Идеальное совпадение

– Если у него сотрясение мозга, то лучше лежать на спине и не шевелиться! – подскочила к нам побледневшая от испуга Юна.

– Мейз, у тебя есть сотрясение? – уточнила я.

– У меня потрясение! Я ничего не вижу правым глазом! – простонал он.

– Да ты его просто ладонью прикрыл.

– Ты в него шестом ткнула! – Мейз отодрал руки от лица и… глаз выглядел отвратительно. Удивлюсь, если не отечет до крошечной слезящейся щелочки, а просто опрятно зальется черным фингалом.

– Господи, ему надо к лекарю! Вдруг он ослепнет? – с таким видом, словно парень был при смерти, пролепетала Юна. – Мейз, давай мы тебя отведем в лазарет.

Он осторожно присел, потер отбитый затылок, потрогал бровь над стремительно заплывающим глазом.

– Не вставай сам! Вдруг голова закружится? – всполошилась она.

– Мы тебе поможем, – согласилась я.

Мы бросились на помощь контуженному другу. Засуетившись, Юна отдавила его растопыренные пальцы, и Мейз взорвался, потрясая обтоптанной рукой:

– Да вы угробить меня надумали!

– Ой, прости! – еще больше испугалась подружка. – Я случайно! Больно, да?

– Одна глаз выбила, вторая пальцы отдавила, – со вкусом ругалась жертва женской неуклюжести. – Дамы, у вас хоть что-нибудь святое за душой есть? Не в курсе, что у артефактора самое важное – это глаза и руки?

– Ничего, алхимия тебе тоже отлично дается, – подбодрила я.

– Еще скажи, что бытовой магией вообще можно заниматься одноглазым и одноруким! – огрызнулся он, видимо, не услышав в моем голосе искреннего сочувствия.

– Я подумала, но промолчала, – пошутила я, но, судя выразительному взгляду Юны, лучше бы действительно держала язык за зубами. Сразу сошла бы за умную.

Где находится лазарет, я помнила отлично – во время экскурсии его расположение интересовало меня больше всего. Ничему в тот черный день я не радовалась так, как знаку «лечение» на первородном языке, светящемуся на гладкой оштукатуренной стене. Правда, местными комфортными койками насладиться не удалось – лекарь куда-то вышел. Я поздоровалась с пустой приемной, отстала от группы и с чистой совестью вернулась в общежитие.

Травмированного парня встретили в лазарете как родного. Взлохмаченный лекарь, по виду совершенно сумасшедший, закапал ему в заплывший глаз какие-то жгучие капли, вручил повязку, сделавшую приятеля похожим на пирата, и отправил с богом отлеживаться в общагу. Но рядом была только я, и он с удовольствием превратил остаток паршивого дня в натуральное чистилище, по сравнению с которым дуэль с северянином казалась детской забавой.

Мейз свято верил, что горячий бульон – лекарство от всех болезней. Желательно, мамин, но покупной тоже вполне сойдет. Как человек, доведший лучшего друга до лазарета, я безропотно сбегала в столовую за кружкой густого бульона из мозговых костей, заодно прихватила лепешки с тыквенной начинкой.

В сентябре на улицах Шай-Эра жарили масляные пирожки со сладкой тыквой и ароматными пряностями. Лепешки на полуострове чем-то походили на самый популярный перекус на нашей родине, и я хотела сделать Мэйзу приятно.

Жест он оценил настолько, что, прикончив еду с немыслимой скоростью, словно сбежал из пустыни, где три недели ел один песок, потребовал добавки. При этом сосед Мейза, скромно сидевший на кровати с какой-то книжкой, бросил в его сторону нехороший взгляд, закрыл томик и слинял из комнаты. Видимо, побоялся захлебнуться слюной или позеленеть от зависти.

За второй поход в столовую я резко поумнела и попросила налить целый термос бульона, мстительно записав еду на счет лучшего друга. Пусть сам расплачивается за капризы.

Я думала, что одноглазый рыжий монстр обопьется, но он заявил, что лучшее средство для восстановления зрения – черника, и потребовал крепкий черничный чай! Куда только лезло?

– Ты не забулькаешь, господин русалка? – возмутилась я, но сделала и третий круг. Самой захотелось выпить что-нибудь черничное и покрепче. Лучше вина. Остроте зрения, безусловно, не поможет, но нервишки подлечит превосходно.

К тому времени, как контуженное величество наелось, напилось и устало от неуемной заботы, Элмвуд накрыла темнота. На территории зажгли фонари. Если днем казалось, будто лето не кончилось, то вечером остывший воздух остро и тоскливо запах осенью.

Я вернулась к себе, открыла дверь и удивленно замерла. Посреди комнатушки стоял открытый дорожный сундук. В нем были небрежно свалены вещи, все вперемешку: одежда, учебники, обувь. Сиротливо свисало длинное голенище кожаного сапога, а рядом выглядывал рукав плаща.

– Юна, ты переезжаешь в другую комнату? – прежде чем смертельно обидеться, спросила я у соседки, со скорбным видом собирающей с полки книги.

– В выходные я возвращаюсь в Шай-Эр, Адель. – Она выразительно шмыгнула носом. – Завтра с утра скажу куратору.

– Внезапно…

– Зато не будет никакой дуэли! – с надрывом в голосе воскликнула она и опустила голову, пытаясь скрыть слезы.

Глава 5

Возмутительное попрание дуэльного этикета

– Так… – глубокомысленно ответила я. – Что произошло, пока я возвращала Мейза к жизни?

Протиснувшись в узком проходе между раскрытым сундуком и кроватью, я забрала из рук соседки книги и пристроила обратно на полку. Романы, к слову, свежие, а не какая-то там пыльная классическая поэзия северного полуострова.

– Может, водички? – ласково предложила подружке, без сил плюхнувшейся на заваленную одеждой кровать, но обнаружила, что графин совершенно пуст.

Питьевой фонтанчик с горячей минеральной водой стоял в холле под большими часами. Я уже отбегала марафон, пытаясь угодить одноглазому лихо, и делать новый забег, пусть и на короткую дистанцию, но по лестницам, желания не возникало.

Однако Юна не страдала от жажды и проигнорировала предложение.

– Я говорила с Гарретом. – Опустив голову, она принялась теребить бахрому на цветастой шали. – Просила отменить дуэль ради нашей дружбы. Мы же так долго переписывались! Подарками обменивались. На Новый год я ему отправила брелок с символом «дружба» на первородном.

– Мило.

– С рубином.

– И щедро, – пробормотала я себе под нос и покосилась на розовый куст. Нареченный Эдвардом он нахально цвел всем врагам назло и издыхать в обозримом будущем не собирался, как будто оставался Гарретом. А ведь его сегодня даже не полили!

– Гаррет выслушал, а потом спросил: если он согласится на замену противника, готова ли я к компенсации?

Вспомнилось, как с ледяной интонацией и равнодушным взглядом, подавляя меня за счет роста, Ваэрд предлагал подхватить домашние туфли и отправиться на выход в сторону Шай-Эра. В тот момент в кольце, продетом в его брови, эмоций было побольше, чем в нем самом.

– Ты признала его победу и послушно пошла собирать вещички, – резюмировала я.

– Все началось с меня и этих глупых писем, – неожиданно серьезно проговорила Юна. – Ты попала в неприятности, Мейз пострадал.

– Справедливо говоря, я попала в неприятности без твоего участия – Ваэрд меня изрядно бесит. Мейз – случайная жертва. Он уже привык.

– Адель, вы мои единственные друзья в Норсенте. Да и в Шай-Эре, пожалуй, тоже. Никто и никогда безоговорочно не защищал меня. Я и переписку-то с северянином начала вовсе не из-за языка, хотелось дружеского общения.

В Но-Ирэ я никогда не страдала от одиночества. Ходила на свидания, гуляла с бывшими одноклассницами, ездила на блошиный рынок с подругами из академии. Да и с Мейзом мы надолго никогда не расставались, а в те дни, когда его семейство наведывалось в гости, я вообще страдала от переизбытка внимания. Матушки обязательно начинали мериться нашими с приятелем успехами, и рыжий паршивец неизменно выигрывал негласное соревнование.

– В письмах Гаррет казался благородным и забавным, – продолжала жаловаться Юна. – Он говорил такие проницательные вещи, вставлял остроумные замечания. Я страшно разочарована!

– Настолько, что готова бросить учебу и уехать домой? – уточнила я, заранее зная ответ.