Где-то на Ганимеде

Юлечка натянула на лоб капюшон куртки, спрятала волосы и застегнула магнитную застежку под подбородком, водружая на нос огромные солнечные очки.

– Готово! – Она воинственно дунула в раструб «дезинфекционной» трубы, – Пусть теперь только попробуют не отпустить наших!

Никитка сидел на подоконнике и ел персик, наблюдая в окно за развернувшейся там кампанией по спасению спортсменов.

Юлечка решительным шагом направилась к толпе, окружившей команду, и чуть ли не раздиравшей ее на автографы.

Никитка не слышал, что прокричала сестра, но недоуменные и какие-то растерянные лица фанатов его позабавили. Юлечка еще что-то крикнула и направила сопло шланга своей «Дезинфекции» прямо на толпу.

Народ, оглядываясь на Фрикаделя и спрятавшихся у него за спиной «лесниковцев», начал поспешно разбегаться.

И вот, когда последний фанат скрылся за углом, Юлечка стянула с носа очки, а с плеча громоздкую цистерну. Спортсмены недоверчиво вгляделись в лицо дезинфектра и расхохотались. Никитке стало любопытно. Он, перепрыгивая через две ступеньки, стрелой помчался вниз, к сестре.

– Ну и как ты их спасла? – поинтересовался запыхавшийся мальчишка.

Юлечка махнула рукой:

– А-а, ничего особенного! Просто громко сказала, что в этом секторе обнаружены полуметровые многоножки, питающиеся всем подряд. И что я провожу здесь дезинфекцию. Кто не спрятался – я не виновата. Вот фанаты и побежали – добро свое спасать!

Никитка фыркнул:

– Ты как всегда: чем противнее придуманный монстр, тем лучше…

Дед Леша, расставшись, наконец, со своими «коллегами», подошел к ребятам.

– А ты внучка, у меня молодец, боевая, вон как лихо фанатов разогнала, я б не догадался. Ах да, Андрей Игнатьев тебе велел «Спасибо» передать.

Юлечка покраснела и живо перевела тему:

– Как же вы здорово сегодня сыграли! Даже лучше, чем с Венерой! А мы-то тебя до сих пор не поздравили. Давай, Никит, три, четыре…деду Леше Ур-ра! Деду Леше Ур-ра! Деду Леше Ур-ра!

Компания уже зашла в гостиницу, а звенящее ребячье «Ур-ра!» еще долго гуляло под прозрачным куполом от стены к стене.

Ганимед

Натужно дыша и тяжело переступая по скользкому насту широкими полозьями снегоступов скафандра, сквозь упругую непроглядную пургу шел человек. Согнувшись под тяжестью заплечного рюкзака и поминутно оскальзываясь, человек непреклонно двигался в сторону каменно-ледяной стены огромного кратера.

Толстый шерстяной шарф, намотанный поверх скафандра, полностью прятал лицо человека от порывов шквалистого ветра. Но он заиндевел и смерзся с пластиком. Человек брел уже несколько часов. Он устал и поэтому останавливался передохнуть все чаще, чтоб сберечь силы и добраться, наконец, до кратера. Глядя в запотевшие стекла очков, он силился разглядеть в льдистой круговерти хоть какие-то признаки того, что его цель уже близко. Сквозь вьюгу не пробивался свет ни одной луны.

Ни золотистая красавица Ио не могла растопить своим мерцающим светом мутную пелену низких снеговых туч, ни нежно-голубая Европа, ни жемчужная Каллисто. Даже лучи далекого, казавшегося с Ганимеда ярко-желтой звездой, Солнца, не проникали сквозь плотную снежную стену.

Идущему в снегах вдруг показалось, что он движется не в ту сторону и что вот-вот потеряет способность ориентироваться в пространстве. Человек остановился и двумя прерывистыми вдохами заставил убраться панику в самый дальний закоулок своего разума. Как выяснилось, все сделал верно.

Через пару метров его руки уперлись в стену. Он пошел вдоль этой скользкой опоры, пытаясь нащупать в ней хотя бы нишу или маленькую пещерку, чтобы укрыться там от пронизывающего ветра. Человеку повезло. Он нашел подходящее углубление в ледяной скале и спрятался там, вжавшись всем телом в шершавую от снеговых наростов стенку кратера.

За двое суток до этого…

Добродушный розовощекий и светловолосый мужчина, одетый в зеленый многокарманный комбинезон, увлеченно гонял на лабораторном столе, заставленном штативами, мензурками и колбами пару мини – голограмморыцарей. Один рыцарь был закованным в громоздкие стальные доспехи конным крестоносцем. А его соперник – пешим русоволосым древнерусским витязем.

Голубые глаза мужчины за тонкими линзами «очков кота Базилио» по-мальчишечьи сверкали боевым азартом. А когда мужчина улыбался, на его румяных щеках появлялись весьма симпатичные ямочки. Тонкие «музыкальные» пальцы игрока вслепую бегали по сенсорным кнопкам пластинки управления. Мужчина мурлыкал себе под нос:

– Где-то на Ганимеде,

Там, где всегда мороз,

Трут, не спеша, медведи

Ганимеда ось…

Зажужжала автоматическая тяга, вбирая в себя едкий оранжевый дым, курившийся из толстостенной пробирки, накрепко зажатой стальными пальцами штатива над пламенем таблетки сухого горючего. Мужчина даже не повернул головы.

Витязь и рыцарь, встретившись на свободном от бумаг и лабораторной посуды пространстве стола, схлестнулись мечами и затеяли нешуточный поединок. Под правым шариком подвесной лампы дневного света ожил крохотный коммуникатор. Он, нежно подмигивая в такт словам зеленым огоньком, проговорил приятным, но слегка подрагивающим девичьим голосом:

– Профессор Дарьял Иван Борисович, вас срочно просят подняться в секретную лабораторию. Повторяю. Профессор Дарьял, пройдите в секретную лабораторию.

Голос секунду помедлил и добавил:

– Пожалуйста…

Разочарование мелькнуло в глазах мужчины и тут же сменилось тревогой. Он вздохнул, прикасаясь к сенсору, отключающему игру, и вполголоса пропел:

– Надо же, надо же, надо ж чему-то случиться… Спасибо, Светочка, уже иду, – Сказал он громко в коммуникатор.

Профессор по привычке взъерошил кудрявый чуб надо лбом, поправил очки, бросил взгляд на дымящую пробирку, скептически хмыкнул и вышел из диагностической лаборатории химического анализа.

Быстрым размашистым шагом он пробежал коридор, выходящий одним своим концом в длинную и прозрачную плексигласовую трубу перехода между корпусами станции.

Труба извивалась по негостеприимной поверхности Ганимеда семьсот пятьдесят два метра. Она была освещена круглые земные сутки, и в ней поддерживалось тепло. Всего таких труб было пять. И все разной длины и степени изогнутости. Трубы защищали от излучения, холода, радиации, метеоров – от всего, что может покалечить на суровом спутнике хрупкую человеческую жизнь.

Так что все жители научно-исследовательской станции, хоть и работали в разных корпусах, всегда могли прибежать друг к другу обсудить научные проблемы, поболтать, или просто попить чайку в приятной компании.

Официальная связь осуществлялась через диспетчерскую, куда приходила голограммоинформация из всех лабораторий и бытовых отсеков станции. «Командовала» связью приятная молодая девушка с крепкими нервами – Светочка. У нее в подчинении было две помощницы – Люба и Лена, которые безоговорочно слушались свою начальницу и любили ее за покладистый характер.

Пока профессор шел внутри трубы перехода, защищавшей всё живое, из аналитической лаборатории в главный учебный корпус, в его неугомонную профессорскую голову начали заползать мысли. И были они у профессора Дарьяла одна хуже другой.

Не понравился ему голос Светочки. Ой, как не понравился… В ее безукоризненно вежливом тоне сквозили явные панические нотки. Профессор, не первый год слушающий Светочкин бархатный голосок по нескольку раз на дню, научился распознавать её настроение по едва заметным изменениям тональности.

Он любил подшучивать над Светочкой.

Но на этот раз профессор решил, что произошло нечто из ряда вон выходящее, нечто шокирующее, потому как оно вывело из равновесия даже воспитанную на голографических вампирах Светочку.

«Может, сломался опреснитель воды в третьем отсеке? Он уже недели две как барахлит…Хотя нет, из-за опреснителя Светочка не стала бы паниковать – вызвала бы Володю и он мигом бы все починил…» – думал профессор, торопливо шагая, глядя себе под ноги, и совсем не обращая внимания на раскинувшуюся над ним звездно-холодную ночь.

«А может зеленококсы выбрались из клеток, разбежались по виварию и съели всех Тамариных шиншилловых хомяков, а заодно и консервированные огурцы?…Нет. Исключено.

Если б зеленококсы убежали, Тамара бы сама доложила, не стала бы привлекать к этому делу Светочку» – Дарьял с охотой тренировал свои способности к дедуктивному методу. Но, вскоре ему наскучило это занятие, и он посмотрел в кристальную прозрачность ночного Ганимедского неба.

«Да-а…Через месяц будет уже пятнадцать лет, как мы основали нашу исследовательскую станцию…А я все еще не могу привыкнуть к тому, что здесь всегда три луны сразу. И всегда зима…»