– Предусмотрительность. Так в чем дело?
Я заглядываю в его лицо и понимаю, что Доминик не лжет. Не пытается вывести меня на чистую воду, чтобы призналась первой, не издевается. Иначе бы на вопрос про «знаешь» ответил иначе. Он действительно не чувствует, что я беременна.
Вопрос – почему?
Проще всего спросить у него, но я не готова признаваться Доминику сейчас.
– Меня кое-что беспокоило, поэтому я делала УЗИ. Но с моим здоровьем все хорошо. Спасибо, что интересуешься.
– Поужинаем вместе?
А вот это неожиданно! Настолько неожиданно, что я зависаю второй раз за вечер.
– Нет, – отрезаю я. – Чем меньше мы будем проводить время в обществе друг друга, тем лучше. Ты сам сказал, что мы друг другу не подходим. Друзей из нас тоже не получится.
– Не получится, – соглашается Доминик. – Я не смогу дружить с тобой, Шарлин. Для этого я слишком тебя хочу.
Его слова отражаются в груди болью. Потому что «хочу» не равно «люблю». Он хочет мной владеть, и на самом деле не видит во мне равную. Наши отношения изначально были обречены на провал.
– А я – нет, – отвечаю я, все-таки ныряя в промежуток между перилами и Домиником и сдерживаю себя, чтобы не начать перепрыгивать через ступеньки. Наоборот, поднимаюсь медленно, и уже на верхней площадке оборачиваюсь, чтобы заметить закрывшуюся входную дверь. После чего спешу к себе.
Далеко босиком Доминик не уйдет, наверняка, отправился на пляж, поэтому у меня есть немного времени.
Набираю Хантера и прошу:
– Расскажи все, что знаешь про имани.
– Всё – слишком расплывчатое понятие, – отвечает историк.
Я подхожу к окну и замечаю пересекающего внутренний двор Доминика. Не оглядываясь, он толкает заднюю калитку и скрывается в темноте пляжа. Того самого, на котором я впервые увидела его в волчьей ипостаси.
Замечаю, что свободной рукой вцепилась в край подоконника до побелевших пальцев, и отстраняюсь. Выдыхаю, пытаюсь расслабиться. Мне нужно сосредоточиться на Хантере и его словах, а не думать о Доминике. Не думать, что я угадала насчет пляжа. Что я слишком хорошо его знаю.
– Я рассчитываю, что ты ничего не упустишь, – говорю я. – Потому что я должна знать, кто я такая.
– Справедливо. – В голосе Хантера слышна улыбка. Он вообще как-то быстро включился в разговор, будто с нетерпением его ждал.
Конечно, ждал! Наверное, нарадоваться не может, что встретил настоящую, живую имани.
– Как они появились? – спрашиваю я, и тут же исправляюсь: – То есть мы.
Что я чувствую, когда думаю, что я какая-то особенная? Что я не человек и не вервольф? Только растерянность и неверие. Неверие в то, что все это на самом деле происходит со мной.
– Мои родители – мои настоящие мама и папа, я на них похожа.
– Не сомневаюсь в этом ни капли, – успокаивает меня Хантер. – Как и в том, что они обычные люди.
– Тогда… почему я?
– А почему я родился с разноцветными глазами? Природа, генетика. Тебе просто повезло.
Повезло, как же!
– Но как и мои способности, – продолжает он, – твои тоже долгое время находились в спящем состоянии. Пока их не спровоцировала встреча с Экротом.
– Почему это вообще происходит? Почему рождаются такие дети?
– Я думаю, что таким образом природа заботится об исчезающем виде. А может, это новая ступень эволюции, которая берет лучшее из двух существующих на планете видов и создает нечто совершенное. Более сильную, здоровую, выносливую версию людей и вервольфов.
– А по-моему, тебе просто хочется считать себя особенным.
– Здесь ты ошибаешься. – Беззаботный голос Хантера сменяется ледяным. – Раньше я бы все отдал, чтобы быть обычным. Но потом понял, что глупо отказываться от того, что тебе подарила судьба.
– Я подобных подарков не просила.
– Это уже неважно. Тем более что твой будущий ребенок будет именно таким. Он уже особенный.
– Для меня он особенный, потому что мой, – отрезаю я и кладу ладонь на живот.
Моя фигура пока не изменилась, но с таким быстрым ростом малыша, я не смогу долго скрывать беременность.
– Значит, – продолжаю я, – дело во мне и в альфе?
В моей сильной генетике и в том, что я занималась сексом с вожаком.
– Мой бывший муж не был альфой, поэтому моя сила не раскрывалась, а тут раскрылась. Выходит, дело не в Экроте? Подошел бы любой сильный… самец?
– Вероятнее всего у вас с мужем не было детей не из-за разницы в видах, просто ты, как имани, ждала более сильного и достойного самца. – Последнее слово Хантер произносит с насмешкой, а вот мне совсем не смешно.
От таких новостей голова кругом. Значит, все мои мечты насчет мужа-человека и детей все равно бы не сбылись. Я бы осталась бесплодной, потому что моя сущность ждала Доминика или кого-то другого. Но поверит ли он мне?
– Я была сегодня у доктора, и мне сказали, что моя беременность развивается очень быстро.
– Как у волчиц, – подтверждает Хантер. – Это нормально, не бойся. Если ты имани, значит, твой организм должен быть приспособленным к рождению волчат.
– А если нет? Ведь… – Я осекаюсь, но потом все равно заканчиваю: – Ведь твоя мать умерла при родах.
Повисает короткая пауза, и мне даже кажется, что историк ничего не ответит, но он отвечает:
– Считаю, что нам не стоит это обсуждать.
– Я не хочу обсуждать тебя, я хочу обсуждать себя. Скажи, чего мне стоит бояться? Потому что мне уже страшно.
Мне действительно страшно. Даже страшнее, чем когда на меня несся оскалившийся волк.
– Вервольфы не просто так зациклены на потомстве, – все-таки говорит Хантер, – и именно поэтому берегут волчиц. У них случаются выкидыши, многие волчата погибают во время родов…
– И волчицы тоже, – заканчиваю за него и меня прошибает ознобом. В спальне жарко, даже душно, но мне невыносимо холодно. Сердце в ушах звучит набатом.