Vita Nostra

– Институт Специальных Технологий, – снова прочитал Валентин. – Что это за технологии? Специальность твоя будущая как называется?

– Специальный технолог, – сказала Сашка.

Валентин нахмурился:

– Ты что, издеваешься?

– Нет, – Сашке было очень неловко. – Специальность там выбирают на третьем курсе. Или на четвертом. Я толком не знаю.

– Не знаешь, а готова ехать?

– Если мне не понравится, я вернусь, – сказала Сашка совсем тихо. – Честное слово. Если окажется, что это плохой институт – я приеду обратно. Только скажите маме, пусть она не волнуется. Мне надо туда поехать. Очень надо. Дело не в том, что… совсем не в этом. Мне просто надо.

Она повторяла одно и то же на разные лады, а Валентин сидел перед ней, встревоженный, непривычно растерянный, и впервые в жизни Сашке вдруг показалось, что он ей не чужой.

* * *

– Вставайте, девушка. Торпа через полчаса.

– А? – Сашка подскочила и стукнулась головой о багажную полку.

Вся ночь прошла в полудремоте, ей удалось заснуть совсем недавно. Вагон был старый, сильно потряхивало, где-то на столе звенела ложка в пустом стакане. Проплывали тени и огни, пронизывали насквозь плацкартное пространство, где истекали потом разгоряченные полуголые тела. Свисали с полок углы простыней. Кто-то храпел, кто-то возился с полиэтиленовым кульком, а Сашка лежала на спине, на верхней полке, и уговаривала себя: через неделю вернусь. Условие – быть к началу занятий. О том, чтобы дожить в этой Торпе до выпуска, разговора не было.

Валентин хотел ехать с ней. Настаивал. Сам купил два билета в железнодорожной кассе, себе и Сашке. Он собирался проверить аккредитацию ВУЗа, условия в общежитии, словом, узнать и разведать все, и Сашка в глубине души была ему благодарна. К тому же, темный человек, назвавшийся Фаритом Коженниковым, не требовал, чтобы Сашка заявилась в Торпу в одиночестве.

Накануне отъезда Валентину позвонили из Москвы – его сын от первого брака попал под машину, и, хоть легко отделался, присутствие Валентина с его знакомствами в мире медицины было необходимо. Валентин, позабыв о Сашкиных проблемах, метнулся в Москву. Сашке пришлось сдавать его билет перед отходом поезда, да еще убеждать маму, что она и так справится.

Мама провожала ее. Долго стояла у вагона, смотрела сквозь стекло, махала рукой, давала советы. Сашка мечтала, чтобы поезд поскорее тронулся. Но когда тепловоз в первый раз дернул – у нее душа провалилась в пятки, она готова была выпрыгнуть в окно, к маме в объятия.

Она в первый раз ехала в поезде одна. То и дело смотрела на багажную полку, где лежал ее чемодан. Нащупывала мешочек с монетами на дне сумки. Проверяла документы во внутреннем кармане – паспорт, аттестат, медицинская справка, справка о зачислении и еще какие-то бумаги, все это в плотном полиэтиленовом пакете. Ей было невыносимо одиноко, все время вспоминалось, как в таком же вагоне они ехали с мамой на море, за окном цвели маки, и было хорошо, спокойно, уютно…

Она плакала, скрывая слезы от попутчиков. И страшно укоряла себя за то, что тогда, в курортном поселке, поддалась на уговоры человека в черных очках. Один, самый первый раз, поддалась. Пусть был бы вечный кошмар, пусть она просыпалась бы и просыпалась на раскладушке в съемной квартирке, но была бы рядом мама. И море. Если жизнь человека состоит из половины летнего дня двадцать четвертого июля – это все равно хорошая жизнь. Во всяком случае, в ней нет ни золотых монет, ни Валентина, ни долгой дороги в Торпу.

Село за окнами солнце. Попутчики ужинали, похрустывая малосольными огурцами, обгладывая куриные ножки, очищая от скорлупы матово-белые вареные яйца. Сашка вытащила бутерброды, приготовленные мамой, и снова чуть не разревелась – в полиэтиленовом кульке был запрятан кусочек дома. Так ничего и не съев, спрятала ужин. Выпила стакан чая. И забралась на верхнюю полку…

– Девушка! Вы проснулись? Торпа, говорю!

– Да… Я сейчас.

Была граница между ночью и утром. Часа четыре, может, полпятого. За многие месяцы Сашка привыкла вставать в такую рань и знала: утро приносит облегчение. Сейчас, собираясь, шнуруя ботинки, стаскивая с полки чемодан (потихоньку, чтобы не разбудить спящих попутчиков и все равно задевая чьи-то свисающие руки), она почти забыла о вчерашней тоске. Ветер дальних странствий, неожиданные открытия – этого ведь тоже у путешествия не отнимешь; она взрослый, самостоятельный человек, путешествующий без провожатых. Посмотрим, что за Торпа.

Она вытащила чемодан в тамбур. Проводница дремала на укрытой одеялом полке.

– Сколько стоим? – спросила Сашка.

– В Торпе? Минуту. У тебя много вещей?

Поезд пошел медленнее. Лязгнули вагоны. В темноте августовского утра Сашка ничего не видела – только проплыл в небе синеватый фонарь.

Поезд дернулся, лязгнул и остановился. Проводница, зевая, принялась ковырять ключом в скважине.

– Я не успеваю! – сказала Сашка в ужасе. – Пожалуйста, скорее!

Проводница вполголоса выругалась.

Поезд снова дернулся. Проводница наконец открыла дверь. Поезд медленно двинулся; забросив за спину сумку, волоча за собой чемодан, Сашка ссыпалась по железным ступенькам, приземлилась на низкий перрон и успела увидеть, как проводница, конвульсивно позевывая, закрывает дверь вагона.

Все.

Поезд набирал скорость. Сашка оттащила чемодан подальше от края платформы. Прогремел последний вагон, две огонька на его торце стали стремительно удаляться и быстро растаяли в темноте.

Зеленый огонь семафора сменился красным. Сашка стояла одна на пустой платформе…

Нет, не одна. Из полутьмы выбрела щуплая тень с большим чемоданом. Остановилась рядом.

Парень. Сашкин ровесник. Бледный, сонный, растрепанный.

– Привет, – сказал он, помолчав минуту. – Это Торпа?

– Привет, – сказала Сашка. – Говорят, что да.

– Я здесь в первый раз, – сказал парень.

– Я тоже.

Парень помолчал. Потом спросил неуверенно:

– В институт?

Сашка, в глубине души очень надеявшаяся на этот вопрос, энергично закивала головой:

– Ага. И ты тоже? Специальных технологий?

Парень улыбнулся с явным облегчением:

– А что, здесь разве есть другой?

– Не знаю, – призналась Сашка. – Ты вообще здесь видишь какой-то город?

Парень огляделся, приставив руки к глазам – «биноклем»:

– Офигительно огромный мегаполис. Вокзалище… А там, смотри, какой-то перспективный сарайчик!

Сашка рассмеялась.

Ситуация перевернулась моментально. Волоча за собой чемоданы и изощряясь в остроумии, новоиспеченные студенты прошли к «перспективному сарайчику» – он и оказался зданием вокзала. Сашка в порыве вдохновения назвала его «курятником после евроремонта». Ее новый знакомый оценил шутку заливистым хохотом.

На вокзале не было ни одного человека. Кассы заперты. Продолговатые мерцающие лампы освещали пустую буфетную стойку, деревянные кресла с кое-где выцарапанными непристойностями, автоматическую камеру хранения на шесть ячеек (все дверцы открыты). Пол, довольно чистый, был мощен черно-белой плиткой.