– Сходим куда-нибудь вместе? – повторила сводная.
– Не знаю даже.
Сказать решительное «нет» так и не смогла.
Соня, совсем как до этого мачеха, поджала губы. Обиделась?! Ладно, Даш, что ты, в самом деле, надо давать людям шанс.
– Сонь, если хочешь, можно пойти в театр… Билеты не так уж и дорого стоят. Я подберу интересную пьесу и поговорю с Верой Ильиничной, чтобы она разрешила тебе переночевать.
– Театр, – кисло скривилась Соня, – я под весельем понимала другое. Ну, там, выпить немного и потанцевать.
– Нет, выпивка и танцы не для меня.
– Ой, Даш, не включай, пожалуйста, строгую учительницу. Я же не предлагаю напиться в хлам – так, по чуть-чуть для поднятия настроения. Можно подумать, ты никогда не пила.
Пила, но не больше двух с половиной коктейлей. Причем даже после этого количества, как показала практика, вела себя не очень адекватно.
– Нет, Сонь, извини, меня не интересует такой досуг.
На миг лицо сводной сестры сковала раздражительная, даже злобная гримаса. По спине побежал холодок. И без того не слишком привлекательное девичье лицо стало еще более некрасивым. Я слышала, за глаза сводную сестру зовут жабой. Вот сейчас она действительно походила на какую-то отвратительную жабу. Не знаю, зачем Сонька извинялась, но точно не из-за участия и сестринской любви ко мне.
– О, кого я вижу, – в комнату зашел сводный брат, – Дашка красивая мордашка приехала.
– Привет, – кисло скривилась я и сосредоточилась на расстановке тарелок по праздничному столу.
От приближения Олега, его глумливой улыбочки и слов меня невольно внутренне передернуло. Мне он тоже кажется жабой. Хотя, в отличие от Соньки, сводный брат симпатичный, даже красивый парень. Русоволосый, зеленоглазый, до Богданова далеко, но в целом с хорошей мужской фигурой. И возможно, его порочная улыбка вкупе с наглым раздевающим взглядом казались многим представительницам противоположного пола привлекательными. Сколько себя помню, на нем всегда девки гроздьями висли. Во мне же сводный брат всегда вызывал плохо контролируемую неприязнь. Даже от его взгляда хотелось помыться.
Олег учился весьма посредственно, читать не любил, работал обыкновенным водителем, но преподносил себя так, словно он министр транспорта, не меньше, и сам глава государства у него каждодневно совета спрашивает. По части самоуверенности Олег даже с Богдановым мог поспорить. Только я совершенно не видела оснований для такого высокого мнения о своей персоне.
– Все хорошеешь, Дашка!
Обернулась и прямо задохнулась от раздражения: оказывается, сводный брат подошел почти вплотную ко мне.
– Помочь, сестренка? – И всегдашняя гадливая улыбочка.
– Ну что ты, Олежка, это ведь не мужская работа, пойди лучше на диванчике полежи.
Сонька фыркнула.
– Язва, – с намеком на сексуальность прошептал сводный брат и тронул пальцами мой локон.
Меня снова прошило неприязнью. Казалось, все, до чего дотрагивались руки этого самовлюбленного болвана, становилось липким, грязным и дурно пахнущим. Чтобы сдержаться, не наговорить кучу гадостей или, не дай бог, не стукнуть по наглой мужской морде, резво расставляя тарелки, прошла вперед.
– Придумала, – вдруг воскликнула Сонька.
– Что придумала? – была рада переключить разговор я.
– Придумала компромисс, куда мы сможем с тобой пойти, – загадочно произнесла Сонька и, словно торжествующе, улыбнулась. Бедненькая, даже с улыбкой на лице все равно жаба. – Ни тебе, ни мне, можно сходить в кино.
Глава 8
Удивительно, но семейный ужин прошел вполне спокойно. Папа держался молодцом, пил только минералку, мачеха – наверное, потому, что пришли соседи, – практически не отпускала беспардонных замечаний, старалась казаться веселой хлебосольной хозяйкой. Получалось так себе, но соседи тоже были знакомы с ее своеобразным характером. На лице Соньки весь вечер играла загадочная полуулыбка, словно она знала какой-то очень важный секрет. Может, влюбилась в кого. Или в нее кто-то влюбился.
Олег посидел немного и ушел. Как просветила мачеха, с прошлой своей девушкой, которая в последний мой визит была беременна, он разошелся. Наталья Васильевна пренебрежительно сказала, дескать, та нагуляла ребенка непонятно от кого и хотела повесить его на Олега. Что-то мне подсказывало, это не девушка непонятно от кого нагуляла, а ненаглядный Олежка еще не нагулялся и не хочет нести ответственность за свои гулянки. Бедный ребенок, еще до рождения никому не нужен. Теперь сводный лоботряс завел себе новую пассию. Надеюсь, эта новая девушка будет более осмотрительной и не станет полагаться в вопросах контрацепции на мужчин.
После ухода сводного брата, когда часы показывали восемь часов, тоже засобиралась ехать в город. Такси вызывать до поселка Великомихайловский было дорого, автобусы в такое время уже не ходили, но живущий через три дома дядя Коля иногда подрабатывал извозом.
– Даш, что ты такое придумала? Куда собралась на ночь глядя?! Завтра поедешь, – стала активно отговаривать меня Сонька, когда я, встав из-за стола, озвучила свои планы. – А сегодня дома останься ночевать, в моей комнате можно диван разложить. Дядя Колька, старый хрыч, дерет такие деньги за поездку, не хуже таксистов. А утром тебя Олег может отвести.
Вот уж не надо такой радости. Куда приятнее и безопаснее общественный транспорт. Бедненькая Сонька, наверное, ей совсем одиноко, так старается со мной подружиться.
– Конечно, оставайся, – поддержал сводную сестру отец, – это же твой дом, тут тебе всегда рады.
Только радость это своеобразная, в большинстве своем в виде упреков и претензий выражается.
– Чего на ночь глядя ехать, – продолжил папа. – А Колька совсем бессовестный, пользуется тем, что автобусы редко ходят, цены загибает.
И снова я растерялась, не зная, как лучше поступить. Моим домом уже давно стала дюймовочкина комната в квартире Веры Ильиничны. А этот дом ассоциировался у меня одновременно с большим счастьем и большой бедой. Но я часто по нему скучала, ведь тут очень много вещей, купленных еще при маме. И здесь целый пласт воспоминаний. Надо будем поговорить с папой и Натальей Васильевной: если они после ремонта соберутся выбросить какие-то мамины вещи, может, я заберу их себе. Все, чего касались мамины руки, казалось для меня священным.
– Уехать она надумала, – недовольно заворчала мачеха, – а мне посуду самой мыть?! И еду готовь, и посуду мой. А они посидят, как принцессы, поумничают и в город укатят.
– Оставайся, дочка, – жалостливо попросил папа, – посуду поможешь убрать, Наталья правда устала с этим днем рождения, а потом давай с тобой старые фотоальбомы посмотрим.
Трезвому отцу отказать не смогла. Ничего страшного не случится, если я останусь до утра, а потом с первым автобусом покачу в город. Игорь вряд ли приедет раньше меня, он, как и большинство мужчин, любит поспать.
После того как гости ушли, занялась посудой. Удивительно, если не обращать внимания и не отвечать на беспардонные замечания да постоянные мачехины придирки, с ней вполне можно ужиться. Ну, такой она человек, ей обязательно нужно полаять, гадость какую-нибудь сказать. В детстве, особенно после смерти мамы, которая была практически полной противоположностью Наталье Васильевне, ее постоянные нападки воспринималось острее. Сейчас, видимо, стала мудрее, а может, выпитое вино действовало умиротворяюще, сейчас мне просто было ее жаль. Это же ужасно – всю свою жизнь прожить в постоянном недовольстве, во всех людях (ну, кроме Олежки, разумеется) видеть, выискивать не их хорошие черты, а плохие.
С Сонькой мы даже мило побеседовали перед сном, она показала мне обновки, которые купил ей папа на выигрыш. Блестящий золотистый пуховик с шикарным натуральным мехом на капюшоне. По мне, слишком много блеска, тем более мода на сверкающие ткани в одежде вроде бы пошла на убыль. Мне, если честно, в пуховике понравился только песцовый воротник. Но Сонька сияла довольной улыбкой, было видно, что о подобном блеске она давно мечтала. Бедненькая, ее тоже было жаль, даже вся в золоте она все равно казалась жабой. Но свое мнение и свою жалость не стала озвучивать, лишь тактично сказала, что пуховик очень симпатичный и выглядит богато.
А потом зазвонил мой телефон. И хотя мы с Богдановым переписывались во время ужина, Игорь решил, что ему всенепременно перед сном нужно услышать мой голос. Жаркая волна радости хлынула к лицу, и, несмотря на то что за праздничным ужином я пила исключительно вино, в крови появились пузырьки шампанского. Только говорить с принцем при Соне было неудобно, не хотелось, чтобы она стала свидетелем нашего обмена любезностями с Богдановым, боялась вызывать в ней зависть.
Удивительно, но Сонька, как и мачеха не отличавшаяся тактом, правильно поняла мое смущение.
– Я пойду, поговорите спокойно, тем более мне кое-что нужно подготовить. – Глаза сводной опять сверкнули таинственным, словно торжествующим блеском.
Надо бы спросить, к чему она так усиленно готовится?
***
– Привет! – раздался в трубке мобильного телефона голос моего принца.
Сегодня он был почем-то грустно-лаконичен и не дурачился как обычно.
– Добрый вечер, ваше сиятельство, чем обязана вашему звонку, – постаралась вернуть наш обычный сказочный настрой. Не хочу грусти.
– Вот же коза рогатая, просил же без сиятельства.
– Рогатая?! – выхватила слово я. – Неужели за время своего отсутствия вы уже успели наставить мне рогов.