НАНО

– Ну все, хватит! Хватит уже!

Не в силах больше терпеть, Артур ворвался в гостиную. Рыдавшая на диване мать резко подняла голову и испуганно уставилась на сына опухшими от слез глазами. Стоило ему войти, как он сразу почувствовал в воздухе смешанный с духами запах женского пота. Артур хорошо знал этот запах. Когда мать плакала, она так отдавалась горю, что у нее, словно у ребенка, нагревался и влажнел затылок, а затем и все тело покрывала испарина.

Отец тоже повернулся, посмотрел на него холодно, безучастно, как будто видел его в первый раз.

– Хватит! Хватит уже! – выпалил Артур, чувствуя, как от резкого прилива крови голова начинает кружиться, а шею и щеки заливает краска. – Прекрати издеваться над мамой!

Отец на мгновение замер, как и стоял, вполоборота. Взгляд стал более пронзительным, четким.

– Что ты сказал? Повтори.

– Я сказал. Прекрати. Сейчас же. И вообще – убирайся отсюда! Вали в свой офис, в Таиланд, куда хочешь! Мы и без тебя прекрасно обойдемся!

Отец слушал, не меняя позы, все с тем же непроницаемым выражением лица. Затем медленным, даже ленивым движением поставил на стол недопитый бокал виски и неторопливо приблизился к сыну. Артур понял – отец его сейчас ударит. И уже готов был, не отрывая взгляда от ненавистного лица, перехватить его руку, предупредив пощечину. Но неожиданно Левицин-старший как будто передумал.

– Значит, вот чего ты хочешь. Чтобы я ушел? Отлично.

Все так же вальяжно Левицин-старший потянулся к висевшему на спинке стула пиджаку, накинул его на одно плечо и вышел в коридор.

Поняв намерение мужа, Ирина слабо вскрикнула и с выдыхаемым «нет!» рванулась было следом. Но Артур успел перехватить ее, силой удержать за талию, пока отец, не обращая больше внимания на домочадцев, не оделся и не вышел прочь.

Когда входная дверь захлопнулась, Ирина перестала биться в руках сына, тело ее обмякло, слезы перестали течь по щекам, и Артур, боясь ее уронить, усадил мать обратно на диван.

– Что ты наделал.

Остекленевшим взглядом мать уставилась на свои сомкнутые в замок пальцы.

– Что ты наделал. Он больше не придет.

– Мама, послушай.

Артур присел рядом с ней и обхватил рукой ее ссутулившиеся плечи. Ирина не сопротивлялась.

– Я знаю, что ты его любишь. Но так больше продолжаться не может. Он же не любит тебя. Он никого, кроме себя, не любит. Ну потерпи. Выреви ты эту любовь в подушку. Ты его забудешь. У тебя есть я, я всегда буду о тебе заботиться. И деньги его нам не нужны, переедем к твоим родителям. Я буду работать. Например, могу прокачивать игровых персонажей за деньги…

– Уйди.

– Что?

– Уйди. Я не хочу тебя видеть. Ты мне минуту назад жизнь сломал…

– Ну и дура!

Артур вскочил и, хлопнув дверью, скрылся в своей комнате.

Левицин-старший вернулся через два дня.

– Собери мне чемодан, у меня самолет утром.

Уже двое суток не произносившая ни слова, Ирина некоторое время смотрела на Дмитрия с неопределенным выражением, словно не понимая, здесь ли он, что он говорит. Потом пошла на кухню подавать супругу на стол. А к вечеру тщательно укомплектованный чемодан ждал звездного курортника в коридоре. Чистые белые футболки, льняные брюки, шорты, солнечные очки, защитный крем от солнца – ничего не было забыто. Все время, пока родители не ушли спать, Артур не выходил из комнаты и с отцом не встречался. Когда же свет в квартире погас, он украдкой направился на кухню, чтобы забить случайным бутербродом замучивший его за вечер голод. Прокрадываясь мимо родительской спальни, он невольно содрогнулся. Его слух тронул сдавленный женский стон…

Глава 3

«Счастье. Состояние наивысшего блаженства от сознания полноты собственного бытия, осмысленности жизни и реализации своего личностного потенциала. Наиболее благоприятное для человека субъективное восприятие окружающей действительности. Феномен счастья является краеугольным камнем философских и религиозных доктрин, оставаясь до конца не изученным. Современная наука объясняет состояние счастья химическими процессами головного мозга, отвечающими за выработку биологически активных веществ: эндорфинов, серотонина, дофамина, окситоцина. Подобно морфину, они действуют как болеутоляющие и успокаивающие средства, уменьшая наши страдания. Чтобы повысить выработку «гормонов счастья», человеку следует правильно питаться, много двигаться и время от времени прибегать к самообману».

(«Энциклопедия рутинной повседневности». Неизданное)

– Ну почему так, доктор? – плакала в ладони верина мама, сидя в кабинете лучшего в Москве психоневролога, который угрюмо посматривал на нее из-за стола, пряча сочувствие за толстыми линзами квадратных очков. – Почему это произошло именно с нами? С нашей дочерью?

В кабинет тихо вошла медсестра со стаканом холодной воды и поставила перед ней на стол. Сделав несколько судорожных глотков, женщина высморкалась в платок и продолжила:

– Вы знаете, у нас самая обычная, вполне благополучная семья. Не было в нашей жизни никаких особенных потрясений… А тут такое… Видели бы вы, каким Верочка была золотым ребенком!..

Понимающе кивая на всхлипы и сетования, врач в десятый раз терпеливо выслушивал пространный рассказ о том, как пятилетняя Вера выгуливала курицу на веревочке и читала стихи, …

Несколько лет непрерывного ада. Лежа в ночи и глядя в слепую черноту потолка, Вера отсчитывала тиканье часов, вновь и вновь прокручивая в голове предстоящее ей непосильное испытание. Мозг взорвется звоном будильника. Мать с наигранной веселостью ворвется в комнату и начнет радостно щебетать, пытаясь «настроить дочуру на позитивный рабочий лад». Боже, пусть она заткнется, пусть заткнется! Высокочастотные звуки бодрого голоса в этот миг были так же невыносимы, как скрежет ногтя по стеклу.

– Нет, я не пойду, ну пожалуйста, умоляю, только не сегодня!

– Ты каждый день это говоришь, давай, вставай, быстро!

– Мне плохо, меня тошнит, я заболела!

– Ты уже на прошлой неделе занятия пропускала, больше нельзя!

– Я не пойду! Нет! нет! нет!!!

– Мы опаздываем, одевайся, немедленно!..

Даже спустя годы при воспоминании о школе Веру прошибал холодный пот и учащалось сердцебиение. Крики, скандалы, наказания. Гул в ушах, дрожь в коленях, тошнота, спазмы. Только в выходные и на больничном, когда можно было не выходить из дома, она чувствовала себя человеком. Какими бы тяжелыми ни были грипп или ангина, какая бы высокая ни была температура – все лучше, чем то, что она испытывала, выходя за порог квартиры и направляясь к ненавистному желто-кирпичному дому, от одного вида которого у нее сворачивались кишки.

Долгое время родители Веры не желали признавать, что их ребенок болен. Ежедневные истерики – до икоты, до срыва голоса – они упорно списывали на чрезмерную избалованность и нежелание дочери привыкать к школьной дисциплине, пытаясь воздействовать на нее уговорами, внушениями и даже физическими наказаниями. Ничто не действовало. Единственным человеком, который мог успокоить Веру и на какое-то время вернуть ее в нормальное состояние, была бабушка. Всю жизнь прожившая в деревне, у самой земли, не знавшая удобств цивилизации, с десятью классами образования, эта седая, как лунь, сухонькая старушка чувствовала внучку на уровне души. Веру отправляли к ней каждые каникулы – остекленевшую, разбитую, с мутным, рассеянным взглядом, и бабушка выхаживала ее парным молоком, свежими яйцами, раскатистыми народными песнями, которые она хранила в памяти еще со времен своей бабушки, и под воздействием ее волшебства Вера приходила в себя, переставала метаться по ночам, начинала играть во дворе с цыплятами и кроликами и первое время по возвращении домой светилась здоровым розовым румянцем. Но когда бабушки не стало, Вера окончательно забилась в свой черепаший футляр и, как русалочка, страдала от каждого шага, сделанного за пределами дома. Даже учителям становилось не по себе от того, как она молча сидела за партой, глядя перед собой округлившимися, застывшими глазами, и, когда к ней обращались, отвечала сбивчиво и невнятно.

Отчаявшись справиться самостоятельно, родители начали таскать Веру по врачам. Ее осматривали, расспрашивали, заставляли рисовать дурацкие картинки, проходить какие-то тесты… К началу восьмого класса, несмотря на отчаянное сопротивление родителей, врачи настояли на домашнем обучении. Самостоятельно осваивать материал, получая задания on-line, и каждый месяц сдавать проверочные работы на дому поначалу было очень сложно, но это было все же лучше ежедневной пытки паническими атаками, которые накатывали при каждом непосредственном столкновении с социумом. Привыкнув к новому формату обучения, Вера выправила успеваемость и перешла в разряд отличниц. Отрезанная от внешнего мира, она только и могла, что учиться, обновлять миниатюрный сенсорный «ридер» новыми книгами и прокручивать бесконечные киноленты, заменявшие ей общение с людьми.

Поначалу две бывшие однокашницы, дружившие с Верой, то и дело забегали ее навестить, принося на хвосте свежие школьные сплетни. Но со временем эти визиты становились все реже, а потом и вовсе прекратились. Девочки поняли: Вера ушла навсегда. Единственным средством общения со сверстниками для нее остались социальные сети, но «зависать» приходилось украдкой, втайне от родителей. Они боялись, что у дочери разовьется интернет-зависимость. Как смешно теперь было вспоминать об этом…

Нерешительные попытки хотя бы время от времени выводить Веру на свежий воздух постепенно сошли на нет. Ни ее нервы, ни нервы родителей не выдерживали такого напряжения. Панические атаки начинались уже в нескольких десятках метров от подъезда. Вера задыхалась, садилась прямо на тротуар и затыкала уши, иногда непроизвольно начинала кричать или вовсе теряла сознание.

Когда Вере исполнилось пятнадцать, врачи наконец решились озвучить диагноз. Вырвавшись раз, он пошел кочевать из кабинета в кабинет, звучал все увереннее и четче. Неумолимее. Прогрессирующая агорафобия.

– …Самая обычная, вполне благополучная семья. За что нам такое, скажите, доктор?..

– Пожалуйста, успокойтесь. Может, водички еще?

Верина мама отрицательно покачала головой и опустила взгляд на свои плотно сжатые колени.

– Вы должны понимать, ваш случай не исключительный. В последние годы наметился значительный рост нервных расстройств среди подростков. Каждый четвертый уже нуждается в коррекционной психотерапии. Геймерство, социофобия, немотивированная агрессия, аутизм… Как на дрожжах растут. И в результате – бум суицидников. Медиа хоть об этом и помалкивают, но…