смерти упился на деньги от их продажи и оставил бы вдовой жену и сироткой дочь.
Так уж устроена сущность ящерки. Достойным – поможет, плохие – своими руками через нее разного рода проблемы себе создадут.
В день выписки, с утра к Вере в палату зашла девушка. Как она выглядела мы уже знаем. Только в этот раз она была печальнее обычного.
Вера в этот момент аккуратно укладывала Петра в колыбельку, обернувшись ожидала увидеть врача или медсестру, а увидела проводницу из поезда Москва– Париж.
– Вы? Но как? Откуда?
– Ну здравствуй, Вера, присядь, потолкуем мы с тобой.
Вера послушно села, а девушка продолжала стоять у дверей.
– Что это значит? Кто Вы?
Вера начала дрожать, предчувствуя опасность, но в то же время ощущая в себе силу. Вдруг она кинулась и встала около колыбельки сына, заслонив его от взгляда девушки. Девушка несколько секунд постояла, потом вдруг оборотилась ящерицей. Крупной, с большими изумрудными глазами. Подползла вплотную к Вере и вновь стала девушкой. И теперь стояла лицом к лицу с ней, правда, возвышаясь на целую голову.
Вера выдержала тяжелый взгляд девушки, не отвернулась, не согнулась. Хотя не каждый человек смог бы поверить своим глазам и не оцепенеть от ужаса. Но Вера давно осознавала, что все происходящее с ней с позапрошлой весны есть не совсем обычное дело. Это была какая-то мистика, сказка. Но Вера -умная женщина – и бежать не собиралась. Раз это вошло в ее повседневную жизнь, то для нее оно стало самой жизнью, перестав быть потусторонним, фантастичным. Говорить об этом она не говорила, но давно уже ждала развязки.
Девушка грустно усмехнулась и сама села на кровать.
– Да, Вера Аркадьевна Басникова. Кишка у тебя не тонка. Надо же было провидению нас с тобой свести. Совсем не такие у меня планы были. Сядь со мной рядом, не бойся. Я не враг тебе.
Вера чувствовала, что правду говорит девушка.
– Как звать Вас?
– Тебе не нужно это знать, да я и сама то почти забыла. Никто меня больше не зовет. Я сама прихожу. И в твою жизнь, вишь, без зазыва вошла.
– Но…
– Ты, Вера, выслушай меня, будь добра, не перебивай, а потом я отвечу на вопросы твои. Коли они еще останутся.
Помнишь, Вера, свои камушки? Сила в них была женская и мужская, нечеловеческая только. Точнее не от обычных людей. Женская моя, а мужская – моего любимого. Через силу эту и хотела я ребеночка заиметь. Сама я родить не могу, так уж мне положено на роду. Но женщина простая родить моего ребеночка смогла бы. И хотела я, чтобы девченка молодая, телом не испорченная, подняла бы тогда эти камни в парке, повесила на шею, они бы ей нашептали с парнем каким в отношения вступить и ребеночек бы и получился. Я бы смогла девченку убедить ребеночка в роддоме оставить, и цель моя бы осуществилась. Да на беду мою ты в парке свалилась на эти камни перед кучкой девченок старшеклассниц. Ты – в самой своей поздней бабьей поре. Со столькими мужиками побывавшая, ничего не понимающая в своей женственности, с почти уже угробленным телом. Ты – пожирающая красивую сладкую еду в надежде заполнить пустоту в душе. Ты – почти мертвая. Но была надежда. Не все в тебе закуклилось, ты смогла с моей помощью и своими трудами вернуться на свой человеческий путь. Ты знаешь это, ты стала лучше. Та любовь первая спасла тебя. И Павла твоего тоже. Я помогла вам вновь обрести друг друга. Вы – стали идеальной парой, от которой и родился идеальный ребенок. До настоящего времени я и мои девочки помогали тебе, Вера, молодеть и поддерживать твое здоровье. Отдай мне Петра, и мы продолжим. Мой Петр, мой. А ты всегда будешь такой красивой, молодой. Ты продолжишь совершенствоваться. Возможно, ты родишь еще детей. Я смогу сделать так, что все, кто знал о рождении Петра – забудут об этом. Кроме тебя, здесь я бессильна, к сожалению.
Вера встала, вновь подошла к колыбельке. Взглянула на сына. Тот розовенький, с тонкими белыми волосиками, выбившимися из -под чепчика, уже улыбался во сне и надувал губенки. И сладко причмокивал, ища материнскую грудь.
А за плечом ее уже стояла девушка и тоже смотрела на Петра. Но рук к нему не тянула. Условие ей поставили те, кто мужской камень вместе любимого ей дал – сама мать по доброй воле должна ей ребеночка в руки вложить.
– Вера, ведь Петр не обычный ребенок. В нем сила есть нечеловеческая, впитал он ее через тебя, когда камни растаяли. Мой он из-за этого, много в нем от любимого моего, от меня много. Я должна научить его, воспитать. Нельзя силу эту на зло направлять.
– Это мой сын, поняла? Это мой шанс любить. Это я родила его и любовь к нему. Мы с Павлом уже не прежние, забудем мы о сыне или нет. Мы не будем прежними. Из нас будто сердца вырежут. Что ты говоришь, уходи, иди к себе, оставь нас. Не хочу я красоты твой и молодости бесовской. Что сама заслужу – то и будет. Я не просила тебя ни о чем, не звала, ты без спросу явилась, следила за мной, чуть с ума меня своими девочками не свела. А ведь я помню тебя – не прихлопнула тебя тапкой, да? Тогда, на кухне. Пожалела, отнесла во двор, выпустила. Ты была, ты?
– Я, Вера. Ты не смогла бы меня тапкой своей убить, и ничем тебе убить меня не получилось бы. Но ты об этом не знала. Именно тогда я решила, что ты не безнадежна. И мы занялись твоим телом, помирили с подругой, свели с Павлом. Но ты сама работала над своим духом, над душой своей. Я стала к тебе относится с уважением. Но ты пойми, Петру предназначено узнать многое, стать совершенным.
– И ты пойми, он вырастет и узнает, что его родила другая женщина и отказалась от него ради чего? Чтобы продолжать тешить себя красотой и молодостью? И что ты ее соблазнила, привела к этому выбору? Он поймет, что две главных женщины в его жизни предали его через два для после того, как он пришел в этот мир? Нет, милая, мне не нужна ни красота всех земных женщин, ни счастье их, ни вечная молодость и их здоровье. Мне своего достаточно, что бог дал, как говорится. И от меня что-то зависит. Сколько будем вместе с Петром – все наше. Постараемся справиться с его колдовской силой, вместе добру будем учиться. А ведь ты нас не бросишь, чувствую я это. И здесь справимся. Мой Петр.
Ни слова не сказала ящерка, вышла в дверь и исчезла.
– Ну, Петя, завязал шнурки? Сам? – с шутливой строгостью спросил Павел, замешкавшись на кухне.
– Сам, – обиженно засопела белобрысая головка в прихожей, – чего не сам-то?
Но знал уж сам, хитрец, о чем отец спрашивал. Не звал он ящерку на помощь сейчас, сам большой мужик уже. Папа так говорит.