Невеста сумеречной Тени
– Спасибо, Лия, ты так добра! – щебечет она, поглаживая алый камень.
– Иди, готовься, – я отправляю её прочь, чтоб хоть минутку побыть одной.
Как только дверь за ней захлопывается, я устало облокачиваюсь на столик, роняя щётку на пол. Боги, что же делать? Соберись, Лия, это и впрямь самый важный вечер в твоей жизни, жаль только не в том смысле, который я вкладывала в него раньше.
Итак, что я помню? Тогда Эмиль был в западной части парка – магия Тени постепенно подчиняет себе хозяина, и, видимо, у князя случился какой-то приступ. Ну почему я не попыталась узнать, как работает запрещённый дар? Это многое бы мне сказало о причинах поведения мужа.
На миг в памяти всплывают воспоминания о его поцелуях, нежных пальцах, аромате, который, кажется, я до сих пор чувствую от своих волос. По рукам бегут мурашки. Я вздрагиваю, отгоняя видения прочь. Этот самодовольный мерзкий подонок не заслуживает ни капли моих чувств!
Вернёмся к плану. Если Эмиль тогда был в парке, значит, и сегодня он там окажется. Верно? Скорее всего! Остаётся где-то пересидеть момент его прибытия – не станет же он швыряться магией Тени на людях. А я появлюсь перед танцами, чтобы меня представили его высочеству среди прочих девушек. И вуаля – ни о какой запретной магии я не знаю, великого князя ни к чему не принуждаю, голову мне никто не отрубает! Вот только где бы спрятаться?
***
Собирали меня в четыре руки под зорким руководством Милы. Большую часть волос оставили распущенными, только из верхних прядей сплели объёмные косы и короной уложили на затылке. Платье, как и у всех выпускниц, было белым, но далеко не простым. Большинство девушек предпочитало подчёркивать свою юность и невинность, но мне же всегда нужно было подчеркнуть главное – красоту тела.
Затянутый корсет позволяет дышать с некоторым трудом, но я всё равно придирчиво осматриваю отражение. Вдруг, талия всё-таки великовата? Служанки помогают завязать кринолин, затем надевают одну нижнюю юбку, потом ещё одну попышнее. И, наконец, дело доходит до платья. Глубокий вырез открывает грудь так сильно, что ещё чуть-чуть – и будет верх неприличия. Небольшие рукава-фонарики спущены на плечи, от чего руки и шея становятся особенно соблазнительными. Тяжёлая юбка из парчи, расшитая по подолу серебряным орнаментом, придаёт каждому движению плавности. Вид у меня, надо признать, поистине королевский.
Я с трудом сдерживаю горестный вздох. С удовольствием поменяла бы это великолепное платье на что-то попроще. Но в день приёма ничего другого уже не достать, да и маменька не поймёт такого приступа скромности. Когда отец, узнав стоимость сего наряда, спросил, не дом ли посреди столицы я собираюсь на себя надеть, она ответила, что если с помощью этого платья можно получить мужа с личным поместьем недалеко от императорского дворца, то оно того стоит.
Провожу рукой по мягчайшей ткани, ещё раз оглядываю отражение в зеркале со всех сторон. Мила приносит шкатулку с кулоном и лично застёгивает его на шее. Крупный бриллиант в обрамлении собратьев поменьше ложится точно между ключиц – их сверкание в свете ламп волшебно.
– Ох, хороша! – вздыхает Мила. – Но за камнем приглядывайте: барон Оскар крайне огорчится, если вы где-нибудь его потеряете.
– Знаю, – бурчу я в ответ. Такую роскошь даже мы не могли себе позволить. Специально для бала отец выписал это колье из императорского ювелирного дома, оставив в залог стоимость куда большую, чем цена платья.
Да уж… Спрятаться в таком виде и не привлекать к себе внимание будет сложновато.
За время долгих сборов, у меня родился план. Пока гости ещё только съезжаются, я выйду под предлогом подышать воздухом и спрячусь в библиотеке. Отдельное старинное здание укрыто деревьями в восточном конце парка – ровно в противоположной стороне от того места, где я впервые увидела князя. Подожду, пока не заиграет музыка – или родители, которые как раз вскоре явятся, не начнут искать меня с собаками по окрестностям. В любом случае, поднимется шум, а Эмиль не такой уж и дурак, чтобы являть Тень всему цвету дворянства. Тут-то я и появлюсь, прикинувшись скромницей, зачитавшейся книжкой. Идеально. Осталось только отвязаться от Милы.
Вместе мы выходим на галерею над главной залой. Величественные колонны, позолота на стенах, зеркала от пола и до потолка, огромные окна, сейчас завешанные шторами, множество светильников – раньше я непременно обошла бы всех воспитанниц, покрасовавшись перед каждой, а заодно рассмотрев себя в отражениях, но сегодня мне не до того.
Расцеловавшись с Алисой, будто не виделись полгода, оставляю Милу в компании других гувернанток. Теперь можно и пройтись, аккуратно затерявшись среди прочих щебечущих девиц.
– Платье – восторг, – восклицает Алиса, пока мы медленно, как и положено истинным леди, идём по галерее. – Пожалуй, сегодня ты затмишь даже герцогиню Кремер.
– Благодарю, – скромно отвечаю я.
Мы замечаем взгляд упомянутой герцогини, брошенный в нашу сторону, и одновременно делаем лёгкий книксен. Каролина Кремер, надо отдать ей должное, не зеленеет от зависти: её наряд куда скромнее, а брильянтов на шее может быть и больше по количеству, но заметно меньше по весу. Русые волосы собраны в высокую причёску, от чего герцогиня держит голову ещё прямее, чем обычно. Она мило кивает нам в ответ, а стайка девушек вокруг неё начинает перешёптываться.
– Ты знала, что Каролина знакома с великим князем? Наверняка сегодня он будет с ней танцевать, – чуть слышно вздыхает подруга.
«А если ещё женится, и её казнят вместо меня, будет вовсе великолепно!» – так и хочется ответить, но я сдерживаюсь. Вместо этого делаю скучающее лицо, говоря:
– Брось ты это. Стать любовницей великого князя на пару лет, родить ему бастарда, а потом уехать в глубинку к какому-нибудь престарелому герцогу, потеряв лучшие годы, фигуру и положение в обществе – неужели это предел мечтаний? Нет уж, – я чуть сжимаю руку Алисы. – Не думай о нём. Сейчас ты присмотришь себе молодого графа с хорошим поместьем, а может даже маркиза или герцога. Ты сегодня прехорошенькая, а кроме того, у тебя золотые руки, великолепный талант к пению, отличная семья и неплохие способности к Цветению. Да ты достойна стать женой любого мужчины, который появится в этой зале, а не быть подстилкой великого князя Хойера.
– Ой, ты что… Вдруг нас услышат! – Алиса даже сбивается с шага, но я вижу, как от удовольствия краснеют её щеки.
– Пойдём на дальний балкон, – как бы невзначай предлагаю я. – Тебе нужно подышать свежим воздухом и чуточку успокоиться.
Мы выходим наружу. Начало лета в этом году особенно приятное: ни холодных ветров, ни постоянных дождей, ни палящего солнца. Весь парк благоухает цветущими яблонями, вишнями, розами и лилиями. Накрывающие деревья сумерки разгоняет мягкий свет фонарей. Небо уже темнеет, и только на западе ещё виднеются алые блики заката. Я вдыхаю густой летний воздух, насколько позволяет корсет, зажмуриваясь от удовольствия. Как невероятно здорово жить!
Алиса говорит о всякой ерунде, и я с удовольствием поддерживаю её болтовню. Опустившись на мраморную скамеечку, мы успеваем обсудить чужие наряды, возможных женихов, сплетни из мира столичной жизни, от которой сейчас совершенно отрезаны, когда вдруг слышим далёкое ржание лошадей. Начинают съезжаться гости.
С нашего балкончика не видно подъездную дорожку, и Алиса от нетерпенья аж подпрыгивает на скамье.
– Пойдём, поглядим хоть одним глазком! – упрашивает она.
– Ты иди, а я ещё тут посижу, – вздыхая, отвечаю я. – Что-то мне душно, наверно, корсет перетянули. Иди-иди, я в порядке!
Секунду поколебавшись, Алиса убегает обратно на галерею, с которой есть выход на другой балкон. Я с трудом дожидаюсь, пока стихнут её шаги, и вскакиваю на ноги. Ну всё, осталось совсем чуть-чуть!
Этот флигель поместья, отданного императорским указом под дом благородных девиц, я знаю не слишком хорошо. Воспользовавшись всеобщей суматохой, проскальзываю на лестницу для слуг. Спешу вниз так сильно, что начинает колоть в боку. Когда снизу раздаются чужие голоса, ныряю в какой-то коридор рядом с кладовой и затаиваю дыхание. Подол юбки пачкается о грязные коробки, наваленные у самой двери, но сохранность платья меня не волнует. Я дожидаюсь, когда люди пройдут мимо, и прошмыгиваю на выход.
Посыпанная песком дорожка бежит в обход дома, уводя меня прочь от крыльца, западной части парка и Эмиля. Подойдя к тёмному зданию библиотеки, я почти успокаиваю расшалившееся сердце. Дыхание тоже приходит в норму, я отряхиваю платье, проверяю, на месте ли коль, и с самым благопристойным видом поднимаюсь по ступенькам ко входу.
Библиотека не заперта: на ночь закрывают под замок только два крыла с книгами, а небольшая гостиная с читальным залом остаются свободными для посещения. Я не зажигаю свет: ещё не хватало обнаружить себя раньше времени. Подхватываю забытую кем-то на каминной полке книгу и устраиваюсь на низкой кушетке у окна. Бездумно перелистываю страницы в поисках иллюстраций – текст всё равно почти не разобрать в царящем полумраке, – когда слышу за окном треск ломающихся ветвей и тихую, но разборчивую мужскую ругань.
Неужто меня уже ищут? Встав, откладываю книгу на сиденье и аккуратно выглядываю наружу через приоткрытую створку.
К стволу раскидистого столетнего дуба, растущего напротив входа в библиотеку, привалился мужчина в чёрном фраке и таких же чёрных брюках. Я не вижу его лица – он стоит ко мне спиной, прижимаясь ладонями к коре дерева. Слышно его тяжёлое дыхание, временами переходящее в хрип. Когда он, согнувшись, поворачивается, чтобы прислониться спиной к стволу дуба, я замечаю густую чёрную тень, окутавшую его руки.
Проклятье. Это же…
Великий князь Эмиль снимает с пояса кинжал и лёгким движением царапает левую ладонь. Чернильная, словно беззвёздное небо Тень приникает к кровоточащей ране, будто впитываясь в неё.
Прижав руку ко рту, чтоб подавить вскрик, я отшатываюсь прочь от окна. Кушетка премерзко скрипит ножками по лакированному полу: в спешке я чуть не падаю на неё, сдвигая с места.
И слышу ледяной голос:
– Кто здесь?
Глава третья, в которой всё идёт наперекосяк
– Кто здесь? – повторяет Эмиль.
Слышу, как он поднимается по ступеням. Скрип дверных петель, щелчок замка – он уже в холле.
Я готова разрыдаться от отчаяния. Как же так?! Он должен был страдать в другом конце парка, а не мешать мне наслаждаться жизнью! Мелькает издевательская мысль: «Лучше бы я продолжала сидеть на том балконе и никуда не высовывалась…»
Прижавшись к стене у окна, я лихорадочно пытаюсь придумать новый план, но перед глазами стоит только блеск стального клинка, отрубающего мне голову повторно. Кусаю губы, цепляясь за бархатные портьеры. Пусть он убьёт меня прямо сейчас, второй раз через это всё я не пройду!
У выхода из гостиной вспыхивает масляный светильник. Эмиль ставит его на консоль и поворачивается ко мне. Свет режет глаза, от чего я морщусь, но прятаться уже бесполезно – со шторой он вряд ли меня перепутает.
– Ваше высочество! – Я отлипаю от стены, делаю по направлению к нему два шага. Застываю в низком реверансе, запоздало вспоминая о правилах этикета. Чёрная тень от его фигуры наползает на моё платье: великий князь подходит всё ближе.
Проклятье. Проклятье!
– Кто вы?
Изящные пальцы приподнимают мой склонённый подбородок, вынуждая поднять взгляд.
– Баронесса Лияра фон Армфельт. – Отвечаю так тихо, что еле слышу собственный шёпот.
– Вы здесь одна, леди Лияра?
Эмиль жестом велит подняться. Обойдя меня, он выглядывает в окно и захлопывает створку.
– Одна, ваше высочество. – Я боюсь оглянуться, поэтому, оцепенев, жду его возвращения.
Эмиль снова встаёт передо мной. Заложив руки за спину, он смотрит на меня сверху-вниз. Не выдерживаю его взгляд и опускаю голову. В тот раз я вела себя дерзко, вызывающе отвечала на вопросы, сейчас же желаю лишь одного: провалиться сквозь пол, лишь бы никогда не встречаться с ним взглядом.
– Что вы здесь делаете, леди Лияра?
– Я… Мне стало нехорошо в зале, и я вышла подышать воздухом, – лепечу, словно школьница, бездумно заучившая ответ. – Вот решила успокоиться, почитать книгу…
– Без света? – уточняет Эмиль, и моё сердце проваливается в пятки. Украдкой замечаю, как его безразличный взгляд осматривает меня, будто диковинный экспонат музея, на мгновение задерживаясь на бриллианте в ложбинке между ключиц. Платье его совершенно не тронуло, как и в тот раз: да будь я хоть голой, он бы смотрел на меня с не меньшим равнодушием.
– И что вы видели, миледи?
От этого вкрадчивого тона по рукам бегут мурашки.
– Ничего, – тут же выпаливаю я, ещё ниже опуская голову. Ох, дура! Понимаю свою ошибку, но поздно.
Слишком поспешный ответ явно не кажется Эмилю искренним, поэтому он повторяет:
– Спрашиваю ещё раз: что вы видели, миледи? Поднимите голову, когда решитесь соврать снова.
Чувствую, как дрожат руки в подступающей истерике. Боги, пожалуйста, не надо. Не хочу продолжения этого кошмара. Пусть меня сожрёт Тень, только побыстрее, не вынесу ждать ещё три месяца…
– Ничего, – шепчу я, не отнимая взгляд от своих сцепленных в замок рук. – Ничего.
– Неужели?
Эмиль снова приподнимает моё лицо за подбородок. С его ладони по запястью скатывается одинокая капля крови. Надо что-то делать.
Я расцепляю руки и, глядя прямо в холодные серые глаза, прижимаю пальцы к порезу.
– Ничего, – повторяю уже уверенно, отпуская силу Исцеления. Тёплые иголочки магии колют его кожу, но Эмиль даже не морщится, лишь удивлённо приподнимает брови.
Без разрешения брать за руку кого-либо из императорского дома – верх нарушения этикета, мы оба это знаем. От того удивительнее, что Эмиль вдруг одобрительно хмыкает, когда я сжимаю его ладонь уже обеими руками: порез залечивается крайне неохотно.
Мы не успеваем сказать друг другу больше ни слова: последние капли магии впитываются в уже здоровую кожу одновременно с грохотом распахиваемой двери. На пороге гостиной появляется директриса мадам Марсиль в сопровождении слуги с фонарём, а позади них – мои перепуганные родители.
***
– Ваше высочество! – Мадам Марсиль, а за ней и все остальные низко кланяются. Опомнившись, я поспешно отнимаю руки.
Как оказалось – недостаточно. Директриса бросает на меня суровый взгляд, сулящий хорошую выволочку. Вижу, как хмурится отец, как поражённо ахает мать, поэтому покаянно опускаю голову, хотя внутри меня страх смешивается с закипающей злостью. Вот что за вечер такой, все планы наперекосяк!
– Прошу, великий князь, пройдёмте, – мадам Марсиль торопливо приглашает Эмиля за собой. – Мне так жаль, что баронесса фон Армфельт вам помешала!
– Отнюдь, мадам. – К моему полному изумлению, Эмиль достает из внутреннего кармана камзола носовой платок, бережно берёт меня за сначала за одну руку, потом за другую, вытирая ладони от следов своей крови. – Леди Лияра почувствовала себя нехорошо в зале и вышла подышать в парк, что сделал и я. Гуляя по вашему прекрасному саду, я обнаружил её на скамье под дубом почти без сознания. Мы решили зайти сюда, чтобы миледи чуть успокоилась. Она была так великодушна, что даже не полностью оправившись от волнения, вылечила мой порез о шипы ваших дивных роз. У вас выросла благородная дочь, барон, поздравляю.
Отец кланяется, еле сдерживая удивление в голосе:
– Благодарю, великий князь.
Ещё бы! Моя самая лестная характеристика от Милы была скорее «живая и любопытная» (что означало «та ещё заноза»), но никак не «благородная».
Эмиль галантно предлагает мне руку, не оставляя возможности затеряться среди набежавшей стражи и слуг. Такой процессией – наша пара впереди, мадам Марсиль и родители следом, отстав на пару шагов, а потом уже все остальные – мы возвращаемся в главный корпус пансиона.
Всю дорогу Эмиль молчит, лишь крепко сжимает свободной рукой мою ладонь, лежащую на сгибе его локтя. Пытаюсь чуть ослабить его хватку, но куда там: проще из-под камня выдернуть. Может, если я просто извинюсь, он отстанет?
– Мне жаль, что помешала вашему высочеству, – еле слышно шепчу я.
– Вы же ничего не видели, миледи, – так же тихо напоминает Эмиль.
– Не видела, – тут же соглашаюсь я. – И о том, что не видела, я никому не скажу, клянусь.
– Какая трогательная верность. Что вы хотите взамен?
– Ничего! – испугано выпаливаю я. Урок с шантажом выучен мной на десять баллов из пяти.
– Уверен, я что-нибудь придумаю.
Похоже, не отстанет. Вот проклятье!
Наше возвращение производит фурор. Девушки, собранные в холле в шеренгу в ожидании выхода для представления, тут же перешёптываются, когда Эмиль, не обращая ни на кого внимания, ведёт меня прямо к дверям в залу. Мадам Марсиль со всей почтительностью, на какую только способна в столь непростой ситуации, проскальзывает вперёд, давая знак объявлять фамилии воспитанниц.
Я плохо помню, как мы, сделав круг по зале, останавливаемся в самом центре. Меня – как и почти каждую из девиц, – должен был вести отец, но он, конечно же, не настаивает на своём праве, оставив это великому князю. Эмиль, будто всю жизнь участвовавший в подобных приёмах, дожидается представления последней девушки и, галантно целуя мою дрожащую руку, отходит вместе с прочими родителями.
Построившись в две колонны лицом друг к другу, воспитанницы – я в том числе – исполняют первый танец. Завершить его, не оконфузившись, я могу лишь по тому, что тело знает каждое движение наизусть. Отговорившись от последующего танца нездоровьем, сбегаю на галерею, где и сижу уже последние десять минут.
– А вот и ты! – Алиса внезапно появляется из-за огромной вазы с цветами, за которой я позорно прячусь на низенькой софе. – Ты что тут делаешь? Если Мила потеряет тебя снова, ей несдобровать.
– Давишь на совесть? – бурчу я, обрывая лепестки пиона, выдернутого из букета.
– Отнюдь, всего лишь предупреждаю. – Алиса опускается рядом. – Все только о тебе и говорят, – шепчет она, наклоняясь поближе. – Это правда, что вы держались за руки?
Мне даже не требуется уточнять, о чём речь, и так всё понятно. Да… Мастер конспирации из меня – просто блеск!
– О боги! – Не могу сдержать страдальческий стон, пряча лицо в ладонях. – Клянусь, остаться с ним наедине – последнее, чего я хотела!
Но Алиса мне не верит. Она с сомнением хмыкает, продолжая:
– Я вовсе не виню тебя. Просто думала, мы подруги. Думала, ты захочешь поделиться своими планами. Кажется, я ошиблась.
Она уходит так стремительно, что я не успеваю вымолвить и слова. За что мне всё это! От злости потрошу остатки цветка. Бледно-розовые лепестки сыплются на пол, и я топчу их носком туфли.
– Лияра Армфельт! Леди так себя не ведут! – Откуда ни возьмись появляется Мила. – Что за капризы сегодня, ваше благородие? Сначала на бал не хотите, затем сбегаете, а потом и с великим князем вдали от всех милуетесь? Радуйтесь, что на таких приёмах больше мужчин, озабоченных поиском красивой жены, чем тех, кто в первую очередь думает о репутации! Ещё одна такая выходка…
– А может я вовсе не хочу замуж! – выпаливаю, не давая ей отчитать меня по полной. – Может, мне всё равно, кто и что подумает?! Вернусь в отцово поместье подальше от этой ужасной столицы и буду учиться вести дела на заводах! Тогда мне ни один мужчина будет не указ!
Мила в ужасе ахает.
– Вы что такое треплете-то, баронесса! Неужто влюбились в великого князя?!
Отчаянно хочется зарычать от злости, но я усилием воли беру себя в руки. Не хватало ещё гувернантку до сердечного приступа довести таким поведением.
– О боги, Мила, конечно нет! Это всё ужасная случайность!
– И что же это за случайность, дочь?
Маменька выходит из-за вазы, за которой – уверена – стояла всё это время. Её суровый, но такой знакомый взгляд заставляет оцепенеть. Вспоминаю, как она плакала в час моей казни, размазывая краску для ресниц по щекам, как злилась на отца за вычёркивание меня из семьи. Чтобы самой не разреветься, я делаю оскорблённый вид и отворачиваюсь.
Жестом отпустив Милу, Инесс фон Армфельт с достоинством усаживается рядом на софу. Такой я знаю её всю жизнь: идеально прямая спина, золотые с проблеском седины волосы всегда собраны в объёмный пучок, платье со скромным вырезом, а руки никогда не оголяются выше запястий. Рядом с низеньким, пухлым отцом с его лысиной и шикарными усами она выглядит поистине королевой. Мама никогда не позволяет себе бурных эмоций: эта черта у меня от отца. Вот и сейчас она спокойно отряхивает лепестки пиона с моего платья и замечает:
– Ты прекрасно выглядишь, Лия.
Сказано это таким тоном, словно я сделала неудачное па в танце. От отца подобные слова были бы наивысшим комплиментом, но расшевелить маменьку может, похоже, лишь моя казнь.
– Переходи к делу, мама, – грублю я, за что получаю хлёсткий удар веером по ноге. Кринолин и три юбки смягчают его, но я всё равно вздрагиваю.
– Что произошло? Рассказывай и не смей врать.
– Ты не веришь словам великого князя? Ах, неужели он мог солгать! – притворно изумляюсь я, тут же получая ещё один тычок веером.
– Я спрашиваю, что происходит с тобой сегодня с самого утра. Мила говорит, ты не хотела идти на бал, но ещё месяц назад со слезами упрашивала отца найти самое красивое ожерелье, какое только ему по силам. Насколько я знаю, вчерашняя примерка платья тоже прошла хорошо, ты была всем довольна. Так что случилось, Лия?
Вот что мне ей ответить? Правду? Я с трудом сдерживаю истерический смешок. Лучше скажу то, что ей не понравится, но она хотя бы примет это за чистую монету.
– Я считаю, подобные смотрины – прошлый век. В Астеруте, например, женщина совершенно не должна выходить замуж, чтобы состояться в обществе. А в Осидене они и вовсе наследуют наравне с мужчинами. Почему я должна продать единственное, что у меня есть – себя! – какому-то знатному старику или глупому юнцу? И ради чего! Чтобы папенька мог хвалиться: «У меня дочь графиня», а наши дети унаследовали деньги и титул?
Моя гневная тирада иссекает, не встретив ни единого слова против. Мама спокойно кивает, лениво обмахиваясь веером. Убедившись, что я высказалась, она спрашивает:
– И поэтому ты решила, что прыгнуть в постель к великому князю – лучший способ утвердить своё положение?
– Мама! – Я чуть не вскакиваю на ноги, но она ловко хватает меня за руку, заставляя сесть смирно. Редкие гости, желающие осмотреть залу с галереи, держатся от нас подальше, но я всё равно приглушаю голос. – Что ты такое говоришь, мама! Это и впрямь была случайная встреча, он не соврал ни в чём. Разве только не знал причины моего плохого самочувствия…
– Ещё бы он узнал, – фыркает маменька, и я тоже хихикаю, представляя вытянувшееся лицо Эмиля, стоит ему услышать подобные заявления. – Хорошо, поступим так. Ты вернёшься к гостям, будешь мила и приветлива, а завтра мы все вместе уедем в столицу на три недели: отцу нужно вернуть эту побрякушку. – Мама кивает на бриллиант. – Она, знаешь ли, дорого нам обошлась. Заодно ты сможешь поглядеть на Вейсбург, а также отвергнешь все приглашения на балы, которые, я уверена, непременно поступят. Потом мы вернёмся в поместье. Твои дальнейшие планы по замужеству обсудим после, когда ты успокоишься, а мы с отцом подумаем, что делать.
Я недоверчиво кошусь на неё. Это точно моя мать, ярая поборница устоев? Прикидываю по времени. Три недели вполне можно продержаться, если больше не пересекаться с Эмилем.
– Только на три недели, не больше? – уточняю на всякий случай.
– Конечно, дочь. Я хочу видеть тебя счастливой, а не в этой истерике, будто тебя распнут на кресте за неверный выбор.
Плюнув на приличия, я крепко обнимаю её. На миг мама ахает, теряя лицо, но в следующую секунду уже отстраняется, утешающе похлопав по плечу. Оправив платье, я навешиваю на лицо любезную улыбку, и мы спускаемся по лестнице в залу.
Заметив рядом с отцом Эмиля, я пытаюсь свернуть в другую сторону, но маменька держит цепко. Приходится подойти, сделать очередной реверанс и скромно ждать, когда к нам обратятся.
Отец почти сразу замечает маму. Он подаёт ей руку, радостно заявляя:
– Дорогая! Прошу прощения, ваше высочество, моя возлюбленная жена, баронесса Инесс фон Армфельт. – Эмиль учтиво кивает, не обращая на меня никакого внимания. – У меня великолепные новости! Великий князь сделал нам щедрейшее предложение погостить в его дворце в столице!
Я сжимаю челюсть с такой силой, что скрипят зубы. Уставившись в пол, пытаюсь сделать глубокий вдох. Каков подлец! И тут слышу ненавистный мягкий голос:
– Барон, разрешите пригласить вашу дочь на танец?
– Конечно, великий князь! Лия – прошу прощения, Лияра, – будет счастлива! – легко соглашается тот.
Не могу не признать: танцует Эмиль божественно. Он уверенно ведёт меня под музыку, остаётся лишь подчиняться. Я намеренно игнорирую его пронизывающий взгляд. Гляжу по сторонам, улыбаясь знакомым девушкам и приветствуя кланяющихся мужчин. Ни за что не начну разговор первой!
