Хроники Сэнгоку. Сказание о Черной Цитадели
– Не подходи. Лицемер.
И даже жгучая боль от свежей раны так не взволновала Сато, как эти болезненные на слух слова. Он пошатнулся на ослабших ногах, будто его ошарашили тяжелым обухом по голове, заморгал округлившимися глазами.
«Лицемер?!»
Заметив краем глаза, как Оити проплыла мимо, как уверенно двигается в сторону убийцы, он хотел схватить ее за руку, остановить, но рука дрожала, и не нашлось сил даже пальцем шевельнуть.
«Признай ее, Нобунага. Признай хотя бы ее. Прошу тебя. Она страдала. Все эти полгода, она страдала. Если ты ее отвергнешь, она сломается. Навсегда».
Капитаны, еле дыша, проводили отважную девушку взглядами, боясь засвидетельствовать очередную кровавую расправу.
Взор Нобунаги перетек на нее. Девушка двигалась легко, изящно и уверенно, словно дикое животное на охоте. И когда их глаза встретились, твердая рука, стискивающая покрытый кровью громоздкий меч, медленно опустилась вниз. Убийца весь будто воспрянул, в одно мгновение стряхнул с себя ауру жажды крови, что все это время парила в воздухе. Рубиновый взгляд смягчился и тепло, что он источал, могла ощутить лишь эта юная особа.
Он не мог отвести взгляда, захотел дотронуться до сестры, но не смел себе позволить коснуться ее залитыми кровью руками. Она смотрела на него, широко раскрыв искрящиеся зеленые глаза и затаив дыхание. Смотрела, точно на героя из сказочных легенд. Смотрела, молясь, что это не сон, ведь в своих снах Оити слишком часто видела возвращение брата. Так часто, что, внезапно врываясь в реальность, бежала со всех ног в додзё, искала его взглядом, а потом все внутри нее будто осыпалось, когда приходило осознание, что это лишь жестокий обман, игры ее уставшего разума.
Но теперь, невзирая на зловещий облик, он стоял перед ней. Живой. А рубиновое море его глаз дарило тепло. Девушка собиралась наплевать на все и бросится в объятия возлюбленному брату, как вдруг легкое и бесшумное движение в толпе, моментально сменило блаженный настрой Сабуро на враждебный.
– Мицухидэ.
Капитан хотел воспользоваться трогательной сценой воссоединения брата с сестрой и незаметно улизнуть, однако не взял в расчет, что впредь от этих глаз ничто не ускользнет. Холод проскреб по спине Акэти Мицухидэ ледяным лезвием, и почудилось, что на него наставили тысячу мечей. Он замер, старался дышать ровно и унять дрожь в руках, но Татсусиро чувствовал его страх так же четко, как волки чувствуют запах крови. Недолго думая, Акэти развернулся, вышагнул вперед сбившейся в кучу толпы и без доли сомнений склонился в глубоком поклоне, коснувшись лбом пола.
– Татсусиро-сама! Я, Акэти Мицухидэ, с этого момента присягаю вам на верность!
– Мицухидэ, – прорычал красноглазый, – я должен тебе кое-что вернуть.
Акэти показалось, что его сердце вот-вот проломит грудную клетку и убежит в неизвестном направлении, он учащенно дышал, рассматривая пыль и капли свежей крови на полу, и подсознательно молился всем богам сразу. Новоиспеченный владыка Черной Цитадели упивался сим долгожданным моментом. Моментом, когда все те, кто насмехался и шпынял беззащитного мальчика, будут поглощены страхом, а в особенности эта змея – Акэти Мицухидэ.
Танто со звоном вонзился в пол, едва не угодив в руку капитана. В этот момент тот настолько сжался, что вызвал у Татсусиро ядовитую ухмылку.
– В тот страшный день ты вселил в меня надежду, Мицухидэ. Я принимаю твой меч к себе на службу.
Капитан прижался так плотно к полу в поклоне, что чуть ли не вдыхал пыль и обломки с досок.
– Но не думай, что я когда-нибудь забуду, какую службу ты сослужил Дзиро Куроносукэ.
В небе брезжал рассвет, окатив постельными красками небесное полотно от бледно-желтого цвета к фиалковому. Над острыми макушками сосен затаился серп молодой луны, звезды одна за другой таяли на холодном зимнем небосклоне. Снегопад, наконец, отступил. Великан Фудзияма на фоне предрассветного неба казался плавником огромного подводного чудища, вздымающегося над черным морем леса Дзюкай.
Солнечный свет только лизнул крыши домов, а центральная площадь уже собрала всех жителей города. Непонимание и волнение отражали их сонные лица. Стоял приглушенный гул, но, когда на площадь ровным порядком вышли достопочтимые офицеры Цитадели – обратился мертвой тишиной. Облаченные в белые кимоно, они покорно опустились на заранее подготовленные для грядущего обряда коврики. Собравшиеся могли видеть их бледные лица, но также ощущали смиренный настрой, обусловленный благодарностью к тому, кто осудил их и предоставил такой щедрый дар, как шанс смыть свой позор благородным обрядом сэппуку.
Шестеро самураев, не переговариваясь и не обмениваясь взглядами, подняли с ковриков ритуальные кинжалы. В этот момент на площади появился высокий седоволосый субъект, облаченный в дорогой наряд черного цвета.
Наката Сосуке с ужасом распознал в чертах лица юноши Оду Нобунагу. Он прижал обе руки к груди, раскрыл рот и не отводил ошарашенного взгляда. Другие же не признали в молодом самурае одного из казненных ранее учеников, перешептывались и спорили.
Юноша встал за спинами осужденных, внимательно наблюдая; одним лишь взглядом распорядился, чтобы к ним подошли назначенные для проведения ритуала кайсяку40, коих выбрали случайным образом из младшего офицерского состава. Шестеро самураев скинули с плеч кимоно, оголив свои тела по пояс, легкими и уверенными движениями обнажили лезвия кинжалов. В ответ на эти действия, кайсяку извлекли из ножен катаны, приняли стойки, занеся мечи высоко над головами.
Тишина резала слух, никто даже не пикнул, пока осужденные вспарывали себе животы. Кто-то еле слышно охнул, только когда кайсяку резким взмахом мечей отделили головы от тел, облегчив тем самым участь осужденных.
Непонимание представшей картины выросло до уровня вызывающей страх неизвестности. Люди боялись обмениваться комментариями с рядом стоящими и лишь мысленно вопрошали себя: «Кто этот юноша?», «Где Дзиро Куроносукэ-сама?»
Акэти Мицухидэ стоял по правую руку от новоиспеченного командира, и никто прежде не видел его настолько запуганным и жалким. Суровая судьба соратников быстро сбила с него спесь и нахваленное бесстрашие.
– Дзиро Куроносукэ – мертв, – заявил громко Татсусиро Сабуро всем собравшимся. – Его порочная власть опутала это место щупальцами растленности, насквозь пропитала похотью и другими премерзкими пороками. Он настолько поработил ваши безвольные умы, что вы напрочь позабыли об истинном назначении Черной Цитадели. – Он выдержал театральную паузу, обводя площадь острым взглядом. – Я верну Цитадели былое величие и обещаю, что вы никогда не пожалеете, что служили под моим началом. Только сомкнув ряды, мы добьемся желаемого, только сплоченность и единые цели принесут нам победу в грядущих испытаниях.
Страна находится в состоянии войны уже слишком долго, и я не собираюсь отсиживаться за стенами города, не намерен возлагать всю грязную и кропотливую работу на плечи других. Я желаю видеть Японию процветающей и сильной, как когда-то пожелал ее такой видеть Такахиро Рюсэй. Но одному мне не справиться. Без вас мне не достичь цели, не пройти этот тернистый путь. Поэтому взамен на мое покровительство я прошу от вас лишь преданности. Не мне, а общему делу. Я не требую от вас слепого повиновения, но прошу доверить мне опеку над вашими судьбами! – Волнение и возбуждение переполняло его сильный голос, он всматривался в лица собравшихся пламенным взором, но нашел в их глазах вовсе не то, что ожидал увидеть. Страх, сомнения, недоверие – отражали глаза этих вдруг оробевших людей. – Кто не разделяет моих взглядов, – продолжил, сбавив обороты, – или не желает признавать меня как лидера – могут уйти прямо сейчас. Ворота открыты, вас никто не остановит.
Притихшая толпа как будто зашевелилась, расправилась, молча переглядывалась, и не нашлось ни одной души, что пожелала бы покинуть город. Был ли это страх? Или же они поверили в грядущие изменения к лучшему? Тогда сложно было рассудить, но Татсусиро Сабуро с наслаждением отметил внезапную покорность определенных личностей, для которых покорность была прежде чуждым чувством.
Всю следующую неделю Татсусиро не покидал своих покоев, с головой погрузился в пергаменты и карты; в скором времени пол и стол в несколько слоев покрылись горами бумаг. Он ни с кем не разговаривал, никому не давал аудиенции. Не позволил себя отвлекать даже сестре.
Спустя шестнадцать дней Акэти прибыл с докладом и новостями из соседних земель. Он отметил, что под глазами молодого человека легли синие круги, однако взгляд не утратил леденящего холода, не подавал даже малейших намеков на усталость. Капитан доложил, что реконструкция стен и ворот успешно завершена, что внесены ранее оговоренные изменения в устав.
Сабуро долго водил строгим взглядом по пергаменту, по завершению одобрительно кивнул головой и скрепил внесенные в устав изменения своей собственной печатью. Больше не было показательных турниров, отменилось деление на элиту и всех остальных. Зато разнообразился вид войск, численность которых он собирался непременно приумножить. Теперь в состав армии входила тяжелая кавалерия, копейщики и лучники асигару, знаменосцы и писари, конная и пешая стража. Мицухидэ сильно удивился таким познаниям юноши в военном деле, стремился давать советы, но в ответ получал насмешки и язвительное недоверие.
Татсусиро оставил Акэти ранг капитана, назначил его командующим разведкой вместо Китаморэ. Теперь все синоби и теневые отряды в целом подчинялись исключительно ему.
Оити он присвоил титул советника, наделив полномочиями, равными своим и, после выяснения некоторых интересных обстоятельств, касаемых довольствия и бюджетных отчетов, поручил распоряжаться припасами и казной.
* * *
Сабуро стоял на веранде – как когда-то на этом самом месте любил стоять Дзиро Куроносукэ – внимательно разглядывал укутавшиеся в белые кимоно вишневые деревья. На ветку прыгнул снегирь, и алмазная пыльца осыпалась россыпью самоцветов. Юноша втянул полной грудью морозный воздух, который заколол легкие, и выпустил через рот облако пара.
Приклонив колено, склонив покорно голову, за его спиной ожидал Хисимура Сато. Он потупил глаза в зеркальный пол и ждал. Ждал возможности обмолвиться хоть словом с этим неизвестным теперь ему человеком, постараться понять столь враждебный настрой. Сердце все еще ныло от раны, которую нанесло одно лишь слово.
«Лицемер.
Что с ним происходило эти полгода? Как он смог выжить? И почему стал таким? О чем он думал холодными ночами? Я не могу с ним беседовать как раньше. Хочу, но не могу».
– Слабаки никому не нужны, Сато. – Голос разорвал тишину так внезапно и вырвал рыжего из потока мыслей так резко, что тот вздрогнул. – Ты всегда считал, что я лишь мешаюсь под ногами подобно грязи, не так ли?
Сато стиснул зубы, молчал. Любой ответ в сложившейся ситуации будет неверным. Любой его ответ сейчас способен вызвать лишь злость у этого человека. Сато знал это и чувствовал; он знал, что новоиспеченный командир вызвал его на аудиенцию не для дружеской беседы и приготовился отвечать без обиняков.
– Ответь же мне, я не понимаю: зачем ты возился со мной столько времени?
Сато молчал.
– Я хочу, чтобы ты обнажил меч.
Хисимура содрогнулся всем телом и устремил округлившийся взгляд в темно-рубиновые глаза Сабуро, что с презрением вперились в него. На фоне белоснежного сада его высокая поджарая фигура, облаченная в длинное кимоно белого с синим цветов, казалась небывало величественной. Красноглазый с наслаждением потянул инферитовую бритву из ножен, и она тут же жадно пожрала лучи солнца, переливаясь мрачным отполированным ониксом.
– Обнажай, – потребовал снова.
Сато поднялся на ноги, ощутил, как те предательски дрожат, наконец, сглотнул ком, что стоял поперек горла все это время, выпрямился.
– Нобу…
Договорить ему помешал агрессивный атакующий выпад. Такой быстрый и прессующий, что Хисимура не успел обнажить катану, лишь слегка вытянул ее из ножен, чудом успев блокировать удар. Нодати с ужасающим подавлением напирал на него, ноги неизбежно подкосились и рыжий был вынужден припасть на одно колено, стиснув зубы.
– Забудь это имя.
Татсусиро с показным высокомерием следил за Сато, что с трудом удерживал блок. На его лице выступила испарина, учащенное дыхание курилось клубами на морозном воздухе. Раздраженно фыркнув, Сабуро хотел отпихнуть рыжего ногой, но тот отклонил нодати в сторону прежде, успел избежать удара, быстро отступил на заснеженные просторы сада, но вспомнив про длину меча противника, осознал опрометчивость своего решения: в замкнутом помещении у него было бы преимущество перед длинным и неповоротливым нодати. Друзья замерли друг напротив друга.
«Вот это решимость. Он чувствует мою слабость и это его раззадоривает. Если не докажу, что не уступаю ему в силе – он не постесняется укоротить мне пару конечностей!»
Татсусиро опустил меч к земле, пошел полукругом, не сводя глаз с Хисимуры, который принял оборонительную стойку, ожидая в любую секунду выпада своего командира.
Сабуро замер, послышалось, как пальцы жестче стиснули рукоять. Сато думал, что готов, но не успел и глазом моргнуть – седоволосый рванул на него с такой скоростью, что снег от поступи взмыл столбом серебряной пыли в воздух. Рыжий бесстрашно принял удар в лоб, отпарировал, замахнулся из-за правого плеча, атаковал. Сталь и инферитиум затянули звонкую непрерывную песнь, высекая всплески искр на морозном воздухе.
Воины заплясали в пируэтах, беспрестанно нанося удары, никто не желал уступать, каждый был решителен и горделив. Сабуро бил быстро, точно и беспощадно, заставляя кровь холодеть в жилах, внушая, что каждый взмах клинка может оказаться последним. Снег под ногами поднимался клубами, разлетался подобно стае мотыльков в разные стороны, касался оголенной кожи и обжигал. Черная бритва полоснула плечо Хисимуры; тот в долгу не остался, оставил тонкий порез на бедре противника.
– Татсусиро Сабуро?! Похоже на имя какого-то театрального комика! – оскалил ухмылку рыжий, тут же уловив игривый огонек в красных глазах.
Мечи с лязгом схлестнулись, каждый напирал на рукоять во всю возможную силу, прессуя, тесня. Сабуро злобно фыркнул и зарядил другу ногой под дых. Тот согнулся пополам, выплюнув разом весь воздух, не успел сделать вздох, жесткий удар ножнами прошелся жгучей болью по лицу, опрокинул навзничь. Сато сквозь помутнение в глазах торопился подняться, чудом уловил, как Татсусиро замахнулся, поставил блок, но удар оказался слишком силен, выбил катану из окоченевших рук. Она сверкнула яркой вспышкой, описала в воздухе полукруг и вонзилась в нескольких метрах позади в землю.
– Слабаки никому не нужны, Сато, – ликующе ухмыльнулся Сабуро.
– Рано радуешься! – нагло осклабился рыжий.
Он взял с места быстро и ловко, налетел на красноглазого в лоб, тот опешил от такого нахальства, ударил клинком – не попал. Сато выгадал момент для атаки, увернувшись от длинного меча, что обрушился на землю, вздыбив вокруг снежные вихри, нырнул под левую руку и сокрушительной мощью ошарашил кулаком под ребра. Татсусиро сморщился от боли, безошибочно ощутив, как одно из ребер неотвратимо треснуло.
«Переборщил», – замялся Сато, но тут же уловил на себе молнию рубиновых глаз.
Татсусиро вогнал нодати острием в землю, выпрямил спину, скрипнув зубами от пронзившей бок боли и недолго думая рванул на Хисимуру, завязав самую настоящую бойню.
Сато увернулся раз и другой, на третий кулак ураганной мощью снес его с ног. Кровь алыми всплесками украсила белоснежный ковер. Сабуро запрыгнул сверху, не дав рыжему шанса подняться или даже глотнуть воздуха, начал молотить в лицо. Удары были быстры и слишком сильны, чтобы попытаться вырваться, но он смог. Увернувшись от очередного удара, скинул с себя этого задиру, и поменялся с ним местами. Они валялись в снегу, катаясь по всему саду и мордуя друг друга с поразительной жестокостью.
– Чем ты питался эти полгода?! Тебя накормили чем-то?!
– Ненавистью!
– А я тут причем?!
– Достаточно!
Женский голос остановил буйство двух мутузящихся воинов в тот момент, когда они поднялись с земли и держали друг друга за грудки, столкнувшись лбами. Сабуро скосил взгляд, не отпуская рук с ворота Хисимуры. На веранде стояла Такахико Орин, стрела была наложена на тетиву, плечи лука трещали от силы натяга. Татсусиро стал ее мишенью. Такой наглости красноглазый не ожидал, но смелость девушки его раззадорила. Он вернул взгляд на Хисимуру, хитро ощерил ухмылку.
– Она не промахнется, Нобунага.
Татсусиро снова бросил взгляд на смелую девушку.
– С каких пор она так яростно защищает тебя?
– Ты глубоко заблуждаешься, Ода Нобунага, – проговорила Орин твердым голосом. Твердым, как камень. – Да что ты знаешь о страданиях Сато?! Знаешь ли о том, что он чувствовал, когда тебя увозили на казнь? Знаешь, как рвался через толпу солдат, лишь бы защитить тебя? Как он обдумывал план выбраться из города? Как был готов вступить в драку с Акэти Мицухидэ? Как полгода он выхаживал эту идиотку Оити, что потеряла волю к жизни?! Как смеешь ты называть его лицемером! Ты, бесчувственное чудовище!
Татсусиро спокойно выслушал дерзкую речь воительницы.
– Это не твое дело. Не суй свой нос, – прорычал тихо.
– Отпусти Хисимуру!
– Не отпущу.
Сабуро заметил, как ее рука дрогнула. Возможно, на один лишь миг она колебалась, но то был лишь миг. Пальцы мягко отпустили тетиву, спустив стрелу, что с еле уловимым свистом рассекла воздух, невероятно быстро направилась прямиком в плечо Татсусиро. За долю секунды он выхватил ее налету, взбешено сжал в руке древко, с треском переломив надвое. Девушка побелела как молоко и чуть не выронила лук, застыв столбом.
Идеальная тишина воцарилась в зимнем саду. Татсусиро неторопливо убрал руку от ворота Сато, сплюнул под ноги, вытер кровь в уголках рта.
– Сато?
– А?
– Есть бутылка саке?
– Для тебя разыщу, даже если она окажется последней в этой стране.
– Неси. Хочу отметить назначение вас двоих капитанами.
* * *
Дверь в старую кузню со скрипом отворилась. Старик работал на наковальне тяжелым молотом и не слышал внезапного вторжения. Он опустил в желоб с водой раскаленный металл, который сердито зашипел, а пар заполнил помещение белыми как молоко клубами. Из густой пелены прорезался высокий силуэт. Мужчина вздрогнул от неожиданности, но быстро узнал гостя.
– Ода-сама…
– Больше нет, Наката-сан. Прошу, зовите меня Сабуро.
Кузнец учтиво склонил голову, но не осмелился стронуться с места. Неловкое молчание казалось могло затянуться, но Наката Сосуке был не робкого десятка. Он не моргая смотрел в глаза мальчика, которого когда-то полюбил как сына.
– Ты просил демонов о помощи, Сабуро?
Юношу удивил вопрос, заданный с тем спокойствием, с которым обычно интересуются о состоянии здоровья, но куда сильней его удивила осведомленность такого рода. Прошагав вперед, вдыхая столь знакомый запах старой кузни, Сабуро издал усталый вздох.
– Волки явились с приходом тьмы. Слишком быстро учуяли мои свежие раны. – Он поднял с верстака заготовку под вакидзаси, покрутил в руках. – Нас учат помнить о смерти каждое мгновение жизни, и мы следуем этому правилу, но в действительности, к ней невозможно подготовиться. Невозможно встретить этот миг с открытым сердцем и без намека на страх. Я никогда не отличался доблестью, но страх во мне поднял невиданные прежде силы, и я попытался отстоять свою жалкую жизнь. – Он обернулся. На старика Накату смотрели все те же грустные глаза мальчика, которого он однажды просил о помощи подковать норовистого коня. – Я был не готов встретить смерть так же красиво, как ее описывают в Бусидо. Я кричал, плакал и боялся. Страх довольно странная штука, правда? В тот миг меня пугала лишь грядущая вечная пустота. Я никогда не верил в перерождение, никогда не задумывался над ним. Но можно ли считать, что именно это со мной произошло?
Кузнец присел на скамью.
– Я видел перерождение подобное твоему, Сабуро, – проговорил аккуратно. – Я знаком с ним слишком хорошо. Что бы ни происходило в будущем – заклинаю, не теряй свое истинное я. Храни в себе ту драгоценную часть души, что так любили в тебе близкие друзья. Утратив ее однажды – дороги назад не будет.
– Слишком поздно, Наката-сан, – доложил сухо молодой самурай. – Почувствовав вкус крови, узрев смерть так близко – все во мне перевернулось. Перевернулся весь этот проклятый мир. Я ведь всегда боялся Дзиро. Он был для меня чем-то вроде злобного божества, до которого мне никогда не дотянуться. Я боялся его и ненавидел. Но когда мой меч первый раз куснул его плоть, жажда крови, словно кровавый дым, застлала мне глаза, таких приятных ощущений прежде я не испытывал. Он выл от боли, а я смеялся и следил, как вместе с кровью из него уходит жизнь. Страх в лицах капитанов, их дрожащие руки и круглые от страха глаза. – Сабуро сморгнул, и Наката похолодел всем телом. Теперь из сумрака на него взирали два алых полыхающих глаза. – Я получил от всего этого несравнимое удовольствие. Я без крупицы сожаления рубанул женщину одним ударом меча. В тот момент я был готов убить каждого, кто косо на меня посмотрит. Я без сомнений поднял меч на Сато, оставив ему на память о своей решимости яркую отметину. Так ответьте, Наката-сан: где же теперь мне нащупать в себе ту драгоценную часть души, о которой вы упомянули?
Спазм в горле не позволил кузнецу что-либо ответить, но Сабуро этого и не ждал. Он решительно подступил к наковальне, с грохотом возложил черный нодати на верстак.
– Когда-то вы сказали, что этому мечу суждено остаться без хозяина. Я собираюсь это изменить. Его сильный голос звал меня той ночью, когда я напал на Дзиро. Он хочет служить, хочет приносить мне громкие победы. Однако в его великолепии есть один изъян – его слишком трудно извлекать из ножен. Я уверен, что вы найдете решение этому небольшому неудобству.
Кузнец покорно склонил голову в молчаливом согласии.
– Кроме того, прошу, Наката-сан, создайте еще один меч, подобный этому. Простите мне мой эгоизм. Я знаю, что работы у вас теперь невпроворот, поэтому сегодня же распоряжусь выделить в помощники не менее дюжины людей.
«Он действительно собрался выйти на тропу войны».
– Верю – ты используешь эти клинки по назначению.
Татсусиро не ответил и, задержав на мгновение взгляд в глазах старика, зашагал к двери.
– Сабуро…
Юноша обернулся.
– Путь, который ты избрал – тернист. У клана появится еще больше врагов, как только ты заявишь о себе, ибо ими будет править страх перед твоей чудовищной силой. Не бросай то, что начал, не повторяй ошибок Дзиро. Сабуро… Нет. Нобунага, ты гораздо лучше того, кем хочешь казаться в глазах окружающих. Берегись или захлебнешься этим кровавым туманом в одно мгновение.
– Я знаю, Наката-сан. Я знаю.
* * *
Осенняя листва срывалась с изогнутых веток гигантских деревьев леса Дзюкай и, танцуя, слетала вниз. Нобунага сидел на земле, потирая рукой шею.
– Болит, – процедил юноша, начиная тереть шею еще усердней.
– Эй-эй, не трогай печать, а то она никогда не заживет, – заворчал демон, не шевельнув и пальцем.
Но мальчик будто пропустил мимо ушей, начиная впиваться ногтями в метку.
– Зачем она вообще нужна?! Почему так чешется?! – зарычал Ода, вцепившись в шею двумя руками.
– Это символ нашего контракта. С помощью этой печати ты сможешь меня призвать в любое время.
– И как же мне активировать ее? – выдохнул юноша, наконец, убрав руки.
– Капля твоей крови активирует клеймо, откроется портал и, в зависимости от моего желания я приду в этот мир, или же ты попадешь в мой. Будь готов к этому, – оскалил белозубую ухмылку Корвус. – Если на поле битвы станет совсем туго, не стесняйся и призови меня. Или же, если я почувствую, что твоей жизни угрожает опасность, приду сам, так что не удивляйся.
– Ты что, совсем не боишься появляться перед людьми? Разве нет тайны вашего существования?
– Тайны?! – выплюнул Корвус. – Не смеши меня! Сейчас каждый третий заключает договоры с демонами, правда в большинстве случаев они все неудачные.
Мальчик изумленно захлопал глазами.
«Значит я не первый, таких как я, сидзенрёку, много».
– Неудачные говоришь, – вздохнул Нобунага, встав с земли и выпрямившись.
– Я скажу тебе нечто важное, Нобунага. Запомни, чем сильней чувства к объекту твоих обожаний – тем сильней в твоих руках демоническая сила. Но. Если ты погибнешь – то, что тебе дороже всего отправится следом в Дзигоку. Взвешивай каждый свой шаг, не переоценивай свои возможности. Это может оказаться непосильной задачей. Когда человек получает долгожданную силу, его разум искажается. Ты не сможешь отследить, как приоритеты сменились, а моральные принципы обесценились. Вожделенная сила как наркотик. Ты пойдешь у нее на поводу, захочешь похвастать перед всем миром ее сокрушительной мощью. И тогда обратного пути уже не будет, алый туман захлестнет тебя и поглотит.
