Атмосфера
Из-под круглого стола парня тянули в разные стороны и лишь когда затрещала его байковая рубашка, смогли скоординировать усилия и осторожно извлечь худенькое содрогающееся (уже конвульсии?!) тело мальчика подальше от стола, поближе к свету желтого бра над диваном. Бледная Поленька обнимала брата за плечи, мама, следуя давней привычке, схватилась за его голову – зачем-то температуру проверить, Нелины руки продолжали шарить по телу в поисках места поражения. Картину довершала Нелля, уже ничего не соображавшая, кричащая от страха на весь дом.
Наконец парня как следует разглядели… Паразит (по отдельным определениям) Феденька отмахивался от взрослых, давился смехом и едва смог из себя выдавить – это кто красавица, Неллька что ли? Ну ты скажешь! А–ха–ха!
Алина Петровна, не успевшая еще выдохнуть, от души влепила сыну тяжелую затрещину, отец молча потянулся к ремню, как обычно ожидая распоряжений. Не менее перепуганная Полина, готовая расплакаться от облегчения, секундой позже тоже рассердилась.
Нелль, знаешь, я тебе от души завидую – единственный ребенок в семье – какая ты все-таки счастливая!
Федора проняло и он пытался наладить с девушками, особенно, конечно, с сестрой весь вечер. Оставшаяся ночевать Нелли получила улыбчивое Федорово спокойной ночи.
* * *
На следующее субботнее утро Алина Петровна позвала подруг к окну – глядите, на улице того и гляди мороз ударит, а немец – чудак вздумал деревья сажать.
Поленька улыбалась, глядя на неловкие попытки Сергея Оттовича одной рукой закапать саженец, другой – удерживать его двумя пальцами и постоянно менять местоположение в кривой со всех сторон яме – очевидно пытаясь установить ее середину. Но разве в неровности существует центр?
Немец оставил деревце, лежащим в яме на боку и задумался. Потом оглянулся на Поленькины окошки, улыбнулся и помахал рукой.
У нас в комнате не горит свет – рассуждала Нелли, вглядываясь в немца, сощурив глаза – как же он нас видит?
Поза немца красноречиво просила о помощи. И Поленька засобиралась.
Пойду, предложу деревья поддержать, пока Сергей Оттович будет их закапывать. Ему одному несподручно.
Стоящая за ее спиной Нелли вцепилась у ее плечо. Не ходи, надо будет, мужиков наймет!
Нелль, как же человеку не помочь, не приспособленный он к физическому труду.
А к какому приспособленный?
Так – к умственному. Ученый он.
И что он такое придумал этот ученый? В интонации Нелли звучала откровенная неприязнь.
Нелль, да что с тобой такое, не по-соседски это.
Не ходи – еще раз повторила Неллька – и в ее голосе послышался металл.
Тут к ней подоспела неожиданная поддержка в лице недавнего неприятеля. Заспанная голова Феденьки появилась из-за двери и тем же тоном потребовала – нашла кому помогать, лучше мне помоги – контрольная в понедельник – два дня на подготовку дали.
Вернусь, будем задачки решать. И Поленька решительно выбралась из плотного кольца возражающих. Нелли было потянулась к ней, но потом передумала. Быстро оделась и шаг в шаг отправилась за Поленькой. Поленька быстро перешла дорогу – здравствуйте, Сергей Оттович, могу я вам помочь? Что это вы сажаете?
Нелли, поддавшись порыву сопровождать подругу, как-то не подумала, как она намерена общаться с немцем, находясь ним в непосредственной близи. Ну уж, помощи он от меня точно не дождется – твердо пообещала себя Нелли. Но когда она подошла и осталась стоять за спиной Поленьки, буркнув что-то и стараясь не встречаться с немцем глазами, ей стало совсем не по себе и она, призвав все известные способы успокоения, попыталась взять себя в руки. Среди бела дня, да посреди улицы…
Вроде стало получаться, но тут немец повернулся к ней и уставился в упор своими пытливыми глазами, Неллька просто не знала – куда деваться. Ее с перепугу обдало жаром. Но она, не застревая в этом беспомощном состоянии, заставила себя разозлиться. Хорошо бы – думала она, нервно потирая оду перчатку о другую – прямо сейчас в лоб его спросить: куда он сволочь такая людей девает, между делом, людям глаза отводя, как приличный человек мирным делом занимаясь? Вот эффект получился бы – бомба! Но ведь я Полина подруга и раз я что-то про него знаю, значит и Поленьке наверняка расскажу – так он рассудит. Нет, выступать нельзя, так он еще попробует Поленьку, как свидетеля уволочь, мало мне одного Федьки. Нет, нельзя. На кой черт, спрашивается, я сюда притащилась? Я не какой-нибудь там вельможа, что б интриги плести. По моему характеру врагу сразу в морду вцепится, а иначе и подходить нечего. Сейчас он заподозрит неладное и безо всяких в лоб – не в лоб вопросов. Мало мне было проблем. Ох, дура я, дура…
Поленька перехватила взгляд немца и спохватилась. Я забыла вас представить, Сергей Оттович – это моя подруга Нелли. А ты, наверно, уже Сергея Оттовича знаешь.
Неллька опять не нашлась, что сказать, не очень вежливо отводя глаза в сторону.
Зато немец – казалось – чувствовал себя превосходно. О, очень приятно, – загудел он на одной тоне – надо же, как мне сегодня повезло – сразу две юные очаровательные дамы выразили желание содействия…
А какие деревья вы хотите посадить – не понимая причины неловкости всегда сверхактивной подруги, поддерживала разговор Поленька.
О, вы знаете – затараторил Крафт – мы, немцы, нация практичная, поэтому сажать будем дубы и лиственницы. Это деревья наиболее устойчивые к воздействию ветра. В отличие, кстати, от наиболее неустойчивых берез и бузины, которые при прочих равных условиях порыв ветер сломает в первую очередь. Шшш, бах – для наглядности сымитировал Крафт сцену гибели дерева – помогая голосу руками.
К тому же это карликовые сорта – кивнул Крафт на тонкие стволы деревцев, в двух местах аккуратно прислоненных к забору. По статистике деревья менее шести метров высотой так же являются наиболее устойчивыми – падают от ветра крайне редко. А это – сыпанул немец в следующую ямку какой-то сероватый порошок – современный укоренитель, помогающий деревьям быстрее прижиться. Как видите, юные леди – мы в этом деле предусмотрели все. Я, видите ли, стараюсь всегда и все учитывать. Я не имею свободного времени переделывать однажды выполненную работу и при такой подготовке, являюсь от этого обычно избавленным.
Ты гляди – какой предусмотрительный – прошипела про себя Неллька, и боюсь – он прав – ведь он пока не допустил ни одной ошибки, если, конечно, на мгновение забыть, что убийство людей – это самая ужасная ошибка на света.
А, Поленька предложила бодро – ну, что ж, тогда приступим? Она осторожно приподняла деревце, корень которого уже находился в яме и постаралась правильно его расположить, а Неллька, очнувшись по медвежьи неловко вперлась между ней и немцем. Крафт достаточно заметно хмыкнул, улыбнулся и взялся за лопату.
Он этой лопатой не землю бы подцеплял, а с удовольствием бы по мне прошелся, однако руки коротки – злорадно подумала Неллька. И тут же призвала себя рассуждать здраво. Разве хоть что-нибудь говорит о его желании накостылять мне лопатой? Нет – никакой недружелюбности Крафт ко мне не выказывает, по крайней мере, открыто. Единственное его хмыкание тоже не о чем не говорит. Так мог и вполне нормальный человек среагировать на мое не совсем разумное желание отгородить его от подруги – девичья ревность. И ты, дорогая, давай, начинай уже головой думать, прежде чем что-нибудь сделать или сказать, хватит уже и твоего сегодняшнего тупого явления.
Появление девушек казалось активизировала мыслительный процесс немца и он догадался прочертить прямую линию предполагаемого ряда посадки, привязав случайной оказавшейся в кармане, как он объявил, веревкой первое деревце и протянув ее до донца загородки и укрепив его в центре последней лунки, привалил сверху камнем. Как в любом деле, появившийся ориентир активизировал работу. Девушки продолжали держать деревья, ставя их точно по веревке, Неллька в связи с очевидности своего первого поступка продолжала втираться между немцем и Поленькой, затрудняя их беседу. А немец, при необходимости, корректировал очертание ямы и закапывал саженцы.
Поленька поинтересовалась – почему немец решил сажать деревья не весной, а осенью. Знаете – говорила она – мы как-то привыкли осенью саженцы поближе к дому прикапывать, а уже весной на постоянное место сажать.
О, вы еще и прекрасный садовод – удобно вставил немец очередной комплимент. Но уверяю, вас Поленька – время года решающего значения не имеет. И тому же сейчас наше осеннее вполне элегантное занятие превратилось бы в весной в лошадиную работу – перетаскивание огромного объема воды – ведь весной нужно как следует пролить яму, прежде чем посадить дерево. В нашем же случаю за нас это сделают талые воды. Согласны? Я же говорю – мы люди практичные. Ну, а кроме этого, мы довольно сентиментальны. Поэтому объявленный мною на сегодня субботник наружных работ я закончу взбиранием на крышу и установкой на ней ветрового флигеля, сработанного собственными руками. Разумеется классического типа – в виде петуха.
Неллька открыла рот, чтобы прошипеть ненавистному немцу, что он опять все перепутал и что у них в городе субботники устраивают как раз весной, а вовсе не осенью, но тут же заставила себя остановиться. Если у него и остались еще какие-либо сомнения относительно ее антипатии, то они отпадут окончательно, стоит ли ей лишь открыть рот.
А вы знаете – дорогие дамы – продолжал настаивать на участие в разговоре всех троих, продолжал Крафт – откуда повелась эта традиция – прикреплять к крыше указатель направления ветра фигуркой петуха? И обвел их глазами. И так, как ему никто не ответил, с удовольствием продолжил – этот обычай берет начало из глубины веков, точнее с девятого века, когда по указанию папы римского каждой церкви вменялось в обязанность венчать шпиль здания изображением этой птицы – эмблемой апостола Петра, который по преданию отрекся от Христа трижды, прежде, чем дважды прокричал петух.
У у у – сделал немец страшное лицо и воздел над Нелли руки со скрюченными пальцами. Ну, как испугались?
Нелли постаралась напряжения не показать и сгримасничала лицо высокомерной улыбкой. На тебе, не на ту напал! На вшивость проверяешь? Не надейся, не из пугливых. И почему воешь, а не кукарекаешь, раз про петуха страшилки травишь.
Нелли гордо ухватилась за следующее дерево, Поленька немного нервно рассмеялась, немец заумно заулыбался и снова схватился за лопату.
Нелли казалось, что ямы, саженцы – этот круговорот не закончится никогда. Что б я в своей жизни еще хоть что-нибудь посадила! – с горя думала она – я лишила себя удовольствия – посадить дерево из этой человеческой трехступенчатой жизненной установки. Теперь все, связанное с посадкой напомнит мне этот кошмарный день. Относительно же второй ступени – вырастить ребенка… неизвестно, смогу ли я и ей следовать, ведь этот ужасный человек, которому я сейчас по собственной инициативе так мило прислуживаю, вполне в состоянии отобрать у меня моего любимого… о когда же это мучение закончится?
Когда же посадка, наконец, завершилась, и можно было бы уже уйти домой, вежливо отклонив приглашение хозяина на благодарственную трапезу, Поленька вступила с Крафтом в какой-то дурацкий спор. Вконец измученная страхом и протестами Неллька плохо разбирала слова, но чувствовала, что в этом сложном многоярусном споре подруга снова проигрывает. Причем, побеждает ее немец, давит элегантно, аккуратничает – следит, что бы у Поленьки не осталось ощущения собственной тупости. Осторожно подводит ее окольными путями к каким-то заключением и добивается, гад, чтобы она сама выговорила его же утверждение.
А у него – этого немца, который не по нашему продумывает каждую деталь любой работы вплоть до оптимального результата, вообще выиграть-то можно? Вот сегодня, он вроде не догадался сразу выровнять ряд саженцев, однако же веревка в его кармане «случайно» нашлась. Похоже, он просто под дурачка временами косит, что бы окружающих расслабить. Никому не придет в голову опасаться бестолкового мужика, а если добавить сюда его бесконечные бла-бла-бла… Он – наверное немножко дурачок – подумают люди и спокойно повернуться к нему спиной. О, они несомненно и очень скоро пожалеют об этом, если, конечно, успеют пожалеть.
Олег рассказывал, что все жертвы немца пропадали, бесследно исчезали или умирали на руках врачей от неустановленных причин, а он всегда выходил сухим из воды. И длится все это, между прочим, уже достаточно давно. Как же быть? Он все продумывает, ладно, а если я безо всяких раздумий вцеплюсь садисту зубами в горло? Необдуманно и стремительно. Интересно, что он предпримет? Начнет бить меня об только что посаженные деревца, или прямо об капитальный забор? Нет, скорее всего подождет, когда Поленька оттащит меня и отправится по официальным инстанциям в качестве потерпевшего. Плохо, совсем плохо. Слабовата я против него – только глупец этого не понял бы.
Сейчас надо выбираться отсюда. И это безо всяких рассуждений, а по простой причине, что я уже просто не могу больше рядом с ним находиться. Нелли оглянулась на дом, умоляюще уставилась на одно из двух зашторенных окошек гостиной и буквально тут же услышала строгий голос Алины Петровны – Поленька, Неллечка, девочки – давайте домой!
Нелли в ту же секунда ухватила Поленьку за рукав и не прощаясь потащила ее через дорогу к дому. Она твердила, как заведенная – пойдем, мама зовет, пойдем, мама зовет. Когда немец остался далеко сзади, отгороженный запертой калиткой – Нелли вдруг подумала – Олег! Как я расскажу Олежку, что сегодня с удовольствием отпахала на немца чуть ли не полдня с молодежным огоньком и девичьем задором. Какой кошмар! Как я попала в эту дурацкую ситуацию? Ах, ты черт!
* * *
Больше в течение недели ничего видимого плохого в городе не произошло. Нелли покидала дом подруги лишь вечером, когда все домашние наличествовали в гостиной. Наказанный Феденька целую неделю этот домашний комплект поневоле дополнял. Наконец, накануне его освобождения из домашнего заточения, Нелли пригнала к дому Поленьки наконец-то заправленную машину с полным багажников продуктов. И как это я раньше не догадывалась – сама себе удивлялась Нелли – хоть каких-нибудь гостинцев хоть когда принести. Хоть как-то компенсировать свое из году в год бесконечное торчание в Поленькином доме. Расход по моему содержание наверное достиг астрономических цифр. Не говоря уж о мытье дополнительной грязной посуды, стирки моего постельного белья, бесплатного пошива одежды, профессионального – еще какого профессионального! труда стилиста, а что касается доброты, в которую я всегда погружалась, оказываясь в этом доме, она материально не измерима, какие там багажники… Да! Я прекрасно понимаю – за любовь заплатить нельзя. Зато можно заплатить за продукты. Легко.
Пока они с охающей (ну зачем ты!) Поленькой и Федей разгружали машину, Алина Петровна, куда-то исчезла, потом вышла на кухню, молча мокрыми глазами поглядела на продуктовое изобилие и поблагодарила – Спасибо, Нелль – теперь мы перекрутимся…
Оказалось, вернее было с трудом вытрясено из Поленьки – в этот раз финансовые проблемы семьи зашли еще дальше, чем заходили обычно. Отцу задерживали зарплату за три месяца, их заводик уверенными шагами поспешал к банкротству мама отработав второй месяц, денег вовсе не видела. Поленькины клиентки частично по тем же причинам задерживали оплату заказов – еще немного и их число округлится до десятка. Другими словами, Поленькина семья последний месяц уже не видела перспектив скорого влезания в долги. Собственно даже в долги влезть и то не к кому. У всех знакомых примерно такой же швах.
Что ж ты делаешь – шипела Неллька – почему просто не взяла деньги, эти чертовы деньги, у меня? Я тебе что, чужая? Я думала – мы подруги, ближе родни!
Нелль, не обижайся, пожалуйста, почему ты должна платить за то, что мы не умеем вести дела?
Что?! Ну ты… Еще скажи, что ты работать не умеешь! Пашешь с утра до вечера и все, что ты делаешь – идеально. Разве ты виновата, что в нашем государстве хорошая работа – всегда хорошая, совсем не оплачивается? Ах, ты! Завтра прямо с утра привезу денег и попробуй только не взять!
Извини, не могу, не возьму. Ты ж понимаешь – мы очень нескоро сможем отдать.
Ах вот как? Ах, ты не желаешь быть моей должницей! А как насчет меня? Не заставляй вести подсчеты. Если уж на то пошло, тут неизвестно еще кто кому будет должен!
Но я… я же никогда, ни разу в жизни не давала тебе денег – совершенно искренне удивилась Поленька.
Вот как? А семья твоя меня годами кормила. Это не считается?
Поленька от души расхохоталась. Так у нас картошка, ну там еще кое-чего, овощи. Так это все свое. Ну, ты скажешь, тоже.
Поленька, если бы я эти овощи на рынке покупала – с меня бы денег содрали. Да там еще и на какой вульгарный нитрат налететь – а нечего делать. А у тебя все свое, натуральное. Но картошку сырую грызть то же ведь не будешь. А в ресторане за готовку денег вообще немеренно накинут. А твою стрепню я с закрытыми глазами от любой ресторанной отличу, никогда не спутаю. Вот и посчитай… а то смеется она. Милая, дорогая, когда же ты научишься свой труд уважать? Ведь тебе цены нет, ты это понимаешь? И уж если мы сегодня так неумно свалились в эти подсчеты, так я тебе еще скажу – на все перечисленное ярлык цены еще можно прилепить, а как подсчитать, сколько ты меня, да чуть ли не с колыбели, поддерживала, успокаивала. Эх!
Э, э, парень, куда ты одеваешься? – вынуждена была Неллька саму себя перебить.
По настоянию матери наматывая на шею шарф вместе с ухом и ртом, Феденька что-то пробурчал.
Что, что – переспросила Нелли.
Так все – заточение кончилось – гулять иду.
Слышь, Федор, не ходи гулять.
Это еще почему? – удивился Феденька.
Нелли чуть было не брякнула – на улице страшные дяди с «испарителем людей» бродят и тебя тоже испарят! И где тебя потом искать, если тебя не будет?
Слышь, Федь, ты гулять не ходи, а я тебя начну учить на машине ездить, а вырастишь, права помогу получить.
Да ну?
Вот – зуб даю.
Феденька почесал в голове. Ладно. Завтра.
Погоди, почему завтра?
Потому, что сегодня ты меня уже не учила – хихикнул Феденька и исчез за порогом.
Поль, я скоро вернусь – крикнула Нелли из прихожей и рванула с вешалки куртку.
Уличная температура опустилась ниже нуля. Поздняя осень, будь она неладна. Нелли скользнула за руль. Говорила же отцу – не надо дизельного движка. Так ведь нет, папа – в своем репертуаре – надежнее, он видишь ли и разгоняется медленнее, все времени хватить поглядеть, куда ты, милое мое дитя, правишь, не выросло ли у тебя дерево посреди дороги. Все это прекрасно и замечательно, но дизельную машину нужно греть, не поедет она вот так сразу, когда водителю за быстроногими малолетками гоняться приспичило.
Нелли таращилась на индикатор – стрелка никак не желала подниматься хотя бы до сорокоградусной отметки.
Сейчас, сейчас – твердила Нелли и старалась проследить взглядом за Феденькой, но парень, как и следовало ожидать, разминувшись с фонарем на углу Вербной, сгинул с глаз в первую же секунду.
Куда он мог пойти? Направо, за угол, а дальше с Горлового? Нелли нажала клавишу, оконное стекло послушно уехало внутри дверцы, оттуда сразу же пахануло влажным холодом и колючий ветер закружил по салону. Зато Нелли услышала, как где-то вдалеке впереди-слева раздался нестройный хор мальчишеских голосов. И ответный возглас Феденьки. Слов было не разобрать, но Нелли поняла – соскучились пацаны – радуются воссоединению. Правильно, мальчики, не скрывайте своей радости, вопите погромче и подольше. Как бы отвечая Нелли, ребята еще раз громко рассмеялись – звук все еще оставался на прежнем месте, и Нелли быстро выжала сцепление. До углового фонаря доехала очень медленно, но когда повернула за угол в набирающую силу темноту Горлового, рука сама собой потянулась к панели. Нет – остановила себя Нелли – свет включать нельзя – обойдемся мы без света. Как ни тихо ехала машина, шелест гравия все равно выдавал движение. Нелли съехала правой стороной на обочину, вплотную к краю дороги, где росла еще кое какая трава. Уровень шума, производимый машиной, как будто немного снизился.
Но если я в этой темнотище сползу в кювет, то и заборы зацеплю, чего там до них – всего то узенькая тропка. Вот тогда треск, грохот поднимется – сбежится полгорода. И Нелли медленно вернулась на дорогу. Голоса приближались. Нелли повернула из переулка налево в Проломный тупик. Еще метров двадцать – и все. Нелли поставила коробку на нейтралку и накатом дотянула сколько хватило инерции.
Ребята сидели на лавочке старого деда Сереги. Разросшиеся кусты сирени из палисадника давно пробрались на улицу и скамейка оказалась окруженной плотным овалом веток с кое-где сохранившими темными, скрюченными листьями. Особенно широко разрослась сирень на юге, как раз в той стороне, где пряталась Нелли.
Дед Серега – местная гроза пацанов и проводитель в жизнь линии образцового поведения не только подрастающих поколений, но и давно выросших, наверняка ребят слышал. Дом стоял мерах в пяти от невысокого досчатого забора. Нелли видела, как тень хозяина недовольно повисела за занавеской в ближайшем к ней боковом окне и отступила назад – глубоко в комнату.
Дед Серега, как и многие другие принципиальные, живущие по правильным законам люди, достаточно часто попадал в собственные же ловушки. Жить правильно – значит жить тяжело. Дед Серега еще с младых годов это понял, но от «прынципов» не отступался. Вот и сейчас, ему очень не нравились непрошенные ночные гости, однако… Скамейка перед его домом всегда была широка и удобна и всегда имела высокую покатую спинку – поглядеть с расстояния, так будто одна и та же последние пятьдесят лет в нетронутом виде простояла.
Когда пацаны (а ведь известно как «сидят» пацаны) выламывали фрагменты скамьи или скособочивали ее, дед, обычно на следующее же утро и в любое время года, кряхтя выносил со двора инструменты и все поправлял, когда же скамейка уже не подлежала восстановлению, стругал новую. И облюбованное ребятами место в Проломном типике долго не пустовало.
Да гони ты их в шею, этих негодников – советовали деду Сергею соседи. Что ж ты на них все время трудишься, пущай сами себе скамейку сколотят, а потом уж садятся, а то ишь, повадились. Да и шуму от них, как от куриной фабрики.
Но дед только плечами поводил – никак нельзя – закон гостеприимства… Вот идет по улице усталый путник, где ему передохнуть? А тут, пожалуйте – моя скамья, вся в сирени. Ветки ее в жару от солнца загородят, в холод – от ветра заслонят. Присел человек, дух перевел и дальше отдохнувшими ногами отправился
Дед, окстись, какие путники? Тут у нас и не ходит никто – тупик потому что. Да и путники теперь все на машинах ездят.
Не – отвечал дед твердо – нельзя людей от свого дома гнать, грех это. Не нами заведено – не нам и менять.
Ну городские к деду Сереги, конечно, привыкли. А приезжим – чудно.
Однажды дедову свояченицу, что на соседней улице проживает, прибыла навестить семья ее дочери. Вот зять с сыном пятилетним на другое утро прогуляться отправился. А дело зимой было, после февральской трехдневной метели. Городские улицы, известно как убираются, чего уж тут про тупики говорить. Идут отец с сыном гуськом по узенькой, протоптанной в снегу тропочке, а недалече им на встречу, дед Серега также, осторожненько пробирается. Парень этот-отец думает, дойдем до вон того дома, где подъезд расчищен, там мы и разойдемся, ходу добавил. А дед, расчищенное место прошел, не глядя, дальше прет, а как осталось до встречных с десяток шагов, с тропки слез и чуть не по пояс в сугроб провалился – дорогу освободил.
Парень такой любезности очень подивился – да вы, что – говорит, дедушка, я все же помладше буду – сам бы вам тропинку уступил, а Кольку на руки бы взял.
Э, нет – отвечает дед из сугроба – не положено. Тот, который один, должен дорогу уступить. И пусть пацан у тебя еще маленький, но разве он не человек? Вот и выходит – я один, а вас – то двое… Не нами заведено, не нам и менять.
Говорят парень этот после того, как они с семьей обратно к себе в Челябинск отбыли, прислал деду Сереге письмо аж на гербовой бумаге. И на первой странице пытал его вежливо, еще о каких обычаях рассказать, ну а на другой целой странице сам разными умными русскими обычаями восхищался, о которых читал или слышал. Свояченица толком и не знает, кем зять работает, а что к порядку отношение имеет – это и так понятно.
Неллька это все про деда вспомнила, потому как могла теперь твердую надежду иметь – ребят с этого места не сгонят. Если и сами никуда не тронутся – значит полный порядок. Можно рассчитывать, что они посидят, пошумят, а потом спокойненько по домам разойдутся. Как услышу, что прощаются, успею задним ходом машину отогнать, небось расставаться, как здороваться будут – громко, меня не услышат.
Ветер гулял по салону, поддувая под ноги и почему – то с особой силой нажимая на затылок. Но окно закрывать нельзя. Печка на холостых оборотах грела не слишком сильно. Нелли повернула выключатель на третью позицию. Не очень шумно? И кутаясь в зимнюю куртку, стараясь хотя бы одной стороной лица поглубже завернуться в шиншилловый ободок воротника, планировала – как вернусь домой, надо первым делом чаю с малиной попить – простужаться мне сейчас нипочем нельзя.
