Ярине стало не по себе. Не то чтобы она боялась – негоже сотниковой дочке такого бояться! Но с другой стороны… Поздний вечер, пустая дорога, а впереди – село, где черти гнездятся.
– А сам-то ты что, не веришь? В чертей?
Хведир покачал головой и только усмехнулся.
Холм перевалили уже в полной темноте. Правда, искрящийся снег помог – село заметили сразу. Полсотни хат, окруженных палисадами, за ними – узкая полоска замерзшей реки. Ярина невольно придержала коня, оглянулась.
– Э-э, погоди, ханум-хозяйка!
Агмет ударил каблуком своего вороного иноходца, выехал вперед.
– Теперь, ханум-хозяйка, моя первым ехать! Твоя сзади ехать, меня слушать!
Оба сивоусых – Малей и Луцык – согласно закивали и, не говоря ни слова, тоже пристроились впереди. Малей, порывшись в седельной суме, достал оттуда что-то лохматое, издали похожее на пушистую мышь, и показал остальным. Те, одобрительно заворчав, достали ножи.
– Вы чего, панове? – удивилась девушка, но ответа не дождалась. Пушистый комок начал переходить из рук в руки, острые ножи отрезали кусок за куском.
– Так то ж хвост волчий! – сообразил Хведир. – На пыжи, да?
Его тоже не удостоили ответом. Уцелевший кусок меха был отправлен обратно в сумку, после чего сивоусые, о чем-то шепотом посовещавшись с татарином, удовлетворенно хмыкнули и тронулись с места.
– Понял! – Бурсак потер руки и зашептал, стараясь, чтобы не услыхали остальные: – Это, Ярина, и есть фольклор, самый настоящий! Чтобы убить чорта, нужен пыж из волчьей шерсти. А можно и серебряным таляром – вместо пули. Говорят, сам Семен Палий это выдумал. Вот уж не думал, что увижу!
Ярина улыбнулась в ответ, но улыбка сразу погасла. Рука привычно нырнула в седельную суму, проверяя: на месте ли пистоли? Вот они, надежные, недавно смазанные, заряженные. А вот и пороховница, тяжелая, полная. Правда, пыжи не из волчьего хвоста, но – ничего.
Шабля тоже была на месте – «корабелка», подарок отца. Захарко Нагнибаба, сотников дед, взял ее в горячем бою. Давно дело было, еще при Старых Панах, когда гетьман Зиновий поднял черкасов на защиту родной земли и родной веры…
– Да ты чего? – удивился Хведир. – Воевать собралась, что ли? С кем?
Девушка только головой покачала. Всем хорош парень – и умный, и добрый, и не трус вроде – да только не черкас. Вот и на коне сидит: стыдно смотреть, словно собака на заборе.
Впрочем, Хведир тоже изготовился – по-своему. Из-за пазухи был извлечен кожаный кошель, из кошеля – окуляры. Окуляры долго протирались и, наконец, были водружены на нос. Вовремя – маленький отряд уже подъезжал к околице.
Ярина усмехнулась.
* * *
Первым их встретил поп. Отец Гервасий был без шапки, зато с большим медным наперсником на груди. Черные с проседью волосы дыбились, всклоченная борода торчала во все стороны.
– Господи! Господи! Неужто и вправду услыхал мя, грешного? Неужто и вправду?..
И голос стал иным – не прежним, густым и самодовольным, а хриплым, трескучим, словно с мороза.
Ярина соскочила с седла, не глядя, кинула поводья, надеясь, что Агмет успеет их подхватить. Склонила голову:
– Благослови, отче!
Благословляющая длань дрогнула, с трудом сотворила крест.
– Добрый вечер, отец Гервасий!
– Добрый… Дочь моя! Ярина Логиновна! Панове! Не попустите! Заступитесь!
– И где сии супостаты злокозненные пребывание ныне имеют? – поинтересовался Хведир, неловко слазя с коня. Остальные уже окружали Ярину. В руках у черкасов сами собой оказались короткие рушницы-янычарки. Агмет поигрывал кривой турецкой шаблей.
– Су… Супостаты… – поп сглотнул. – Пребывают они в хате бесова пасынка Григория Кириченки, именуемого также Чумаком…
– А все остальные где? Мужики? – перебила Ярина. – Возле хаты?
Поп понурил лохматую голову, и все стало ясно.
– Ну, пошли! – Девушка резко вскинула подбородок. – Веди, отец Гервасий!
– Д-дочь моя! Панна сотникова! Панове черкасы! – растерялся священник. – Не должно ли подмогу обождать, ибо страшны супостаты, словно войско адово…
В ответ послышался негромкий смех – смеялись сивоусые. Агмет тоже скривил губы. Ярина махнула рукой:
– Или не видишь, отче? С нами сам пан ритор Теодор Еноха, с ведьмами и чертями первый боец!
Хведир расправил плечи и зачем-то погладил еле заметные усики. Поп только вздохнул, но спорить не стал.
Шли пешими, ведя коней в поводу. Село словно вымерло, собаки – и те не брехали. Но вот из-за плетня высунулась чья-то голова в черной шапке, за ней другая – в очипке…
Ярина только языком прицокнула. Мужики-мугыри, что с них взять? Вот толпой на одного – это они горазды. До первого черкасского посвиста.
Нужная хата оказалась почти в самом конце, обычная, беленая, с засыпанной снегом соломенной стрехой. Калитка была отворена, маленькое окошко светилось.
– Вот! – выдохнул поп, прячась за ближайшего коня. – Гнездилище адово!
И словно в ответ послышалось негромкое, но грозное рычание. Огромный пес вразвалочку подбежал к калитке, ощерил белые клыки. Поп пискнул и тут же сгинул – словно и не было его.
– И бысть сей Цербер зело лют и грызлив, – усмехнулся Хведир. – Панове, сала никто не захватил?
– Э, зачем? – хмыкнул Агмет. – Свинья плохо кушать, свинья поешь – сам свинья станешь! А ну, зажди мало-мало!
Он подошел к калитке. Левая рука татарина дрогнула, словно пытаясь погладить воздух. Послышался протяжный свист. Пес недоверчиво повернул кудлатую голову, замер, затем осклабился и вильнул хвостом.
– Шайтан ты, Агметка! – удовлетворенно заметил один из сивоусых.
Ярина не удивилась. Старый татарин и ее учил этой хитрости. Учил – да не выучил. Видать, свистела не так.
– Зачем – шайтан? – удивился Агмет. – Собака – глупый, совсем как ты! Свинья ешь – глупым будешь!
Сивоусый обиженно заворчал, но ответить не успел.
Дверь скрипнула.
Черкасы разом вскинули янычарки.