Незапланированный маршрут

Сам же Санька учился неровно, он блестяще знал школьную математику и физику, увлекался химией и астрономией, но совершенно не переносил беллетристику – так он называл все остальные предметы. Поэтому он получал иногда и тройки, на которые не обращал никакого внимания.

Женька засмеялась:

– Ты не поверишь, но мне приписали на выпускном сочинении ошибку, которой не было.

– Это как же?

– Очень просто. Мне нужно было использовать слово «Аппассионата» для описания образа Ленина в советской литературе. Я списала цитату с этим словом из книги Горького – подлинниками можно было пользоваться. Так они (те, кто проверял) нашли где-то это слово, написанное с одной буквой «п». И объявили, что у меня написано неправильно. Это была очевидная наглая ложь, которую легко можно было опровергнуть, посмотрев хотя бы энциклопедию.

– Кому же досталась твоя золотая медаль?

– Нашлись более достойные.

– Это кто же такие? Даже интересно. И где они учатся сейчас?

– Это дочка нашего директора школы и ее подружка. Дочка кажется, поступила в местный техникум, а вторая даже никуда не поступала, сразу работать пошла.

Санька почему-то даже обиделся:

– А что же ты смеешься? Неужели не обидно? Где ты и где они? Это же полный беспредел, ты что-то не договариваешь. Отец-то твой почему не вмешался? Он же за справедливость.

– Папа не мог. Он в больнице лежал, с переломанной ногой. Пошел на свой участок проверить, как буровую вышку горняки установили. А они там что-то плохо укрепили, вот эта вышка и стала падать прямо на людей. Все разбежались, а отцу прямо на ногу эта вышка упала. Слышно было, как нога треснула. Конечно, отец переживал за меня, возмущался ужасно, говорил, что он добьется справедливости. Но, пока он лежал в больнице, я уже в институт поступила, у нас же экзамены на месяц раньше проводятся, чем в других вузах. К тому же я на первый поток успела.

– Так и оставили?

– Да, так и оставили. Понимаешь, я смеюсь потому, что ситуация действительно абсурдная. На нашу школу «дали» две золотые медали. А отличников, ну, типа меня, учившихся на пятерки, было десять человек. Причем, в нашем же классе учился, например, Колька Зубов – так он лучше меня математику и физику знал, в олимпиадах участвовал – тоже хороший претендент на золото. А у меня были лучшие сочинения в школе – их всегда зачитывали как образец. Наверное, если бы золотую медаль дали Кольке, а не мне, то было бы обидно, а здесь – когда такая явная несправедливость – даже не обидно. Я не придавала этому большого значения, про себя думая «пусть подавятся моей медалью». Я мечтала поступить в Москву. Если бы не поступила – вот тогда бы и поплакала вволю. И, кстати, из всех десяти отличников в Москву только мы с Колькой и поступили.

Тут Санька вспомнил:

– А ты говорила, что тебя из школы хотели выгнать. Интересно, это еще за что?

– Да, ты знаешь, я сама не ожидала, что так получится. Это произошло тогда, когда вышло постановление о том, что «мову» можно учить по желанию. Так вот, наша учительница украинского языка требовала, чтобы мы продолжали учить украинскую литературу. Ну, насчет литературы я ничего против никогда не имела – и стихи, и песни украинские очень люблю. Так вот, на уроке украинского языка нас заставили писать диктант, который мы, как «не изучающие», могли и не писать. Это я прекрасно понимала. Ну, я и написала этот диктант на русском языке. То есть в переводе на русский язык.

Санька засмеялся:

– Это за этот диктант тебя и выгнали?

– Ну да. Я же не думала, что это «политическая акция» с моей стороны. Мне действительно было интересно проверить – хорошо я знаю украинский или нет. Думала, что меня за это похвалят. Я не хотела никого оскорблять, тем более украинское государство. Отец, конечно, пошел в школу. Не знаю, что он там говорил, но в школу я на следующий же день пошла.

– Так может, тебе из-за этого медаль не дали?

– Не знаю, может быть, но я, честно говоря, никогда национальным вопросом не интересовалась, так же, как и все остальные школьники. Хотя наша украинка один раз очень грубо сказала в классе: «Жрете наше сало, так i розмовляйте на мовi!». Я не удержалась, и тихонько на ее тираду шепнула своей соседке по парте, что меня от ихнего сала тошнит. Это услышали. Но я не хотела никого оскорблять – меня действительно тошнит даже от вида сала – это же не по моей вине, я тут совершенно ни при чем. Папа и Серега едят сало, а мама и бабушка – нет. Что здесь такого преступного? А ты, кстати, ешь сало?

Санька смеялся:

– Конечно, ем. В принципе, про сало могла бы и не говорить, для них, действительно, сало – главный продукт, уж мы с Мишкой насмотрелись. Жалеешь, наверное, что без золотой медали осталась?

– Да нет, ты знаешь, я всегда считала, что золотую медаль должны получать только ученики с выдающимися достижениями. А не просто ученики с пятерками. Конечно, вопрос возникает – как определить «выдающихся»? Я, когда поступила в Москву, то, общаясь с москвичами, поняла, насколько они получили в школе лучше образование, чем я. Моя золотая медаль была бы там как посмешище, честное слово. Так что я ни о чем не жалею. И, честно говоря, предпочитаю судить людей по их поступкам, совершенным делам, а не по выданным им бумажкам.

Рис. 4.9. Маленький кедр

Санька, придерживающийся примерно таких же взглядов, уже как-то теплее смотрел на Женьку:

– Ты, наверное, хочешь, чтобы тебя на Украину распределили, к родителям? – спросил он.

– Да нет, особенно не рвусь. Во-первых, там, где живут родители, нет работы по моей специальности. А во-вторых, мне кажется, что в России более сильные научные школы, интереснее будет работать.

Санька все-таки не выдержал:

– Тоже, небось, мечтаешь открытия великие делать?

Женька уже очень хорошо усвоила Санькино отношение к женщинам, поэтому ответила не сразу:

– Не нужно так откровенно ехидничать, – Женька немного помолчала, соображая, как в доступном виде донести до этого случайного попутчика свои мысли. – Я прекрасно понимаю, что у меня нет таких мозгов, чтобы делать великие открытия. Но мне хочется работать именно в этой области, а не в какой-нибудь другой. Мне интересно! И работать в коллективе, в котором мы бы разговаривали на одном языке, понимаешь? И где все были бы умнее меня – так мне будет интересно жить. А пользу я в любом случае смогу принести – везде нужны аккуратные, грамотные, ответственные исполнители. Тем более без амбиций. Конечно, если будет возможность, как говорят, карьерного роста, я не буду отказываться. Но это зависит от коллектива, от руководителя, от многих других причин.

– Ну-ну, интересно будет на тебя посмотреть лет этак через пять, – сказал Санька, а про себя подумал:

– Сложновато тебе будет продвигаться с такими представлениями о жизни, замуж тебе нужно с умом выходить. Надо же, нужен ей коллектив, где все умнее ее! А определять-то кто будет, кто кого умнее?

Наконец, двинулись дальше. Где-то в пять часов вечера решили сделать привал. Идти с Женькой оказалось гораздо дольше, чем одному. По дороге Санька продолжал показывал ей типичных представителей таежной флоры и фауны. Подвел ее и к небольшому пушистому, с мягкими иголками деревцу, напоминающему по форме бочонок – высотой немного выше человека:

– Вот это и есть кедр, – сказал Санька. – Любуйся.

Женька неожиданно рассердилась:

– Ты что, совсем меня за дурочку принимаешь? Какой это кедр? Они большие, как сосны, ствол у них голый. К тому же, где же его кедровые орешки? А?

Санька изумился:

– Ну, ты даешь. Даже от тебя не ожидал… Это же маленький кедр. Когда он вырастет, то у него будут и орешки. А большие кедры вон там растут, – Санька указал куда-то вправо. – Мы до них скоро дойдем.

Еще один конфуз с Женькой произошел, когда она с пеной у рта доказывала Саньке, что прекрасная пушистая молодая сосна – это елка:

– Как я могу ошибаться, если мы каждый Новый год именно с этих длинных иголок срезали конфеты на ниточках? Ты говоришь, что вот это рядом стоит настоящая елка? Как может быть елкой это уродливое дерево с крошечными иголочками? Как на него можно игрушки-то вешать? – от возмущения Женька чуть не плакала.

Санька решил все-таки выяснить этот, по-видимому, очень важный (для некоторых) вопрос:

– А, скажи, пожалуйста, откуда ваш отец приносил «елку»? Где он ее брал?

– Да откуда же мы знаем? У нас, в том поселке, на Криворожье, где мы жили, вообще никаких деревьев не росло – кругом только шахты или карьеры для добычи руды. Помню клены, которые росли вдоль тротуаров, и еще тополя…

Короче, Саньке стало ясно: скорее всего, поскольку елок поблизости не было, вместо них привозили сосны – ведь дети не видели ни тех, ни других. Да и какая детям разница – какое хвойное дерево стоит в комнате, главное – подарки. Ведь и так все были счастливы!

Объяснил это, как можно мягче, Женьке. Она только горестно вздохнула, смирившись, по-видимому, с суровой действительностью. Зато к багульнику Женька бросилась как к старому знакомому, закричав, что она его очень хорошо знает. Пришлось рассказать и про Артура.

– Очень светлый человек Артур, даже тепло на сердце становится, когда его вспоминаю, – закончила свой рассказ Женька.

– Ну, повыпендриваться перед девчонкой всякий сможет, – не выдержал Санька. – Тоже мне, герой, цветочек принес, подумаешь, – раздраженно бормотал он. – Ладно, иди вон под то дерево, там багульник покрасивее будет. А я посмотрю, сохранилась ли тропинка, по которой мы с Мишкой себе путь укорачивали до заимки.