Внутренняя красота

– Некоторые женщины не созданы для брака. Я пришла к выводу, что являюсь одной из них. – Это была не совсем ложь, а скорее попытка взглянуть на эту проблему в истинном свете. – Однако отец не согласится с данной точкой зрения, во всяком случае пока мне не стукнет хотя бы тридцать лет. Пока буду молиться. Отец милостиво разрешил мне пропустить нынешний сезон, но устроил все так, чтобы я не помешала младшей сестре найти себе отличную партию. Когда ее удачно выдадут замуж, меня снова выставят на продажу. В роли гувернантки я временно.

Откровенность Кресси явно озадачила его. Да и она не ожидала от себя подобной смелости. Небольшая морщинка исказила его идеальный лоб. Ее смутило, что его совершенные губы чуть устремились вверх. «Неужели он смеется?» – с негодованием подумала она.

– Синьор, я не собиралась давать вам повод для веселья.

– Я не веселюсь. Мне просто интересно. Я раньше не встречал леди, которая так гордится положением незамужней женщины и тем, что знает больше, чем… гм… азы математики.

Он смеялся над ней.

– Наконец-то вы ее встретили. – От негодования и гнева Кресси потеряла над собой контроль. – Если вам угодно, я действительно знаю гораздо больше, чем азы. Признаться, я опубликовала ряд статей на эту тему и даже написала рецензию на книгу мистера Ларднера «Аналитический трактат о планиметрии и сферической тригонометрии». Также составила азбуку геометрии для детей, которую весьма уважаемый издатель решил опубликовать. А сейчас я пишу работу по математике искусства.

Так-то вот! Кресси скрестила руки на груди. Она не собиралась выболтать все это сразу. Но слова уже слетели с ее уст, и она ждала, когда синьор ди Маттео начнет смеяться. Он лишь приподнял брови и улыбнулся. Не снисходительно, удивленно. Видя его улыбку, Кресси затаила дыхание, ибо в этот миг красота надменной статуи обрела вполне человеческие очертания.

– Значит, вы автор опубликованных работ.

– Под псевдонимом Пентесилея. – Кресси невольно выдала еще один ревностно охраняемый секрет. Что такого в этом мужчине? Он заставлял ее высказывать вслух самые сокровенные мысли. Она вела себя точно болтливый младенец.

– Пентесилея. Это амазонская воительница, прославившаяся своей мудростью. Весьма удачный псевдоним.

– Да, да, однако я вынуждена просить вас соблюдать осторожность. Если бы мой отец узнал… – Кресси еще раз глубоко вздохнула. – Синьор, вы должны понимать, в моем положении… то есть… отец полагает, что мои способности к математике препятствуют ему выдать меня замуж. Должна признать, мой опыт в целом подтверждает это. Мужчины не ценят умных жен.

Улыбка синьора ди Маттео приобрела циничный оттенок, взор стал холодным, будто он вспомнил что-то неприятное.

– Синьорина, кровные узы и красота превыше всего, – заметил он. – Так устроен мир.

Выражение его лица красноречивее всяких слов подтвердило то, во что верила Кресси. Поприще деятельности этого мужчины – красота, но она усомнилась, понимает ли он, насколько обременительна родословная. Кресси не придумала, как спросить художника об этом, не обидев его.

Он прервал ее раздумья:

– Если вы изучаете связь между математикой и искусством, то должны были прочитать академический труд моего соотечественника. Я имею в виду работу итальянца Пачиоли De Divina Proportione[9 - «О божественных пропорциях» (ит.).].

Кресси с удовольствием обнаружила, что художник не из тех, кто считает, будто ей, женщине, не разобраться в столь серьезном труде. В то же время она подивилась тому, как красиво звучит название этой книги на итальянском языке.

– Вы читали ее? – наивно спросила она, хотя и так ясно, что он знаком с этой книгой.

– Это классическая работа. Вы согласны с мнением автора, что красоту можно описать по законам симметрии?

– И пропорции. Но это ведь основные законы любого искусства?

Нахмурившись, синьор ди Маттео стал нервно расхаживать по комнате.

– Если бы живопись сводилась лишь к тому, как правильно выстроить углы и пропорции, любой мог бы стать художником.

– Тогда как же вы научились так хорошо писать картины? – возразила Кресси.

– Я учился. У старых мастеров. Был учеником у других художников. Все дело в практике.

– Значит, это профессия. Ремесло, правила которого можно выучить. Я придерживаюсь именно такой точки зрения.

– А я стою на том, что искусство не просто ремесло. – Сейчас в его голосе звучал гнев.

– Синьор, не понимаю, что в моих словах расстроило вас. Я сделала вам комплимент. Главная цель искусства – приукрашивать действительность. Разве не так? Если она такова, само искусство должно быть красивым. А если оно красиво, то соответствует тому, что считается красотой, – математическим правилам симметрии и пропорции, которые мы замечаем в природе, как доказал, например, ваш соотечественник, синьор Фибоначчи[10 - Фибоначчи (жил в конце XII – начале XIII вв.) – итальянский математик.]. Чтобы стать самым лучшим, вы должны были овладеть не только техническими навыками рисовальщика, но также твердым пониманием лежащих в основе искусства правил.

– Значит, я пишу машинально. Вы это хотите сказать?

– Я хочу сказать, что вы овладели законами природы.

– Миледи, вас создала природа, однако вы никак не вписываетесь в эти законы. Если применить ваш метод дедукции, вы никак не можете считать себя красивой.

Столь жестокие слова прозвучали как пощечина. Кресси так увлеклась отстаиванием своей теории, что невольно оскорбила Джованни, а он воспользовался ее невзрачной внешностью, чтобы нанести весьма болезненный удар. Свет интеллектуальной правоты потускнел в ее глазах. Кресси вдруг вернулась к жестокой реальности. Синьор ди Маттео обладал внешностью, которая заставляла женщин забывать о благоразумии, скорее в физическом, нежели интеллектуальном плане.

– Синьор, мне хорошо известно, что я не красавица.

– Красота есть во всем, если вы знаете, как и где ее искать.

Джованни стоял слишком близко к ней. Она остро чувствовала присутствие мужчины, погрузившегося в раздумья. Кресси встала, намереваясь оттолкнуть его, однако он поймал ее за руку. Она рассеянно заметила, что у него длинные пальцы, загорелые и не перепачканные краской. Ее голова едва доходила до широких плеч художника. Со столь близкого расстояния она безошибочно угадала, что в этом гибком теле таится огромная физическая сила. Находясь так близко от него, Кресси прерывисто задышала. От смущения ее бросило в жар. Здесь уже не до приличий.

– Что вы себе позволяете. Немедленно отпустите меня.

Пропустив слова Кресси мимо ушей, Джованни поднял ее голову за подбородок и заставил посмотреть себе в глаза. Она могла легко убежать от него, но ей и в голову не пришла такая мысль.

– Я так и думал, – тихо произнес он. – Ваш нос не отличается идеальной прямотой и нарушает симметрию лица.

– Я отлично знаю это, – сердито отозвалась Кресси.

– А ваши глаза. Расставлены слишком широко и относительно губ расположены непропорционально. Именно такой пропорции требует Пачиоли.

Одним длинным пальцем он провел по упомянутой им линии. Его собственные глаза окружал золотистый ободок. Ресницы были черными и густыми. От его прикосновения Кресси охватили странные ощущения. Она запаниковала, занервничала. Неужели он заигрывал с ней? Ни в коем случае. Лишь наказывает за то, что она непреднамеренно оскорбила его.

– Мои уши не расположены на одной линии с носом, а соотношение подбородка и лба неверное, – сказала Кресси с деланой беззаботностью. – Что же касается рта…

– Что касается вашего рта…

Синьор ди Маттео провел пальцем вдоль ее нижней губы. У нее возникло нелепое желание попробовать его на вкус. Он что-то пробормотал на итальянском языке. Его пальцы оказались на подбородке Кресси. Он наклонил голову к ней, намереваясь ее поцеловать.

Сердце Кресси громко стучало. Он действительно хотел поцеловать ее. Мышцы ее ног напряглись, она готовилась бежать, но не сдвинулась с места. Пальцы художника скользнули по линии скул и застряли в волосах. Она следила за ним, уговаривала себя бежать, но одновременно другая часть ее мозга оказалась парализованной. Она не могла отвести глаз от его идеально симметричного лица. «Пусть, – подумала она, – пусть он поцелует меня, если у него хватит храбрости!»

Его уста застыли над ее губами, но достаточно долго, чтобы она ощутила, будто что-то тает, подумала, каково это, уступить, дать волю сдерживаемым порывам. Мгновения хватило, чтобы Кресси пришла в себя.

Она вырвалась.

– Что вы себе позволяете? – Эти слова даже ей самой показались очень неубедительными. Она не могла отдышаться, молила Бога, чтобы горевшие щеки не бросались в глаза, ведь это для нее равносильно унижению. Как он дерзок! Необычно красив и явно знает об этом. К тому же итальянец. Всем известно, что итальянские мужчины совершенно не умеют подавлять свои страсти. Видно, не столь уж избитая истина, как ей казалось. – Синьор, возвращаясь к вашей мысли, признаюсь, мой рот столь крупный, что его вряд ли можно считать красивым, – заметила Кресси и с облегчением услышала, что ее голос звучит почти спокойно.

– Красота, леди Крессида, не сводится исключительно к симметрии. По моему скромному мнению, ваш рот очень красив.

Джованни ди Маттео отнюдь не выглядел смущенным.

– Вам не следовало целовать меня, – сказала Кресси.