Письма из Коврова

Кроликов много слушал музыку. Когда я занимаюсь, он топчется рядом, и мы занимаемся в четыре руки. Он улавливает смену громкости, высоты звука. Он любит особенно итальянский концерт Баха. Я заметила, Кроликов любит вертикальную, ритмичную, стройную музыку. Она как-то начинает влиять и выстраивать его самого.

Еще Кроликов невероятно полюбил квас. И мороженое. И от того и от другого он становится буйным. Вот какая радость переполняет его!

Как он ходил? Нельзя сказать, что с азартом, больше везде залезал.

Зато 6 июля Кроликов проснулся, готовый к подвигу. А Наташка уже разбросала тонким слоем по всей комнате веревочки и шнурки. Когда Кроликов увидел все это – он пришел не в восторг (от которого бы сразу залягушатил), а в очень деловое состояние: нельзя ничего пропустить, хочется, в крайнем случае, пожевать. И он по инерции стал ползать правильно и по другим комнатам, не только по веревочкам. Мы давались диву и в этот день собирали шнурки в пакет всей семьей с особым удовольствием.

А потом пробил час, и мы уехали с пожитками в лес. Мы сомневались: что лучше – разбить палатку или рискнуть пожить в недостроенном доме, домушке. В общем, мы стали домушниками.

А вокруг нас – наши маленькие угодья и лес. (Угодья – от слова «угодливый». В этом году я недобросовестно ими занималась. Все выросло само. В траве, правда, трудно было разыскать посаженное.)

Пришла жара – зажарила воздух. Комарики и маленькие мушки упали в траву в глубоком обмороке. Но, возможно, их поели огромные мухи – слепни и шершни, хотя вряд ли. Эти очень любят жару и сырое тело. У них грызуще-лижущий ротовой аппарат. Однажды я видела в лупу, как такая огромная муха откусывает у меня кусок кожи и слизывает каплю. И вот они набросились на Кроликова. Кроликов не отгонял их. Зато потом чесался! Возникали огромные бугры на местах укусов. Мы его спасали «доктором-листом». Делали «докторские» примочки, и Кроликов спокойно спал. Был день, когда Кроликов особенно пострадал. Его укусили сразу в глаз и в ухо. Большой бедняк. Глаз закрылся, а ухо сильно оттопырилось. Спасались чудодейственными листами.

Когда приходит жара, надо надевать на руку часы. Потому что на жаре в сознании взрослого заботливого человека пространство и время деформируются. Ребенка можно просто испечь.

Кроликов не любил жару. На прямом солнце он сидел только в бассейне, и то 10 минут. А потом уходил в простую или узорчатую тень. На жаре Кроликов становился вялым и раздражительным. В воде у него быстро начинали стучать зубы. Потом он опять быстро нагревался. И так по кругу. Вот мы и жили по часам.

Слава Богу, никакого удара с нами не случилось. Кроликов еще не терпел на голове панамки. Панамка на голове у него жила только в момент ее посадки на голову. А потом Кроликов профессиональным движением бил ею оземь. Наклонялся за ней, а поднимал палки и камни. Это ведь интереснее жалкой тряпицы.

К вечеру мы, большие люди, валялись, как гербарии, а Кроликов оживал. У него появлялась речь и жизнь на лице. Первую половину лета Кроликов. волновался, «где Има». Особенно когда спадала жара.

Мы с девчонками (пока папа с «мужчинами», как говорит Наташка, делал так, чтобы рамы не падали, а на второй этаж не по канату) ходили в лес. Далеко. Кроликов всегда ходил, а не ездил на мне. Он ходил, высоко поднимая коленки. Бросал руку. Стоял сам. Поднимая шишки, пытался их есть. Трогал елки, осины, что-то все время рассуждал. У нас была моховая улица и поляна. Мы ложились на мох и смотрели в небо. (Так положено делать, когда лежишь на мхе.) Мы ходили за грибами, листками и ягодами. Мы ими питались. Однажды мы пришли ни с чем, и Наташа сказала: «Грибки забыли вырасти. Попались некоторые, да старенькие, как баба Клава»).

Кроликов любил играть с деревьями: лизать кору, есть листья, теребить веточки, отпускать и вновь браться за них. Он любил стоять между грядками с морковью и петрушкой, с одной стороны, луком и хреном – с другой. Хрен вымахал по пояс и стал похожим на лист банана. Кроликов любил играть и есть его. Вот такие хреновые у нас дела. Пока я рядом (с Кроликом надо быть всегда рядом при таких мухах) роюсь в земле, в поисках кореньев, – Кроликов ест морковную ботву и угощает меня. Потом мы моем всё вместе.

А Кроликов идет в бассейн, потом на ягодную ловлю. Наташка насобирает клубники и набросает в воду. Клубника ведь тоже не тонет. Кроликов с удовольствием охотился за ней и ел. Это труднее, чем выловить огурец. А когда появляется гусиная кожа, Кроликов начинает ругаться: громко, гневно и разнообразно. Он не плачет, а именно ругается.

Как Кроликов спал? Хорошо. Плохо, когда слишком жарко. Сняв несколько предметов с него, можно урегулировать и сон. На природе всё проще, а кажется сложнее.

Еще Кроликов любил следить за костром, но не любил, когда дым в глаза. Это вообще мало кто любит.

У нас и там сначала не было воды, был только пруд и три канистры для серьезных нужд. Зато потом! Наташино любимое дело: поливать всех из шланга. «Маня грязная. Сейчас Наташа ее помоет». Манька и смеялась, и уворачивалась, и злилась – по-всякому.

Манька всегда ходила босиком. Только в лесу в ботиночках. Кому-то из взрослых пришла в голову мысль о маленьких и больших пнях. Мы и сидели на них и стояли. Кроликов понимал, что ножки надо держать вместе. Он смело стоял один даже на пеньке в 50 см.

А однажды мы с Кроликовым занимались подниманием задних лап через поваленное бревно, и вдруг к нам в лес приехал наш друг – трубач с личной трубой. Он нам играл целый час. Особенно нам понравилась «Песня Сольвейг». Кроликов слушал-слушал и уснул. В лесу труба звучит особенно.

А еще Манька любила стоять в тени под яблоней. Яблоки уже опадали (их поели гусеницы). Но на Кроликова ни одно яблоко не упало. Так что история не повторилась.

Так вот. Мы жили и жили по расписанию, и вдруг без объявления причин Кроликов отказался от еды. Совсем не стал есть. В основном, только хлеб с солью. При виде ложки сцеплял зубы. А какие только вкусности не предлагались!

Но дело не в еде, видимо. Как еще он мог дать нам понять, что устал от этой жизни? Мы засобирались домой, и все наладилось. (Голодовка длилась 6 дней.) Не могла же Маша это делать в знак солидарности с шахтерами!

Из леса мы приехали в новый дом, где на коробке коробчон-ка и узлы на узлищах. Наташке хорошо: она сразу разобралась, что к чему. Кроликову тоже хорошо курсировать, цепляясь за все подряд на этой нехудожественной свалке. Я пришла было в отчаяние по поводу того, что из крана опять не течет. Но, слава

Богу, у нас была с собою канистра из леса. Лодка в очередной раз билась о быт, как рыба об лед, а мы жили с лейкой.

25 августа Кроликов опять проснулся готовым к подвигу. Он держит ложку, несет ко рту. Первый шаг есть. А вот стоять и ходить один весь месяц отказывался. Куда подевалась былая смелость среди лесов и оврагов. Кроликов зато везде залезает и слезает, и ползает круглосуточно. Я ни разу не видела, как Кроликов слезает с дивана (с плоскости большой). Однажды только – лицом вперед, опираясь на руки. Слезет и приползет ко мне на кухню, когда пауза в общении с ним затягивается.

Мы выполняли много всяких заданий. Нам захотелось укрепить чувство твердости в коленках. Это оказалось легко. Игрушки или кукурузу надо положить на низкую плоскость. Кроликов стоит, держась согнутыми коленками, и чувствует себя хорошо.

Или садились боком на лошадку и с нее, качающейся бедняжки, доставали кукурузу, расположенную низко. Мы одновременно одной рукой удерживали лошадь «на полном скаку», другой рукой брали кукурузу и, балансируя телом, удерживали равновесие.

Кроликову это понравилось.

Кроликов испытывается надеванием на ручки посторонних вещей, подразумеваемых в быстром от них избавлении.

Кроликов любит потютюшкаться на большом развернутом диване. Его (Кролика) можно довести до такого хорошего настроения, что просто блеск! На щекотку он, например, скукоживается и ждет, хитрюга, опять пальца под ребра. Кролика можно по-разному завязывать, засаживать, заваливать, и он это хорошо воспринимает и «защищается». Можно издавать звуки, напоминающие арию индийского гостя. Кролика это особенно радует.

В августе Кроликов боялся ходить за качелями и даже кататься на них. Зато он любил играть в сидячие игры и следить за маминым лицом в ожидании исполинского звука.

А лицо у мамы то сморщивается, как башмак, то растягивается, как луна. И Кролик не может не заметить этих изменений на мамином организме. Внешних изменений. А что там внутри? Можно только догадываться…

<…>

Летний вечер

Напоенный Солнцем,
Засыпает день,
Растекаясь влагой,
Превращаясь в тень.

Становясь дыханием
Звонкой тишины,
Розовыми блестками,
Краешком Луны.

Наполняя шепотом
Сиреневую тень,
Засыпает тихо,
Исчезает день…

Он замрет в поклоне
Ласковой травы,
Затаив улыбку
До своей поры.

Спрячется в изгибе
Веточки сосны,
В робком дуновении,
В зернышке росы.

Станет легким флиртом
Танцующих огней,
Растворится тихо
В музыке теней.

И последним бликом
Качнувшись на листе,