– Почему должно быть плохо? Кто сказал, что надо страдать?? Глупости ты говоришь, детка! А про твой куцый жизненный опыт я вообще промолчу…
Принцесса топнула ногой:
– Надо! Об этом все говорят! Все!
Фея иронично прищурилась:
– Кто? Имена? Фамилии?
И тут Принцесса ее буквально оглоушила. Язвительно так:
– Вся мировая литература, к твоему сведению. Это всем известно – счастье и любовь надо выстрадать и заслужить. Через тернии, так сказать, к звёздам. Наташа Ростова страдала. Болконский страдал. Лариса. Татьяна Ларина. Гамлет. Офелия…
Фея была так ошарашена, что даже не нашлась, что ответить. А Принцесса продолжала сыпать именами и фамилиями:
– Бедная Лиза страдала. Дездемона. А Каренина?! А… А Мцыри? Мцыри бедный как страдал, а?!
Фея жалобно пискнула:
– Так Мцыри же не про любовь вовсе страдал, нет?
Принцесса припечатала:
– Он страдал про счастье. Вообще. Любовь подразумевается. Ну? Хватит тебе имён и фамилий? Вполне они авторитетные?
И тут Фея допустила ляп. От отчаяния:
– Не те ты книжки читаешь, детка. Иди вон Лабковского прочти. Он, наоборот, говорит, что любовь – это про радость. А вовсе не про страдания.
Принцесса покраснела. По слогам повторила:
– Лаб-ков-ско-го?! Я тебе про Шекспира и Толстого, а ты мне – про Лабковского?!
И ушла, хлопнув дверью так, что с потолка отвалился солидный кусок штукатурки.
Фея расстроилась. Во-первых, она искренне была согласна с доктором Лабковским, что страдать не надо. И что любовь – это вовсе не про страдания. Ни разу. Во-вторых, полагала, что надо радоваться тому, что есть. И не ждать никаких подвохов. И наплевать на весь свой «бэкграунд». И на все грабли, штабелями сложенные в сарае. Но вот Мцыри… Мцыри почему-то заставил ее задуматься…
В ночи светилось только два окна. За одним Фея рыдала над томиком Лермонтова. А за другим – Принцесса озадаченно улыбалась над книгой Лабковского. И делала выписки.
Прекрасная Принцесса и рюкзак со страхом
Фея заглянула в гости к своей крестнице – Прекрасной Принцессе. И чуть было не осталась без ноги: прямо у входной двери стоял туго набитый и явно тяжеленный рюкзак. На который Фея с разгона налетела. И ударилась так, что из глаз посыпались искры – совершенно настоящие, не метафорические. Удерживая в себе рвущиеся наружу ругательства, почтенная волшебница запрыгала на одной ноге. Но ругательства вырвались- таки. Когда в холл вышла Принцесса. В сиротском спортивном костюме, скрывающем фигуру. В растоптанных кроссовках. И в кепке, под которой хорошенького личика невозможно было разглядеть.
Фея выругалась. От души. И спросила:
– Это куда ты собралась, душа моя? Да еще в таком виде? Да еще с рюкзаком, в котором камни, похоже?
Принцесса гордо и независимо вздернула подбородок:
– В деревню. К тётке. В глушь. В Саратов.
Фея вопросительно подняла бровь:
– Это ты сейчас мне Грибоедова цитируешь? Или на вопрос отвечаешь?
Принцессин вид стал еще более гордым и независимым:
– И то, и другое. Уезжаю я. Далеко. И навсегда.
Фея понимающе улыбнулась:
– Поссорились что ли?
Принцесса хлюпнула носом. Но ответила снова гордо и независимо:
– Нет. Просто я поняла, что я его недостойна. И счастья с ним тоже недостойна.
От растерянности Фея не удержалась на своей одной ноге. И плюхнулась прямо на пол. Принцесса кинулась поднимать, на шум явился дворецкий… В общем, Фею доволокли до кресла и усадили. А покрасневшая от стыда Принцесса принялась объяснять:
– Ты понимаешь… Он такой… Такой… Такой, в общем. Уникальный. А я… Я такого не заслужила. И ему нужна не такая, как я. Поэтому надо бежать. Сейчас. Подальше и побыстрее.
Фея вздохнула.
– А какая ему нужна?
Из Принцессиных глаз потекли слезы:
– Ну, стройная такая. Умная. Спортивная. Которая готовит хорошо. На скалы вместе с ним будет залезать. И в скачках участвовать. И брюнетка ещё, да…
Фея покосилась на льняную Принцессину прядку, выбившуюся из-под уродской бейсболки.
– Ага… Брюнетка, значит. Стройная. И всё такое. А могу я спросить, что он тогда всё это время с тобой-то рядом делает? Не умеющей готовить и лазать по скалам блондинкой?
Принцесса страдальчески поморщилась:
– Я не знаю, если честно. Наверное, он ошибся. И скоро поймёт, что ошибся. И что я – не то. Не та. Вовсе. И уйдёт. А я этого боюсь. Знаешь, как боюсь, Фея?.. Поэтому, лучше я уйду сама. Первая.
Фея задумчиво смотрела в окно. Как её крестница, взвалив на плечо тяжеленный рюкзак, удаляется от замка. Гордо и независимо удаляется. Когда рюкзак не перевешивает и она не плюхается на попу. Но встает и снова идет. Упрямая.
– Слушай, может, колданём, а? И вернём? Или хотя бы рюкзак ей полегче сделаем?
Ведьмак – давний поклонник и возлюбленный Феи – появился, как всегда, внезапно и ниоткуда. Фея снова вздохнула:
– Не выйдет, дорогой. В этом рюкзаке – её страхи. Избавиться от которых она сможет только сама. Хотя, если мне не изменяет жизненный опыт… Помощник найдётся. Слышишь?
Оба прислушались. В тишине отчетливо раздавался цокот копыт. Ведьмак насторожился:
– Ты уверена, что это он?