Первый шаг большого пути был сделан; Станко шагал к замку князя Лиго с мечом на боку и жаждой мести в душе. Тем обиднее было, что в этот священный час ему думалось не об отмщении, а о неких странных вещах.
Вчерашний вечер вспоминался будто в дымке; нечто бесформенное, теплое, не имеющее названия, сумбурное и сладкое угнездилось у него внутри и не желало уходить.
Вчера он впервые коснулся женской груди. Да пребудут с нами добрые духи! Даже сейчас, вспоминая об этом, он покрывался испариной, и хорошо, что Илияш идет впереди и не видит его горящих щек…
Он наткнулся на Вилу посреди двора, в темноте, и сразу почему-то узнал, хотя ночь стояла – глаз выколи. Она не отстранилась, не убежала; у его щеки как-то вдруг возникла теплая ладошка, потом губ его коснулись… Добрые духи! Коснулись бархатные, влажные губы, и в ответ им из самого нутра Станко поднялось мучительно-сладостное чувство, памятное по полудетским беспокойным снам, но уж куда тем снам было до этой нестерпимо горячей волны! Потом его куда-то вели, и он спотыкался в темноте, потому что ноги стали чужими и все вокруг вертелось, вертелось, пронизанное короткими вспышками… Потом…
Станко споткнулся о выступающий из земли корень и перевел дыхание. Спина Илияша по-прежнему мерно покачивалась впереди, и светило солнце, и пояс приятно оттягивала тяжесть меча, но сердце постыдно колотилось и не желало успокаиваться.
…Потом был запах сена, и ее руки оказались смелыми до бесстыдства. Он сначала оцепенел, а потом расслабился, поддался, растворился в горячем, пульсирующем… Его ладони впервые в жизни коснулись обнаженного женского тела, пальцы блуждали по неведомым равнинам и теплым круглым холмам, потом забрели невесть куда…
Длинная ветка, преграждавшая дорогу невысоко над землей, ударила Станко под колени. Он потерял равновесие и грохнулся, растянулся, и заплечный мешок, подскочив, стукнул его по шее, а меч – по ноге.
Илияш обернулся мгновенно – как дикий зверь, в любую секунду готовый к поединку. В руке его блеснул кинжал; при виде лежащего вдоль тропинки Станко хищная готовность на его лице сменилась чуть преувеличенной скорбью:
– Далеко уйдем, парень… И селедке не добежать, и таракану не доплыть, так далеко мы с тобой уйдем… Эдаким манером…
В глазах его Станко померещилась слишком уж понимающая насмешка. Он встал, красный, как разбойничья косынка Вилы.
Двинулись дальше. Станко хмурился и смотрел под ноги, а перед глазами у него было сено, сено, черные кучи сена, полоска неба со звездами, душистые волосы на лице… Вот только удалось ли им сговориться о свадьбе? Ведь свадьбы теперь не миновать, Вила любит его, и он, конечно, тоже…
Пообедали на опушке молодого леска. Это было необыкновенно красивое место – нечто подобное Станко видел в детстве на картине одного бродячего торговца. Пышные кроны, кружевная тень на высокой траве, далекие холмы, запятнанные зеленью кустов… Илияш уплетал за обе щеки хлеб с сыром и громко рассуждал, что неплохо бы завтра изловить в силки перепелочку.
Станко поглядывал на него с неодобрением. Опасный поход странным образом напоминал увеселительную прогулку с пикником; дорога лежала, как в поговорке говорится, «бархатом», и ни трудностей, ни, тем более, опасностей не было и в помине.
Илияш балагурил, а Станко вспоминал, как вдохновенно тот расписывал превратности предстоящего пути. На двадцать золотых можно целое хозяйство купить… Целое хозяйство! Ловко браконьер себе цену набил… Завтра перепелочку поймаем, послезавтра – куропаточку, потом зайчика или еще кого… А там и замок – все эти предания насчет ловушек могут оказаться болтовней, а ты, Станко, выкладывай причитающиеся денежки!
Илияш смахнул крошки со своей безрукавки, на которой кое-где остались полустертые пятнышки крови. Станко вспомнил, как мучительно стыдно было ему вчера, как он стоял, не решаясь вернуться в трактир, где только что разбил приятелю нос… И тогда Вила…
– Вставай-ка, – усмехнулся Илияш, заметив, как некая мечтательность подернула до того хмурое лицо Станко. – Солнышко высоко, милая далеко, как в песне поется… Или ты передумал и не хочешь больше убивать папу?
Станко сжал зубы и встал.
Споро и безмятежно они шли еще несколько часов, и солнце склонилось к западу, и Станко совершенно уверился, что Илияш его надул. Тропинка вынырнула из одной рощицы, чтобы нырнуть в другую; разделял их пышный, усеянный цветами луг – ни одна деревенская девчонка не удержалась бы от соблазна немедленно сплести веночек.
Едва спутники ступили на этот луг, как Илияш встал, будто вкопанный. Станко, конечно же, сделал два лишних шага и чуть не налетел на жесткую браконьерскую спину.
– Ромашки-милашки, маков цвет, дай ответ… Меня любят или нет… – услышал Станко бормотание проводника.
И тогда, раздраженный и злой, он отстранил Илияша с дороги и гордо двинулся через луг, всем своим видом показывая, что вывел мошенника на чистую воду.
– Стой!!
Выкрик прозвучал резко, будто хлыстом ударили. Станко, не успев сообразить еще, в чем дело, замер с поднятой ногой.
Илияш не смеялся. Бледный, он сгреб Станко за грудки:
– Куда?! К праотцам охота? Как договаривались, сопляк: я впереди, ты за мной!
Станко растерялся и потому ни слова не сказал в ответ.
Илияш отпустил его, стал, упершись своей палкой в землю, и уставился на зеленый луг, будто увидев на нем стаю привидений.
Несколько минут оба молчали; Станко тупо смотрел то на проводника, то на изумрудные волны, которые безмятежно гуляли по верхушкам трав.
Илияш, наконец, шагнул вперед. Уверенно выбросил вперед руку с палкой, и Станко подумал было, что тот увидел змею – но ни одна змея не могла бы издать тот звук, что сразу за этим последовал:
– Клац-зззз…
Илияш с трудом приподнял палку. На конце ее Станко увидел темное, громоздкое приспособление, железную пасть с двумя рядами сомкнутых блестящих зубов. За пастью потянулась из травы звенящая ржавая цепь.
– Псы, – сказал Илияш сквозь зубы. – Собаки и есть… Посмотри, парень…
Станко, преодолевая внезапную робость, склонился над железным предметом. Это действительно была пасть – присмотревшись, Станко разглядел и морду – уродливую, жабью, с полуприкрытыми оловянными глазами. Железные зубы, сомкнувшись, оставили глубокие отметины на палке.
– Это… ловушки? – поинтересовался Станко, стараясь говорить как можно равнодушнее.
Илияш фыркнул:
– Это капканы… Просто капканы на нашего брата. И ведь что интересно – срабатывает такая штука один раз, и если пасть захлопнет – потом ей зубы не разожмешь…
Станко не очень-то поверил, но решил не уточнять. Железная морда с оловянными глазами произвела на него самое неприятное впечатление.
– След в след, – сказал Илияш негромко, прикидывая расстояние до впереди лежащей рощицы. – Куда я ступлю, туда и ты… Понял?
– А в обход… Никак нельзя? – Станко смотрел в сторону с самым независимым видом.
Илияш фыркнул и с видимым трудом выдрал палку из зубов железного чудовища. Глухо звякнув, капкан отлетел в траву – Станко померещился злобный оловянный взгляд, провожавший путников из-за стеблей.
Шли медленно. Вокруг волновалась трава; была она сочной, сытой, густой, и в гуще этой, казалось, ничего не разглядеть – только цветочки, да узкие листья-стрелки, да пчелы…
– Клац-ззз!
Станко похолодел. На палке у Илияша сомкнул челюсти еще один капкан; Станко пригляделся – этот был меньше, легче, и вместо зубов у него в пасти были иглы – толстые, будто сапожные, острия измазаны темным…
– Ну до чего псы, – сказал Илияш с отвращением. – Этот с ядом, видишь? Но зато разомкнуть можно…
Нагнувшись, он двумя руками взялся за железные челюсти. Станко стоял, терзая и мучая рукоятку совершенно бесполезного здесь меча.
Руки Илияша напряглись; отравленные иглы неохотно отпустили палку. Глядя на оставленные ими глубокие дырки, Станко вдруг представил, как подобный капкан защелкивается на ноге…
– Сапоги, – сказал он хрипло.
Илияш осторожно избавился от капкана:
– Что?
– Если в сапогах, как я… Прокусит голенище?