Имам Шамиль. Книга третья

– Пусть войдёт чужестранец, – сказал имам.

Высокий худощавый человек в одежде горца, с удлиненным смуглым лицом, азиатским разрезом карих глаз, переступив порог, опустился на колени. Сделав земной поклон, не поднимаясь на ноги, он подполз к сидящим и сел на ступни перед имамом.

– Как зовут тебя? – спросил Шамиль.

– Керам-Бетли-оглы, – ответил незнакомец.

– Откуда родом?

– Из Карского пачалыка, но последние годы проживал в Стамбуле.

– Где служил?

– Числился в третьем табуре второго алая Четвёртой турецкой армии в чине капитана. Затем был переведён в штаб Анатолийской армии и вскоре отправлен муширом Зарифом-Мустафой-пашой через Карс в Тифлис к консулу Сеид-Мехмед-Эмин-бею с бумагами.

– Значит, ко мне ты пришёл с письмом от консула? – спросил Шамиль.

– Нет, с письмом от султана.

Имам терпеливо стал слушать рассказ турецкого офицера.

– Когда я в первый раз прибыл в Тифлис, Сеид-Мехмед-Эмин-бей отправил меня в Закаталы к своему человеку, где я некоторое время занимался ремеслом хлебопека. А консул тем временем обратился в дипломатическую канцелярию с просьбой выдать свидетельство на свободный проезд до границ Анатолии нарочному, отправляемому в Эрзурум с нужными бумагами. Удостоверение было получено на имя служащего консульства Ибрагима-Али-оглы. Воспользовался свидетельством я и возвратился в Стамбул. Там вновь взял письма, адресованные на имя консула и к тебе от султана Абдул-Гамида и других должностных лиц имперской канцелярии и тем же путём прибыл в Тифлис. Три дня пробыл у консула, затем через Закатал пробрался сюда.

После этих подробностей Керам-Бетли-оглы спорол подкладку своего бешмета, извлёк из-под неё свёрнутый лист бумаги и протянул его Шамилю. Имам стал читать:

«Всем народам Дагестана, Чечни и в особенности имаму Шамилю, его сподвижникам и другим мусульманам.

Затем мир! Я посылаю вам это письмо с просьбой быть бдительными и разведывать всё, что касается вас и нас, и сообщать нам через осторожных, доверенных людей. Опасайтесь проклятых гяуров. Они уже убедились в том, что вы не останетесь в их руках и не будете в числе подданных коварного царя, который, по дошедшим до нас слухам из других вилаетов, готовится двинуть свои силы против нас. Поразмыслите над этим и не будьте небрежными, если вы такой народ, которому можно доверять. Не склоняйтесь к врагу, который не имел у вас успеха. Если вы, повинуясь небу всем сердцем склонитесь в нашу сторону клянусь Аллахом, вы найдёте больше, будете возвышены и достигнете высокой степени. Готовьтесь и вы прийти на помощь во имя общего дела.

Светлейший султан Абдул-Гамид и его приближенные».

Прочитав письмо, Шамиль сложил его вчетверо и передал вошедшему секретарю Мухаммед-Тахиру, а Кераму-Бетли-оглы сказал:

– Я ознакомлю с письмом членов нашего меджлиса, затем напишу ответ.

Ответное письмо имам написал на следующий день.

«От бедного Шамиля – султану Абдул-Гамиду, который управляет всеми мусульманскими народами, которому желаю, чтобы Аллах дал постоянную силу и всякое достоинство. Рай есть под тенью шашек! И мы поистине подняли мечи за веру и независимость, будучи стесняемы год от года неверными. Воюя с давних времён с врагами веры, мы лишились силы и теперь не имеем достаточного количества войск, которое можно противопоставить врагу. Мы лишены средств и находимся в бедственном состоянии, не имея материальной помощи ни от кого в течение всего этого времени. Лишь только Аллах был нашим помощником, покровителем и благодетелем. Мы будем готовиться, но выступим только тогда, когда более сильные и мощные единоверцы отвлекут и ослабят общего врага и помогут нам оружием и другими средствами.

Нет Бога, кроме Аллаха.

Имам народов Дагестана и Чечни Шамиль».

Глава вторая

Шамиль верил в силу Османской империи. Он не знал, что этот период был наитяжелейшим периодом крушения её былого могущества. Раздираемая внутренними противоречиями, потрясаемая восстаниями зависимых народов, терзаемая косвенными дипломатическими интригами и прямыми агрессивными действиями извне, Турция была на краю гибели. Входящие в её состав африканские государства – Египет и Тунис – на деле уже принадлежали Англии. Европейская часть с проливами Дарданеллы и Босфора, являющимися воротами нескольких морей, были главной мечтой Англии и царской России, которые после победы над Наполеоном в войне 1812 года стали великими державами, вершившими судьбы народов Европы.

В своей беседе с английским послом Николай I говорил: «Я против постоянного занятия Константинополя русскими, но он ни в коем случае не должен перейти во владение англичан, французов или какой-нибудь другой великой нации. Также я никогда не допущу ни попытки восстановления Византийской империи, ни того расширения Греции, которое превратило бы её в сильное государство. Чем мириться с одной из этих возможностей, я скорее начну войну и буду вести её, пока у меня останется хоть один солдат, хоть одно ружьё. А в случае крушения Оттоманской империи княжества Сербия, Болгария и другие должны остаться под моим управлением. Египет, остров Крит могут стать английскими владениями. И вообще, – заявил в заключение царь, – в случае распада государства турок, разрешение территориальных вопросов не представит затруднений. Единственное, что необходимо, это чтобы Англия и Россия не столкнулись между собой».

Турецкий султан Абдул-Гамид, несмотря на действенную помощь союзников, догадывался об их истинных целях. Он надеялся на единоверные воинственные племена Кавказа, усматривая в этой соломинке спасение. Направившись в Грузию, султан спешно отправил к Шамилю и Магомед-Эмину в Черкесию письма с предложением немедля двинуть силы навстречу.

Известие о начале русско-турецкой войны Шамиль воспринял без особой реакции. Он сказал:

– Рано или поздно это должно было случиться. Свинцовые тучи военной грозы, гонимые ветром безумия, могут нависнуть и там, где небо вечно светлое, а над страной Османов они клубились давно. Да поможет Аллах единоверцам великого халифата!

Начавшаяся война России с Турцией воодушевила горцев Кавказа. Они не сомневались в том, что рано или поздно султан явится в Тифлис и разобьёт основы русского владычества в христианской Грузии. Особенно оживилась деятельность лазутчиков. Один за другим они являлись к имаму в Ведено с сообщениями, когда и в какую сторону отправляются на фронт полки с кордонных линий. На линиях Прикаспийского края оставалась небольшая часть царских войск, рассчитанных только на оборонительные действия. Многие предполагали, что теперь Шамиль развернёт активные действия, очистит край от гяуров и двинется к югу на соединение с армией султана. Но имам медлил. Он не считал себя обязанным ни в чём правителю турецкого вилаета, который тоже ничем не помог ему как единоверцу за долгие годы разорительной войны. В нескончаемые дни тяжёлых испытаний, в огне беспрерывной борьбы он научился не только действовать, скрывая цели, но и говорить, утаивая мысли.

Правительство Турции возлагало большие надежды на воинственных горцев Дагестана и Чечни. Их эмиссары и военные агенты хлынули сначала к Черноморскому побережью, к черкесам, с воззваниями, вооружением, деньгами. Но пробраться в горы Дагестана и Чечни теперь стало гораздо труднее. Десятки отчаянных смельчаков, знавших дороги к имамату, оставались у турецких границ, схваченные на заставах. И если самым ловким удавалось проникнуть в глубь гор к Шамилю, их обязательно ловили где-нибудь на обратном пути через Грузию или на землях Притеречья.

Вскоре после начала войны к Шамилю из Турции в Ведено пробрался человек с письмами от султана. Шамиль, как всегда, со сдержанной любезностью принял гостя. Прежде чем приступить к чтению писем, он попросил посланника рассказать о себе и каким путём ему удалось пробраться в Ведено. Пришелец стал рассказывать:

– Зовут меня Измаил-Ага. Родом из Ахалциха. Родители мои еще в 1828 году при занятии русскими города бежали в Стамбул. С двенадцати лет скитался я по городам Турции и Ирана. Во время войны султана с египетским пашой я командовал сотней башибузуков. После окончания войны уехал в Багдад и нанялся на службу к тамошнему валию. Год назад я получил приглашение от командующего Анатолийской армии и вернулся в Стамбул, затем в Карс. До выступления турецких сил из Карса к Александрополю я был истребован муширом Абди-пашой, который вручил мне два письма на твоё имя. Он просил передать словесно, что русский царь, требуя некоторых прав на Иерусалим, хотел унизить светлейшего. Надеясь на англичан и французов, султан подвинул войска от Карса, Баязета и Ардагана к пределам Кавказа. Тебе теперь остаётся, надеясь на неограниченную милость Порты, довершить действия против гяуров. Мой путь шёл через Карс до Баяндура вместе с войском. В Баяндуре я переоделся нищим и пошёл по дилижанской дороге на Елисаветполь. Далее последовали Нуха, Шемаха, Куба, Ахты, Кази-Кумух, Чох, затем через Салатавию дошел до Ведено.

Когда Измаил-Ага закончил рассказ о себе, Шамиль прочитал письма от султана и корпусного командира Анатолийской армии – Зарифа-Мустафа-паши, которые призывали Шамиля к совместным действиям, а Мустафа-паша просил прислать карту Дагестана и Чечни с указанием численности войск имамата и плана намеченных действий.

– Хорошо, – сказал имам, – через несколько дней я дам тебе ответ на оба письма, приложу карту, составленную ранее египетским Хаджи-Юсуфом, копия с которой была отослана в Стамбул через Черкесию. Кроме того, приложу перевод русской газеты, найденной у недавно убитого на Линии казака.

В ответном письме султану Абдул-Гамиду Шамиль написал:

«Имя Бога самое лучшее. Хвала Аллаху, который дал большую честь тому, кто для Бога жертвует собой. В час получения вашего письма серый день мне казался солнечным. Исполняя ваше желание, сообщаю, что войско и артиллерию я имею в довольном числе. Письма, получаемые мной из других мусульманских вилаетов, доказывают, что русские боятся наших совместных действий и все магометане чрезвычайно воодушевлены войной. Вам следует обратиться с воззваниями лично к тем, кто до сих пор действовал на стороне неверных, – к шамхалу Тарковскому, Юсуф-беку Кюринскому, Аглар-хану Казикумухскому. Далее прошу мушира и мусташира уведомить меня обо всём для верных соображений. Без предварительного ознакомления с вашими планами я не могу приступить к походу, исключая обстоятельства, касающиеся подвластного мне вилаета.

Да будет нам сопутствовать успех и помощь Всевышнего.

Имам Шамиль».

Приблизительно такого же содержания было письмо, адресованное и Мустафа-паше.

На заседании Государственного совета, после того как секретарь Мухаммед-Тахир зачитал письма султана и мусташира, Шамиль сказал:

– Поистине нам не следует торопиться, поверив словам и написанному Мы не раз убеждались в изменчивости власть имущих. В этом убедил нас и поход, недавно предпринятый в сторону Кабарды. Только Аллаху ведомо, что может ожидать нас на равнинах юга. Мне кажется, нужно выждать, чтобы убедиться в силе султана, и лишь тогда, когда аскеры его станут подходить к границам Грузии, следует пойти навстречу. В настоящее время наших сил и средств едва хватит, чтобы защитить собственные очаги. Разрухой и неурожаем вилает доведён до нищеты. Не можем мы ради султана жертвовать остатком сил, тем более что он не пожертвовал нам ни одной монеты.

Когда Шамиль закончил речь, стал говорить Даниель-бек:

– Ты прав, имам. Чечня и Дагестан до предела истощены войной. Но, если мы не приложим усердия в некоторых действиях, Аллах нам не даст ничего. Сейчас, когда основные силы империи отвлечены на действия против Турции, надо обратить взоры на богатую страну соседей. За счёт набега на Грузию мы сможем пополнить казну без особых потерь, а главное, тем самым создадим видимость нашего стремления к соединению с армией султана и его союзников.

Предложение Даниель-бека было одобрено членами меджлиса. Шамиль приказал членам Государственного совета держать решение в строгом секрете.

По окончании посевной по приказу имама наибы Чечни и Дагестана приступили к сбору войск. Никто, кроме членов Государственного совета, не знал о направлении и цели похода. Даже сыну своему Гази-Магомеду – наибу Караты – Шамиль не открыл военной тайны. Местом сбора войск было назначено местечко Зуну около Караты. Многочисленные отряды кавалерии, пехоты и артиллерии с боеприпасами и снаряжением потянулись по горным дорогам страны. Наибы, учёные и мюриды шептались меж собой, строя догадки и предположения. На сей раз им было непонятно поведение имама и членов меджлиса, которые всегда и всюду решали вопросы сообща с наибами, советовались с учёными и духовенством. Недоверием отца был озадачен и Гази-Магомед. В день прибытия Шамиля в Карату, где он стоял в ожидании подхода тылов, сын, не осмелившись прямо спросить отца о намерениях и направлении похода, решил подойти окольным путем, задав вопрос:

– В каком направлении прикажешь вести ремонт дороги?

Шамиль глянул на Гази-Магомеда пытливым взглядом, помолчал минуту, затем спокойно ответил:

– В хорошем наибстве дороги всегда должны быть исправны во все четыре стороны.

Только накануне выступления он созвал наибов для ознакомления с приказом, в котором было сказано, кто, с каким количеством войск и с какой целью должен идти.

Своё шестнадцатитысячное войско имам разбил на несколько отрядов. Наибы Гумбетовский, Салатавский и Ауховский с полуторатысячным отрядом должны были переправиться через Сулак, ниже Султан-Янги-Юта, для отвлечения сил, находящихся на Линии, граничащей с Чечнёй и Дагестаном.