– Скажите, хозяин, как вас звать-величать? – спросил немецкий офицер.
– Слыхали ведь, Денисом Ивановичем кличут меня, по фамилии Чумаков.
– Да, верно. Забывчивым стал. Вы уж извините, Денис Иванович, прошу и вас за стол с нами.
– Спасибо, сыт я.
– Может, выпьете?
– Благодарствую.
– Совсем не пьёте?
– Да какой же казак не пьёт?..
– А что предпочитаете?
– Горилку, чачу, чихирь.
– Ну, этого у нас нет. Из крепких напитков только виски да ром ямайский.
– Не слыхал про такое, – ответил Денис Иванович.
– Тем более есть смысл попробовать, я налью вам ром. Знаете, что такое ром?
Глядя на золотисто-жёлтый напиток, льющийся в гранёный стакан, Денис Иванович ответил:
– Мабуть, что-то вроде коньяка.
– Совершенно верно, только гонят его из сахарного тростника, но выдерживают так же, как коньяк, – в дубовых бочках.
Поставив стакан перед Денисом Ивановичем, офицер, говоривший по-русски, взял со стола небольшую буханку хлеба в целлофановой обёртке и отрезал ломоть хозяину:
– Попробуйте.
Денис Иванович поднёс хлеб к носу, понюхал, отщипнул краешек и с удовольствием стал жевать.
– Ну что? Каков хлебец?
– Свежий, вкусный, вроде только что испечённый и остуженный, – ответил старик.
– Должен вам сказать, что испекли этот хлеб в октябре тысяча девятьсот тридцать девятого года в Германии, – сказал немец.
– Не может быть! – сделав удивлённое лицо, воскликнул старый казак.
– Уверяю вас. Но этот хлеб ещё относительно свежий, мне приходилось пробовать такой же, только выпечки тридцать седьмого года, – сказал офицер.
Денис Иванович присел. И вспомнилась ему поздняя осень сорокового года, когда он гостил у брата на Кубани. На станции Кущёвская играла детвора в паровозик. Один из озорников подбежал к нему и сказал:
– Дяденька, дай копеечку, я покажу тебе, как уходят поезда от нас на Неметчину и как с Неметчины возвращаются.
Денис Иванович бросил пацану пятак. Тот в один миг преобразился, надул щёки и, двигая медленно в такт руками и ногами, произносил: «Хлеб – сало, хлеб – сало». Потом сделал резкий поворот и засеменил, восклицая: «Винтики-болтики, винтики-болтики». Быть может, подумал Денис Иванович с грустью, Гитлер, заключив с нами торговый договор в 1939-м, выкачивал из России хлеб, готовясь к войне против нас, и, наверное, это тот самый хлеб, заготовленный впрок для немецких солдат из русской пшеницы.
– Вы о чём-то задумались, господин Чумаков? – заметил старший офицер.
– Да думаю о хлебе, – ответил старый казак и добавил: – Галеты, заготовленные не в эту, а в ту Первую германскую, пробовал у турок. Захватили однажды несколько ящиков вместе с другими трофеями. Те турецкие галеты были твёрдыми, как камень, а вот такой хлеб вижу впервые. Как же его сохранили в таком виде?
– Видимо, помимо упаковки хранили в специальных контейнерах с холодильными установками, – объяснил немец и подвинул стакан хозяину.
В это время младшая из девочек, притаившихся на печи, подлезла к краю, высунула голову из-за занавески и, увидев на столе еду, запищала, протянув ручку:
– Ням-ням! Дай ням-ням!
Анка схватила её и усадила на место. Старшая шлёпнула непослушную по голове, и та громко заревела.
– Кто там? – спросил офицер, поднимаясь из-за стола.
– Да это дети наши, – ответила Дарья Даниловна.
Офицер подошёл к печке, поднял занавеску и, увидев, что там и в самом деле трое детей и девушка, успокоился, вернулся к столу, отломил несколько кусочков от булки хлеба, взял плитку шоколада и положил всё это на край печки.
Анка раздала хлеб детям, разделила шоколад. Старшие стали есть, а маленькая, попробовав шоколадку, тут же выплюнула:
– Не нада…
Анка, как и Денис Иванович, тоже попробовала хлеб – и на вкус, и на запах, помяла его меж пальцев, удивляясь свежести и аромату.
– Так за что же будем пить? – спросил старший офицер, снова подвигая стакан к Денису Ивановичу.
Вопрос озадачил казака. Подумав немного, он кашлянул в кулак и, взяв стакан со стола, наполненный ромом, спокойно сказал:
– Я выпью за своих сыновей, за наш народ, за Россию!
– Значит, за вашу победу? – спросил немецкий офицер, поглядев в глаза старому казаку.
Сердце Дениса Ивановича дрогнуло и сильно забилось, однако внешне он держался спокойно:
– Выходит, так…
Седоусый казак ожидал самого худшего. Во всяком случае, он не сомневался, что немец вырвет стакан из его руки и выплеснет напиток на пол, а потому поставил стакан на стол и смело посмотрел в глаза гостю. Денис Иванович не поверил ушам своим, услышав вдруг: «Молодец! Вот настоящий гражданин! Преданный патриот своей Родины! Пей на здоровье!»
Старик усомнился в искренности немца, но, тем не менее, подумав: будь что будет, поднял стакан и, сделав несколько глотков, опорожнил до дна.
Старший офицер пригубил из пластмассовой дорожной стопочки. Младший, с восхищением глядя на старика, разом опорожнил и свою стопку, потом взял пустой стакан, налил его до половины и поднёс ко рту, сделав всего два глотка. Но поперхнулся, закашлялся, затряс руками. Старший подал ему бутылку рома. Молодой офицер прямо из горлышка стал пить и, схватив вилку, отправил в рот несколько тонких кусочков розово-белого консервированного сала.
Денис Иванович, поглядывая на молодого офицера, нюхал корочку и посмеивался в усы.
– Умеют пить русские! – заметил старший и, подвинув хозяину раскрытую банку, добавил: – Закусывайте.