Его давно заметили. Он выждал еще – ровно столько времени, сколько потребовалось бы бойкому пареньку на преодоление естественной робости. Потом несмело шагнул вперед:
– Добрый день… Тут что-то случилось, а?
Снова эти взгляды… Клав думал, навсегда избавился от страха перед ними. Оказывается, он ошибался.
– Привет, – старший из группы был невысок и черняв, по-видимому, южанин. – Позволь узнать твое имя и что ты здесь делаешь?
– Я Клавдий Старж, третий виженский лицей, вот, хотел бы заняться греблей…
– Прямо сейчас? Лед на воде, мальчик. Впору хоккеем заниматься…
В следующую секунду лицеисту Старжу полагалось раскалываться. Бледнеть и краснеть под пристальным взглядом, по капельке выдавливать из себя страшную правду…
Ему хотелось признаться. Так же, как, бывает, хочется есть, как хочется справить нужду…
Хорошо, что он выглядит даже младше своих лет. Чугайстер знает, что ни один мальчишка под таким взглядом не соврет. Тут взрослому непросто удержаться.
И Клав захлопал ресницами, имитируя смятение. Он занимается обычным делом – убирает домик, ремонтирует спасжилеты… Смотрит, опять же, все ли замки на месте… В прошлом году вот холодильник из тренерского домика сперли… А штатного сторожа нет…
– Ты один сюда ходишь? Или, может быть, с другом? С подругой?
Он замотал головой, так что волосы выбились из-под капюшона. Никто в такую даль не хочет переться, ему и нравится, что не мешает никто…
– Когда ты приезжал в последний раз? Кого ты здесь встречал? Кого видел?
Он охотно закивал: были всякие. Один пацан шлялся, видно, стянуть чего-то хотел… Ну, рыболовы приходят. Чаем его угощали из тер…
Его грубо оборвали. Велели заткнуться, поворачиваться и идти вон. И больше здесь не появляться. Здесь, по всей видимости, навье…
Семеня и оглядываясь, он вышел за ворота спортбазы. На полпути к остановке свернул с дороги, забрался в невысокий молодой ельник, сел на сырую холодную хвою и закурил.
Они хотели убить Дюнку. Заставить умереть снова. Но она ушла; он почему-то точно знает, что Дюнка спаслась, что ей уже ничего не грозит.
На этот раз.
* * *
Ивга лежала на диване, поверх мохнатого пледа. Лежала, прижимаясь плечом к стене, не снимая ни свитера, ни видавших виды брюк; Пров сидел здесь же, у нее в ногах, и его расслабленная поза ни к чему не обязывала. Спокойствие и доброжелательность, никакого нажима – и в то же время Ивга не сможет подняться, пока Пров не выпустит ее… Возможно, Ивга приписывает ему коварство, которого здесь нет и в помине. Просто от страха. Хотя чего бояться, если ты не нявка?..
– Чего ты боишься? – негромко спросил Пров, будто поймав ее на мысли.
Она повертела головой на подушке:
– Ничего…
«Микстурка», которую она безропотно выпила, повинуясь его мягкому приказу, действительно не была ни наркотиком, ни снотворным. Какая-то травяная, приятно расслабляющая смесь. Впрочем, ей все равно. Ей нравиться быть в его власти. Цепенящая покорность – и полнейшее безмятежное спокойствие. Так спокойна хорошая, добротная вещь.
– Помыться хочешь?
Ивга приподняла тяжелые веки:
– А?
– В душ пойдешь? Извозилась же вся, как поросенок…
Ивга через силу улыбнулась:
– Да… Если рыбки… в ванной… не испугаются.
Она запоздало сообразила, что фраза получилась с намеком, и в ужасе покраснела. Жгуче, до слез.
– Рыбки привычные, – сказал Пров с усмешкой. Рука его легла Ивге на подтянувшийся живот.
Ивга заревела.
Она не знала, какое из своих несчастий оплакивать первым. Сильнее оказалась горечь оттого, что на ее долю никогда не выпадет спокойное утро со звоном посуды. Что не будет падать солнце из приоткрытого окна, и Назар… да, Назар не позовет ее завтракать. Ивга отдала бы жизнь за одно такое утро. За многократно осмеянное счастье – быть, как все…
– Я ведьма, – сказала она Прову, глотая слезы.
Тот серьезно кивнул:
– Не повод, чтобы проливать слезы.
– Ты… не брезгуешь? Тебе не противно?..
Пров смотрел на нее долго и так внимательно, что впору было прятаться под пушистый плед.
– Ты меня боишься, – он задумчиво провел пальцем под нижней губой. – А тебя когда-нибудь боялись?..
Ивга всхлипнула.
Пров неуловимым движением подался вперед. Больно придавил к дивану прядь волос, и она поняла, что от него пахнет мятой. Не то от зубной пасты, не то от жевательной резинки.
– Сейчас будем мстить твоему… который профессорский сын, – его рука осторожно высвободила пострадавшую Ивгину прядь. – Прямо сейчас… Дурак он, правда?
– Правда, – прошептала она, с замиранием глядя в черные, с неподвижными зрачками глаза.
– Заплачет он, когда узнает, как мы ему отомстили?
– Заплачет… – повторила Ивга шепотом. И увидела бледное, со стиснутыми губами лицо Назара.
Все это всерьез.
– Ты же вроде бы устал… после дежурства, – выдохнула она, судорожно цепляясь за собственную нерешительность.
– Я уже отдохнул. Ступай, покорми рыбок… Полотенце возьми зеленое. Корм в коробочке возле зеркала…
Рыбки ели жадно.