В одиночестве…

Когда даже солнце стало покидать меня, стремительно убегая за горизонт, чувство обиды за нелепый розыгрыш сменилось огромной тревогой за близких людей. Пожалуй, сейчас мне перестало казаться все шуткой, ведь было уже не смешно, было страшно сидеть в огромном пустом доме, окруженном лесом. Перспектива ночевать здесь одной наводила на меня ужас, но я все еще надеялась, что не придется.

Когда же часы в гостиной пробили девять вечера, стало ясно: скорее всего они уже не приедут. Но что могло с ними произойти? Вдруг, они попали в аварию или слетели с обрыва? «Нет, перестань, с ними все в порядке! Наверное, просто что-то помешало им вернуться, поломка машины, например», – сказала я сама себе, стараясь не впадать в отчаяние.

Как бы там ни было их пятеро, а я одна. От этой мысли мне стало еще тоскливей, но я пыталась держать себя в руках. Ситуацию усугубляло то, что здесь отсутствовала мобильная связь, возможность позвонить была только в поселке. А из всех доступных благ цивилизации имелись вода и электричество, и то от солнечных батарей и ветряков.

В конце концов, когда ожидание стало бессмысленным, мне ничего другого не оставалось, как замкнуть все двери, задернуть шторы и подняться наверх.

Я легла на кровать, не снимая одежды, и включила телевизор, чтобы хоть как-то заглушить пугающую тишину моего одиночества.

От осознания собственной беспомощности мне захотелось плакать. Я укрылась с головой одеялом и разрыдалась.

Помню, будучи ребенком я всегда пряталась под одеялом от выдуманных приведений, кишащих в моей комнате. Но сейчас я боялась не приведений или чудовищ, а людей, ведь именно они творят самые страшные вещи на земле.

Только сейчас я стала размышлять о причинах их отъезда. Ведь свечи на торте были зажжены, значит они уже собирались идти меня поздравлять, об этом же говорил и накрытый стол на террасе. Едва бы они уехали за какой-нибудь ерундой, тем более все вместе в такой момент.

А вдруг их что-то или кто-то сильно напугал? И они бросили меня здесь одну! Нет, это немыслимо! Я не могу ручаться за всех, но муж бы точно меня не оставил. Мысль о том, что они погибли я не подпускала к себе ни на шаг. К тому же нигде не было следов насилия, да и криков я не слышала. Лучше бы я не думала об этом, потому что мне стало жутко от собственных мыслей.

Как хорошо было в детстве, когда достаточно было закрыть лицо ладошками, чтобы чувствовать себя в безопасности. Казалось в этот момент тебя никто не видит и, соответственно, не может обидеть, словно ладошки – это шапка невидимка. Сейчас той самой шапкой невидимкой мне служило одеяло.

Так хотелось зажмурить глаза, а открыв их утром, увидеть, что все как прежде: любимый муж будит меня поцелуем, а Мила с Наташей суетятся вокруг праздничного стола; Ник развешивает шары в гостиной, а Костик готовит барбекю. С этими мыслями я погрузилась в сон, по-детски надеясь, что завтра все будет именно так.

День второй

Когда ночной туман рассеялся, уступив небо солнцу, я почувствовала тревогу, ведь вчерашний кошмар мог и не закончится…

Осторожно, не открывая глаз, я провела рукой по простыне слева от себя, где обычно спал Стас, но его не оказалось рядом. Внутри все похолодело, и я снова натянула одеяло до самой макушки. Я отказывалась верить, что они не приехали.

Вдруг меня осенило – возможно они вернулись глубокой ночью, и муж не стал меня будить, устроившись на диване в гостиной. От этой мысли я резко откинула одеяло и встала с постели; направилась к балкону посмотреть нет ли во дворе Костиной машины.

Ступив на холодный пол босиком, я окинула взглядом двор, но автомобиля нигде не было видно. Однако, мне бросилась в глаза надпись на крыше бани – как раз туда выходили окна нашей спальни, которая гласила «С Днем Рождения, Марго! Оставайся здесь навсегда…».

Прочитав ее, я резко отпрянула от перил, словно они бились током и забежала обратно в комнату, хлопнув балконной дверью. Я была в шоке от увиденного, грохот моего сердца отдавал в виски с чудовищной силой – кто-то явно пытался свести меня с ума.

Несомненно, до нас здесь могли быть другие постояльцы и среди них могла находиться именинница по имени Маргарита, но что означали слова «Оставайся здесь навсегда…»? Внутреннее чувство подсказывало, что послание явно было адресовано мне. Правда меня никто не называл Марго, исключительно Рита. Лишь муж изредка дразнил «Маргариткой».

Сон как рукой сняло, и я быстро выскочила в коридор. Остановившись на секунду, я осознала – в доме было невыносимо тихо, также как вчера.

Единственное что пришло мне тогда в голову – зайти к Миле и Нику. Я постучалась в дверь их спальни, в надежде, что кто-то отзовется, но в ответ последовала тишина. Я застыла в растерянности у двери, но поразмыслив с минуту, решилась войти без спроса. Не знаю, что именно я хотела там обнаружить, но у меня не было другого выхода разобраться в происходящем.

Повернув ручку и резко открыв дверь, я замерла на пороге. Их спальня была убрана, постель заправлена. В эту секунду мне показалось, что у меня галлюцинации.

Я вошла во внутрь и открыла платяной шкаф, но его наполняли только обнаженные плечики. Даже зеркало в ванной было натерто до блеска, будто в их комнате никто не останавливался. Спальню перепутать я точно не могла, Мила и Ник поселились через стенку от нас с мужем. И если сейчас я не сходила с ума, значит они собрали вещи и уехали, бросив меня одну. Мне с трудом верилось в собственные выводы, все казалось каким-то абсурдом, или чьей-то подлостью…

Комната Кости и Наташи была следующей. Я долго не решалась войти, наверное, боялась увидеть еще одну пустую спальню. Помедлив на пороге несколько секунд, я все-таки набралась смелости и повернула ручку.

Комната оказалась заперта. Я вскрикнула от ужаса и стремглав бросилась вниз по лестнице. Остановившись только на последней ступеньке, я присела на нее и закрыв лицо руками, заплакала навзрыд. В голове звучала музыка Баха, которой часто сопровождаются фильмы ужасов.

Из-за своего бурного воображения и излишней впечатлительности я всегда избегала смотреть такие фильмы, но сейчас мне казалось, что я невольно стала героиней подобного кино. А может и не невольно? И кто-то намеренно оставил меня здесь одну, зная, что я не смогу отсюда выбраться. Возможно, кто-то другой сумел бы спуститься с горы и дойти до поселка, но только не я.

Дело в том, что я с детства панически боюсь высоты и, к сожалению, не смогла избавиться от своей фобии с годами. При этом мне совершенно не страшно летать на самолетах, вот так отдыхать в горах, я даже могу залезть высоко на дерево или еще куда-нибудь, но никогда не сумею спуститься.

Как только подо мной открывается вид пугающей пустоты и пропасти, у меня начинается жуткое головокружение, тело само теряет равновесие и тянет меня вниз. Ощущения малоприятные. Я даже не могу подойти к ограждению моста или краю крыши. Когда мы поднимались сюда на машине, я старалась не смотреть в окно.

Самое ужасное, что все об этом знали и все-таки оставили одну, в чем теперь не было сомнений, разве что мне сниться сон. В порыве отчаяния я стала больно щипать себя за руку и кричать, но ничего не поменялось. Значит все происходило наяву.

Неужели торт со свечами и сервировка на шестерых всего лишь издевка? Но за что? Голова просто шла кругом. Мне хотелось знать, почему дорогие мне люди поступили так со мной? Почему Стас не пресек их безжалостный замысел, да еще и согласился в нем участвовать?

Постепенно отчаяние и растерянность сменились огромной злостью на тех, кто оставил меня в одиночестве.

Погрузившись в свои размышления, я неожиданно вспомнила – сегодня воскресенье, а значит скоро должны были приехать другие постояльцы. Вдохновленная возможностью сегодня же вернуться домой я поднялась с лестницы и даже решила позавтракать, ведь я сутки почти ничего не ела.

Я вошла на кухню: на столе по-прежнему стоял торт, который я вчера забыла убрать в холодильник. Еле сдержавшись, чтобы не швырнуть торт в стену, я выкинула его в мусорное ведро. После чего приготовила себе омлет и налила стакан апельсинового сока. Обедать в столовой мне не хотелось, и я, уложив все на поднос, вернулась в гостиную.

Закончив свою одинокую трапезу, я отнесла посуду на кухню и поднялась в спальню, собирать свои вещи с полной уверенностью, что сегодня покину этот дом!

Каково было мое удивление, когда я обнаружила, что вещей Стаса тоже нет. Поразительно что я вчера не заметила их отсутствия. За такие шутки можно ведь и развестись. Интересно, он об этом не подумал? Но как ни странно я почувствовала облегчение, по крайней мере теперь о них можно было не беспокоиться. Сейчас следовало позаботиться о себе, а дома я с ними разберусь.

Я приняла душ, после чего достала все свои вещи из шифоньера и неторопливо уложила их в дорожную сумку. Осмотрев напоследок комнату – не забыла ли я чего, я вышла и спокойно спустилась на первый этаж.

В ожидании приезда новых гостей я воображала, как войду в свою уютную квартирку и посмотрю в глаза Стасу; мысленно вела с ним диалог, пытаясь угадать что он придумает в свое оправдание.

Я сидела на диване прижав колени к груди, и каждую минуту оборачивалась на часы, висевшие позади меня на стене. Складывалось впечатление, что время тоже смеется надо мной и отказывается приближать час моего освобождения.

В конце концов спина онемела от неподвижности, я прилегла и стала рассматривать потолок, в центре которого висела огромная хрустальная люстра, переливающаяся сотнями оттенков в ответ на игру с ней солнечных лучей.

Когда часы пробили два, в душе родилась тревога и я стала периодически подходить к огромному окну в надежде увидеть хоть кого-то.

В эти минуты я чувствовала себя смотрителем маяка, который вглядывается уставшими глазами в морскую даль, сливающуюся с горизонтом, пытаясь разглядеть очертания проплывающего корабля. К сожалению, пейзаж за моим окном не менялся.

Я стала вспоминать, как мы с мужем поженились и улыбнулась своим мыслям. Мы были знакомы всего пару месяцев до того, как подали заявление в ЗАГС, никому ничего не сообщив. Тогда нам было по 28 лет, вроде бы не юные влюбленные, но чувства с такой силой накрывали нас, что мы были полны решимости прожить долгую счастливую жизнь вместе. Не знаю, как нам пришло такое в голову, но мы праздновали свадьбу только вдвоем, на берегу моря. Это был наш день во всех смыслах.

Помню, когда мы вернулись и сообщили друзьям и родственникам о том, что поженились, многие обиделись, другие посчитали сумасшедшими, а третьи просто искренне радовались за нас.

Сейчас, вспомнив об этом, мне кажется, что оставить меня одну в день моего рождения – глупая месть тех, кого мы не пригласили на свадьбу. Конечно, это звучало смешно, но мало ли что творится у них в голове, а Стас всегда любил дурацкие розыгрыши. «Ну ничего, я их так потом разыграю, мало не покажется!» – подумала я.

Печально, что в горах так быстро темнеет. Я давно перестала бояться темноты как таковой, но все же она до сих пор пугает меня неизвестностью и наводит тоску. Утро всегда вселяет надежду и дарит возможность что-то изменить. Ночь же безжалостно ее отбирает, не оставляя ничего, кроме пустоты. С восходом солнца ты рождаешься, с заходом – умираешь, как и все вокруг. Цикл повторяется из раза в раз, изо дня в день, до тех пор, пока ты не умрешь окончательно, не сумев однажды открыть глаза.

Когда ночь разлилась повсюду густой угольной пеной, бросив мне в лицо очевидность: никто не приехал и, наверное, уже не приедет в ближайшие дни – слово «никогда» я давно исключила из лексикона, как самое глупое и бессмысленное – мне стало невыносимо тошно. Внутрь ворвался ледяной ветер и страх безысходности.

Не помня себя, я вышла на террасу и, взглянув на по-прежнему накрытый стол, в гневе сорвала с него скатерть: посуда с грохотом полетела вниз. Во мне поднялась такая волна ярости, что я начала неистово топтать осколки и кричать в пустоту имена тех, кто бросил меня здесь.

Не знаю, как долго продолжалось мое безумство, но в конце концов обессиленная я сползла по стене на дощатый пол и разревелась. Неиссякаемые слезы водопадом наполняли сердце обреченностью.

От мысли, что мне придется провести по меньшей мере еще одну ночь в пустом, безлюдном доме посреди леса, меня начала бить дрожь, словно я простояла несколько часов под промозглым ноябрьским дождем. Чтобы немного прийти в себя, или напротив забыться, я поднялась с остывшего пола и побрела к холодильнику, достать вино, которые мы привезли накануне.

Опустошенная, с заплаканным лицом и бутылкой в руках я вернулась в гостиную и устроилась на диване. То ли от выпитого вина, то ли от пролитых слез я погрузилась в глубокий, тяжелый сон.

Мне виделось, что я стою в центре большого прозрачного купола, словно насекомое, которое поймали банкой. Вокруг снуют люди, абсолютно не замечая меня, как будто я невидимая. Я пытаюсь их окликнуть, но меня не слышат, пробую коснуться рукой, но мешает стекло. Внезапно становится темно, точно кто-то потушил свет; и медленно, по очереди начинают проплывать лица злобно смеющихся Стаса, Милы, Наташи. Каждый из них злорадно хихикает, указывая на меня пальцем. Я рыдаю, стучу в стекло, а их смех становится только громче, громче, громче…