На колесах
– Ты меня не затащишь. – Никита сложил руки на груди и скептически уставился на Таню.
– Тут есть пандус, если ты не заметил, – она ткнула пальцем влево. Наличие заезда было еще одним поводом, заставившим ее выбрать это место.
– Эти железяки, которые ты гордо именуешь пандусом, не годятся, – съязвил он. – Мои колеса просто не поместятся на них.
– Не такие уж и жирные у тебя колеса, – фыркнула Таня. Она и сама уже поняла провальность идеи.
– Колеса, может, и не жирные, но широки для вот этого, – заметил он.
– О’кей, – нерешительно протянула Таня. – Я пойду в соседнее, там есть навынос. Ты ешь сэндвичи?
Получив согласие, она забежала в Gellert. Никита остался ждать снаружи, вытащил из кармана пачку сигарет и закурил. Тане было ужасно неловко, что она обещала ему отличное место, которое оказалось для него недоступно. Возможно, она бы могла попытаться затащить Никиту по этому ненадежному пандусу, но… Оставалось надеяться, что на нее не сильно обиделись и еще есть шанс реабилитироваться.
– Тут, конечно, готовят не как Галина Ивановна. – Таня протянула Никите сэндвич с жареным беконом, помидорами, сыром и яйцом, обильно смазанный майонезом. Сама уселась прямо на ступеньку, разворачивая такой же.
Таня была готова к возмущениям и требованию сейчас же ехать домой. В этом случае она не станет возражать: клубок вины бурлил на дне желудка, к нему примешивалась грусть от испорченной прогулки. Оказалось, Таня сильно недооценила Никиту: он не упрекнул ее ни словом, ни взглядом.
– Я бы добавил больше сыра, но так тоже сойдет, – резюмировал он, откусив кусок от бутерброда. Таня чуть не поперхнулась, ведь ожидала от него совсем другого поведения.
– И никакого сарказма? – она вопросительно уставилась на него.
– Устал от диет и правильного питания, – пожал плечами он. – Давно хотел вредного.
Минут пятнадцать они молча ели: хлеб с начинкой – большое препятствие для разговора. Таня подумала о том, что прогулку можно еще спасти. Мимо шагали люди. Некоторые с интересом поглядывали: Таня догадывалась, что объектом внимания был Никита. Некоторые проскакивали по ступенькам в кафе, стараясь идти подальше от парочки. Незнакомый малыш тыкал в них пальцем и дергал разговаривающую по телефону маму за платье, очевидно, желая спросить про «дядю в колясочке». Таня приветливо помахала малышу, когда он посмотрел на них, и тот улыбнулся в ответ. Никита, явно замечая столь нетактичный интерес, нервно смотрел в плитку под колесами и жевал.
– Ты знала, что Гавайи называли Сандвичевыми островами? – спросил Никита так внезапно, что Таня на секунду замерла, не донеся булку до рта. – В тысяча семьсот семьдесят восьмом году, когда Джеймс Кук наткнулся на нынешние Гавайи, он дал им название в честь своего покровителя, графа Сандвича. – Никиту охватил редкий энтузиазм. Казалось, он соскучился по тому, что его слушают, не смея вставить даже полслова. – Он тогда был Первым лордом адмиралтейства. Видимо, Кук считал, что человек такой должности достоин двадцати четырех островов. Кстати, чиновник из него бы так себе, раз уж его запомнили по бутерброду, – он усмехнулся.
– Ты шутишь? Думала, они сразу были Гавайи. – Таня не понимала, чему больше удивилась – столь странному факту или тому, что его знал Никита.
– Они стали Гавайями только в начале девятнадцатого века. А до этого спокойно были Сандвичевыми островами, – ответил Никита и улыбнулся, удовлетворенный Таниной реакцией. – Сейчас такое же название носит архипелаг в Южной Атлантике, почти у самой Антарктиды.
– Бутербродная география, – хмыкнула Таня. Она и подумать не могла, что сушу всерьез могут назвать, как еду. Ей стало интересно, сколько подобных фактов знает Никита. И ее радовало, что они наконец начали нормально общаться. Обычный разговор без тонны сарказма и негатива.
Никита как раз разобрался с сандвичем, но про напитки вряд ли собирался рассказывать. Он попросил Таню достать из кармана на спинке коляски таблетки и выпил несколько штук, запив чаем из кафе.
– Все нормально? – спросила Таня. Мало ли от чего эти лекарства: может, ему стало плохо. В таком случае оставаться в городе нельзя.
– Нормально, – отозвался Никита.
Вид он имел вполне здоровый, насколько это возможно в его ситуации, и Таня поверила на слово.
– Как насчет прогулки до речного вокзала? – предложила она, когда с обедом было покончено. Краем уха Таня услышала, как группа туристов обсуждает речные экскурсии, и решила, что прогулка до Волги – захватывающее времяпрепровождение.
– Тогда тебе придется держать меня: дорога тут под наклоном, – согласился Никита. Судя по голосу, настроение его стало гораздо лучше, чем утром.
«Когда человек голодный, он всегда ершится», – вспомнила Таня слова бабушки. Сегодня она в очередной раз убедилась в их правдивости.
– Буду, не беспокойся, – уверила она его и покатила коляску по улице. – Фастфуд на тебя хорошо влияет: ты даже перестал ворчать, – прокомментировала она, тихонько хихикнув.
– Неприятно, что ты находишь меня букой.
– А разве ты не производишь такое впечатление?
– Еще и осмеливаешься говорить мне это в лицо, – фыркнул он.
– Если я не буду говорить тебе про твои негативные стороны, это буду уже не я. Человек, в отличие от машин, обычно сообщает, если ему что-то не нравится. Мне показалось, тебе больше по душе общаться с личностью, а не с роботом.
– Может, в твоих словах и есть зерно истины, – тихо проговорил Никита, будто самому себе.
Прогулка прошла даже лучше, чем Таня ожидала. Она и подумать не могла, что Никита станет ее персональным гидом. Он рассказывал интересные факты почти о каждом здании, мимо которого они проходили. И это была не просто информация, доступная в любом буклете. Никита знал множество подробностей и курьезных историй, о которых Таня даже не догадывалась. Об именах, которые носила Ленинградская улица раньше, и причинах их смены. О семейной истории знаменитого самарского чаеторговца и бакалейщика Жукова. О том, как в доме №20 сходил с ума от любви к американской танцовщице Фанни Лир великий князь Николай Константинович Романов. Разве что СамГМУ, главное здание которого располагалось как раз на Ленинской, стал исключением: тут уже Таня поведала о забавных эпизодах студенческой жизни. Из Никиты получился отличный повествователь. Начитанный и умный, он не только знал факты и подробности, но и рассказывал их так, будто все происходило с ним лично. Впечатление угрюмого буки, которое он произвел в первые дни знакомства, сильно пошатнулось. Таня задавалась вопросом, было ли то его поведение специально разыгранным спектаклем или им явилась сегодняшняя разговорчивость.
Время от времени Таня ловила заинтересованные взгляды прохожих. Привлекали их явно не невольно подслушанные рассказы. Люди шли мимо. Кто-то ускорял шаг и опускал глаза, не желая смотреть на человека в коляске. Кто-то, наоборот, старался замедлиться и с любопытством разглядывал. Никита, казалось, их игнорировал, стараясь не встречаться ни с кем взглядом.
– Извините, – внезапно к Тане обратился совсем неприметный мужчина в сером полупальто. Только оно и привлекло внимание: какой чудак будет носить полупальто в жару? – Как его зовут? Хочу поставить за него свечку в храме, – открытой ладонью мужчина указал на Никиту.
Таня раскрыла рот и собиралась было сказать мужчине, что ему лучше обращаться к тому, о ком он спрашивает: как минимум некрасиво говорить о человеке в третьем лице, когда он присутствует при разговоре, – но не успела.
– Я поклоняюсь Зевсу, вы вряд ли найдете его приход в этом городе, – ответил Никита, чем заставил мужчину вздрогнуть: тот, кажется, не ожидал, что человек на коляске умеет разговаривать.
Мужчина снова вытаращил глаза и дрожащей рукой перекрестил Никиту, Таню, перекрестился сам и ушел, бурча под нос про еретиков и мракобесов. Таня все еще переваривала в голове происходящее.
– Ты, кажется, хотела к речному вокзалу, – напоминанием Никита вывел ее из ступора. Раздражение, вызванное нетактичным прохожим, чувствовалось в каждом слове.
– Ты правда поклоняешься Зевсу?
Ребенком Таня обожала мифы Древней Греции. Истории о богах, героях и чудовищах питали ее фантазии, давали сюжеты для игры и просто увлекали. Но Таня воспринимала истории о Зевсе, Афине и Геракле не более чем красивые старые сказки. Многие из них уже стерлись из ее памяти.
– Сказал первое, что пришло в голову, – безразлично ответил он. – Никому я не поклоняюсь.
– Кое-кто говорил, что не любит ложь, – поддела его Таня.
– Я говорил, что не люблю, когда лгут мне. Не перевирай мои слова, – раздраженно поправил он и дернул плечом будто в попытках отогнать неприятные ощущения. – Просто уже невозможно терпеть таких сердобольных прохожих без малейшего чувства такта.
– Ну, он же не со зла.
Таня догадывалась, что прохожий хотел сделать доброе, по его мнению, дело, но и Никиту она тоже понимала: мало кому понравится, когда люди предлагают непрошеную и, скорее всего, ненужную помощь, тем более, когда этот альтруист не воспринимает тебя как личность и разговаривает о тебе с другим. Таня предполагала, что именно это взбесило Никиту.
– Это все равно раздражает. Закрыли тему, – резко бросил он и, не дожидаясь Таню, покатил по улице.
Они как раз достигли спуска. Никита проигнорировал тротуар и поехал по краю шоссе. К счастью, машин на дороге сегодня не было. Помня о том, что по покатой улице на коляске без сопровождающего спускаться может быть опасно, Таня побежала его догонять. Как назло, раздраженный Никита крутил колеса слишком быстро, словно пытался убежать от неприятной ситуации и ее свидетельницы. Телефон завибрировал совсем не вовремя. На дисплее высветился мамин номер.
– Мамуль, прости, занята. Я перезвоню. – Таня уже хотела бросить трубку, но мама помешала ей это сделать, начав отчитывать дочь за несколько пропущенных вызовов. К причитаниям прибавились упреки в невнимательности и стенания, что, если умрет, дочери будет плевать. Таня трижды прокляла себя за то, что в МСЭ выключила звук на телефоне и совсем об этом забыла. – Мамуль, я не наплевала на тебя, – начала оправдываться Таня, но безрезультатно.
В силу привычки, которая зачастую опережает мозг, она зажмурила глаза: мамины придирки жалили, словно осы. Они сыпались градом – ей даже слово вставить некуда было. Выключить телефон, пока мама говорила, не позволяла совесть. «Никита», – осознание молнией вспыхнуло в мозгу, и Таня распахнула глаза. Теперь ее мало волновала мамина тирада. Нехорошее предчувствие подтвердилось, когда она нашла Никиту глазами: он летел вниз.
– Я немного занята. Обещаю позвонить вечером. – Она выключила телефон и побежала быстрее, чтобы поспеть за Никитой. Не успела.
Никита не справился с управлением. Коляска, не смея противиться гравитации, скатилась вниз и завалилась на бок. Благодаря ремням безопасности Никита из нее не вылетел. К счастью, машин поблизости не оказалось. Таня подбежала и упала на колени, осматривая его. Никита потерял сознание: видимо, сильно ударился головой. Таня нащупала пульс, убедилась, что он есть, и вызвала скорую. Только потом, когда паника немного улеглась, она заметила вокруг людей. Они столпились рядом и шушукались, обсуждая ситуацию. Несколько подростков снимали происходящее на телефон. Тане толпа была на руку: у них можно попросить о помощи.
– Вам помочь? – угадав ее намерение, к ней обратился высокий крепкий мужчина в зеленом поло.
– Да, пожалуйста, – ответила Таня. – Его надо вытащить и поднять коляску.
Никиту уложили на тротуаре, под голову дали рюкзак, которым согласились поделиться сердобольные туристы. Девушка в розовой майке сбегала в магазин и принесла бутылку холодной воды. Таня поблагодарила каждого, кто помог.
Машина скорой помощи, как оказалось, была неподалеку, поэтому приехала быстро. Пока один медик разгонял всех любопытствующих, другой занялся пострадавшим. Закончив, фельдшеры загрузили Никиту в машину. Тане позволили сопровождать, раз уж она его сиделка.
– Танюха, не узнала? – прозвучал удивленный голос. Его обладатель стянул с лица маску.
Стас Рыбкин был последним, кого Таня ожидала и хотела увидеть. Он учился на два курса выше нее, на первом курсе курировал их группу. Они познакомились на посвящении в первокурсники, которое Стас организовал. Добрый, отзывчивый парень, легко заводящий дружбу со всеми, с кем знаком хоть минуту.
– А я слышал, будто тебя выперли? – продолжал удивляться Стас.
– Я восстановлюсь, – сквозь зубы прошипела Таня: напоминание об исключении раздражало.
– То есть правду слышал? – продолжал допрашивать Стас.
– А ты что на скорой делаешь? – спросила Таня в ответ, лишь бы переменить тему.
– Да я подрабатываю. Четвертый курс закончил и практику получаю, – улыбнулся во все зубы он.
Таня похвалила его и устало выдохнула. Волнение переполняло, хотя ей и сказали, что Никитиной жизни ничего не угрожает. Прогулка оказалась чересчур выматывающей, закончилась ЧП и не самой приятной встречей. Нужно было отдохнуть, и Таня закрыла глаза. В нос тут же ударил неприятный запах: Стас сунул ей под нос нашатырный спирт, думая, что она сейчас упадет в обморок. Таня жестом отказалась и снова прикрыла глаза. Она устала, а день еще не закончился.
Глава 8
– Реакция на свет есть, – врач перестал светить в глаза Никите фонариком. – Завтра будут готовы анализы, тогда точнее скажу, что у тебя, но, вроде, не страшно.
Никита молчал с тех пор, как они приехали, если не считать ответы на вопросы врача. Словно безвольный шарнирный манекен, он позволял делать с собой все что угодно, при этом сам обитал где-то в глубине своих мыслей, о чем свидетельствовал задумчивый взгляд. Только когда посветили фонариком, Никита отмер и прищурил глаза, но ничего не сказал.
– Сутки тут побудешь, потом решим, – проговорил врач и повернулся к Тане. – И вы, милая, тоже.
За дверью послышались быстрые шаги, и в палату ворвался Валентин Никандрович. Да, именно ворвался. Таня виделась с ним не так уж часто, но у нее уже сложилось впечатление о работодателе как о спокойном мужчине. Сейчас же глаза его пылали яростью, а ноздри сильно раздувались – даже не нужно было подходить, чтобы заметить. Он громко хлопнул дверью и, убедившись, что кроме них никого нет, уставился на Никиту.
«Сейчас кому-то влетит», – подумала Таня и вжала голову в плечи. Она была уверена, что этим кем-то окажется она.
– Опять за свое? – мужчина сурово насупил брови. – В этот раз до больницы дошло? – Хотя он и не кричал, тон не предвещал ничего хорошего.
«Это он Никите?» – удивилась Таня. Она понимала, что его часть вины в произошедшем тоже есть, но ее была больше: это ведь Таня не досмотрела за подопечным. Совесть требовала объяснить ситуацию и закрыть Никиту от дядиного гнева, но рационализм твердил о неминуемом увольнении, которое, несомненно, последует за признанием. Чью сторону выбрать, Таня не знала, но от этой дилеммы ее спасли.
– Давай поговорим наедине, – вымученно попросил Никита и сел на койке.
– Вы не могли бы нас оставить? – уже спокойней, хотя голос его еще дрожал от внутреннего гнева, Валентин Никандрович обратился к Тане и врачу.
Мысленно благодаря Никиту за содействие, о котором он, вероятно, даже не догадывался, Таня выскочила из палаты следом за доктором.
– С ним все будет в порядке? – спросила она у врача. Никита только сегодня начал вести себя более-менее жизнерадостно, а сейчас опять закрылся в себе. Из-за нее. А еще он мог получить серьезную травму, и в этом тоже виновата она.
– Не знаю, – задумчиво проговорил мужчина. – В преклонном возрасте вредно так сильно нервничать. Надо будет посоветовать Валентину Никандровичу успокоительное.
– Я не про него.
– Никита – мальчик сильный, и не в такой, простите мой французский, заднице был, – врач улыбнулся. – Многие мои коллеги думали, что после травмы он будет прикован к постели, а он на чистом упрямстве стал почти самостоятельным. Ну, да вы и сами видите. – Голос врача был полон той гордости, с которой говорят о тех, за чьим успехом стояли.
– Антон Павлович, – Таня прочла имя на бейдже, – вы занимались Никитой, когда он… – она замялась, не зная, как правильно выразиться. Про себя Таня могла как угодно называть Никиту, но при его знакомом подумала, что слово «инвалид» неуместно.
– Не стоит бояться слов. Вы же не будете долго и нудно объяснять, что вам нужна деревянная продолговатая конструкция шестиугольной формы со встроенным грифелем. Вы скажете слово «карандаш» и будете абсолютно правы. «Инвалид» и «инвалидность» – всего лишь термины, не стоит их бояться. Страх перед названием усиливает страх перед тем, кто его носит. – Он задорно прищурился, но тут же снова стал серьезен. – Впрочем, Никиту действительно в лицо так лучше не называть. Да, я занимался с ним, когда он попал в больницу, – все же ответил он на вопрос.
– А вы могли бы дать мне копию его истории болезни? – спросила Таня и только потом мысленно дала себе затрещину: не наглей, мол. Ей стоило сначала попросить о таком Германа, у которого история болезни, вероятно, имелась, а не наседать на врача. Но раз начала – не смей отступать. – Никита говорил, что все может сам, но сегодня я засомневалась. Боюсь, что однажды его снова может скрутить боль, а я не смогу помочь.
Видя, что Антон Павлович не понял, о чем она, Таня рассказала, что случилось утром. Тот приступ она не забыла и сейчас собиралась воспользоваться шансом и проконсультироваться со специалистом. Если подобное повторится или случится что-то еще, она должна быть готова вовремя среагировать.
«Еще ведь не факт, что ты останешься у Ховричевых», – пропищал голос внутри Тани, и она вздохнула. Страх потерять работу, к которой она уже начала привыкать, поселился в сердце, ведь сейчас ее могли уволить. Что за сиделка такая, которая допустила травму подопечного? Таня корила себя, что не проявила достаточно ловкости, чтобы схватить Никиту, что предложила идти по покатой дороге, что отвлеклась на спор с мамой. Еще Таня очень переживала за Никиту. Хотя врач и говорил, что ничего страшного не произошло, она все равно волновалась.
– Вот же упрямец, – врач цокнул языком. – Завтра дам. И список необходимых процедур на всякий случай. Вдруг Хинин опять не окажется рядом.
В этот момент из палаты вышел Валентин Никандрович. Глаза его еще сверкали. Он несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул и, только успокоившись, подошел.
– Валентин Никандрович, у вас же давление, – укоризненно покачал головой врач.
– Антон Павлович, мы можем переговорить в вашем кабинете? – устало проговорил он.
– Валентин Никандрович, я… – обратилась к нему Таня. Она уже подбирала слова для оправдания. Никита, скорее всего, сам рассказал, как было дело. Таня была готова на все что угодно, лишь бы не искать новую работу. Она ведь еще не расплатилась с кредитом и Инне задолжала за месяцы бесплатного проживания.
– Я знаю, Татьяна, – он прервал ее на полуслове. – Мой племянник бывает слишком вспыльчив и скор на действия, – мужчина тихо и с сожалением вздохнул. – Надеюсь, больше подобного не повторится.
– Вы не уволите меня? – Таня ожидала другого исхода. Сегодня весь день ее догадки оказываются ложными.
– Никита сказал, что не справился с управлением и вашей вины нет. Он просил не увольнять вас, – Валентин Никандрович снял очки и устало потер переносицу большим пальцем. – Или вы хотите сказать, что мой племянник врет? – он строго глянул на нее.
– Нет, что вы.
В сверкнувших сталью глазах Таня прочла, что ложь сейчас предпочтительнее правды. Валентин Никандрович будет в большей ярости, если окажется, что Никита рассказал ему не все.
– В таком случае спокойной ночи. Я думаю, вам предоставят место, – он вопросительно глянул на Антона Павловича, который кивнул, подтверждая слова.
Валентин Никандрович ушел, оставив Таню в раздумьях. «Никита взял вину на себя и просил за меня, но зачем?» – Ответ можно узнать только у него самого. Именно это она и собиралась сделать и тихо вошла в палату. Никита лежал на спине и пялился в потолок, щуря глаза. Пластырь прикрывал небольшую ссадину на лбу.
– Как ты? – спросила она, подойдя вплотную к койке.
– Голова кружится, подташнивает, в ушах звенит. – Он говорил медленно, неохотно и совершенно безразлично, будто ему было абсолютно плевать на свое здоровье. На Таню он тоже не смотрел, но не потому, что злился, а, скорее, потому что потолок считал более интересным зрелищем или не хотел поворачивать голову. – Свет выключи, пожалуйста, – попросил Никита.
Таня отошла к двери и щелкнула выключателем. Гореть остались две лампы в углу: так его глазам не будет дискомфортно и комната не погрузится в мрак. Таня не любила, когда темно: в такие моменты особо остро чувствуются апатия и тревога. Они и так были в больнице – не стоило подкармливать негативные чувства еще больше.
– Ты не окончила медицинский, – Никита не спрашивал, утверждал. – Я слышал твой разговор с фельдшером.
Таня ошарашенно посмотрела на него. Получается, когда она разговаривала со Стасом, Никита пришел в себя, но не подал виду? Вот он гад! А она так переживала, что он долго в отключке!
– Ты знал и не сказал, – Таня обиженно поджала губы и опустилась на стул рядом с Никитой. – Почему?
– Валентин бы нашел тебе замену: кого-то опытнее, а значит, и старше, – спокойно ответил Никита. – С ровесницей интереснее иметь дело, и на тебя хотя бы приятно смотреть. Но постарайся больше не врать мне, – строго прибавил он.
– Прости, – Таня пристыженно опустила голову. О чем она думала? Неужели правда надеялась, что обман не всплывет? Хорошо еще, что правду слышал Никита, а не его дядя. – Впредь обещаю говорить только правду. Но ты тоже больше не притворяйся. Знаешь, как я за тебя испугалась?
– Хорошо, – согласился Никита. В полутьме палаты Тане показалось, что на его лице промелькнула улыбка. – И ты расскажешь, почему отчислена.
Таня считала, что так будет справедливо. Если он узнал одну часть ее секрета, то имеет право знать и другую.
– В моей семье все женщины – медики, – начала она говорить. – Мама всегда настаивала, чтобы я продолжила традицию.
– Я помню, – уведомил Никита. – Ты решила выполнить ее требование, но сбежала в другой город.
– Мама мечтала поступить в Самарский мед, но не смогла, – пожала плечами Таня. – А я бы не смогла терпеть ее наставления и придирки в Калининграде. Она хорошая, ты не думай, просто очень хочет, чтобы у меня была престижная профессия, хорошее будущее, – протянула она, и на лице отразилась легкая меланхолия.
– А ты? – Никита скосил глаза в ее сторону: вертеть головой ему запретили.
– А я поступила, но на втором курсе завалила фармакологию, – Таня понуро вздохнула. – И философию. И химию вовремя не закрыла. – Она опустила голову, спрятав лицо в ладони, принялась массировать веки. Чувство собственной беспомощности и тупости навалилось с той же силой, как и в день отчисления. – И пересдать пока не смогла.
– Ты хочешь быть врачом? – спросил Никита. – Если не смогла выучить предметы, стоит задуматься, нужно ли оно тебе.
– Можно подумать, ты у нас весь такой идеальный и никогда у тебя неудач не было, – обиженно поджала губы Таня: слова Никиты ее сильно задели.
– У меня была только одна неудача, – ответил он сердито, – и произошла она не по моей вине.
– Прости, – Тане стало неловко за вырвавшиеся против воли слова. В конце концов, Никита не сказал ничего плохого – она сама зацепилась за них. Не стоило задевать его в ответ.
– Ты не ответила на вопрос, – напомнил он.
– У меня не так много вариантов. Медицина – единственное, по мнению мамы, достойное дело. Была еще причина: мой папа болел сильно. Я хотела выучиться и найти лекарство, но не успела. – В последний момент голос сорвался, и Тане пришлось ущипнуть себя за локоть, чтобы вдруг не расплакаться. Папа бы не одобрил.
Отец был ее лучшим воспоминанием. Он всегда поддерживал и был рядом. Это он научил ее кататься на велосипеде, подарил ей первый фотоаппарат, показал, как выбирать ракурс и ловить лучшие мгновения жизни. Таня очень скучала. И, хотя прошло много времени, вспоминать его было грустно.
– Соболезную, – сухо проговорил Никита.
– Год прошел, – отмахнулась от его жалости Таня. – Мама очень его любила. Я переживала, как бы она не наложила на себя руки. Хотела взять академ, остаться после похорон дома с ней, но мама непреклонно заявила, что учебу ни в коем случае нельзя прерывать. В итоге… – она замолчала, подразумевая, что все ясно и без объяснений.
– Понятно, – протянул Никита, и Таня услышала в простом слове укор.
– Я готовлюсь восстанавливаться, – возмутилась она. – К тебе я нанялась, потому что нужны деньги.
– Восстановишься, а потом опять завалишь предметы, – цинично заметил Никита. – Врач из тебя так себе.