Распутница и принц

– Это моя личная столовая, – ответил принц Рафик и, скрестив ноги, сел на более высокую груду подушек справа от нее. – Я подумал, что вам будет удобнее в менее парадной обстановке.

– В менее парадной обстановке? – Он что, шутит?

– Королевский банкетный зал свободно вмещает до трехсот гостей, а на кухне может одновременно жариться пятьдесят баранов. Я подумал, вы предпочтете более скромное помещение и менее парадное меню. Вы можете приступать.

Вовремя осознав, что последняя фраза адресована слугам, словно по волшебству появившимся во главе стола, Стефани с удивлением увидела, как распахнулась еще одна из четырех дверей и в столовую потянулась целая кавалькада слуг, каждый из которых нес золотое блюдо с крышкой. Ей показалось, что этой еды хватило бы, чтобы накормить целую армию. Каждый слуга снимал с блюда крышку и, взмахнув ею, ставил блюдо на стол. Горячее подавалось в глубоких мисках, и крышка снималась перед принцем, чтобы получить его одобрение. Знакомый аппетитный запах жареного мяса смешивался с другими, менее знакомыми, но не менее соблазнительными.

Стефани попыталась вспомнить, что рассказывала ей мать о связанных с едой обычаях Египта, но в голову ничего не приходило. Должна ли она сама накладывать себе еду? Ответ на этот вопрос пришел сам собой, когда на стол поставили последнее блюдо. Двери закрылись, и к ним подошли еще двое слуг, каждый из которых нес золотой лоток. Дождавшись соизволения принца – Стефани взяла на заметку, что соизволение принца, похоже, требовалось абсолютно на все, – слуги опустились на колени. Ритуал предварительного омовения рук, догадалась она, смутно припомнив рассказы матери. Однако выполнить его самостоятельно слуга ей не позволил. Он погрузил ее пальцы в душистую воду, потер ей руки лимоном, а потом высушил. Полотенце, которое для этого использовалось, было приятно подогрето.

Пока слуга повторял эту процедуру со второй рукой Стефани, она с некоторым смущением позволила себе перевести взгляд на человека, сидевшего рядом с ней. У принца Рафика были очень длинные ноги. Кроме того, он оказался очень гибким для такого рослого мужчины. И очень атлетичным для принца. Должно быть, сказывались постоянные занятия с лошадьми. В армии, когда не велись военные действия, кавалерийские полки проводили бесконечные часы, тренируя своих лошадей, приучая их преодолевать препятствия. В солнечные дни мужчины часто скакали без рубашек. Верховая езда сильно развивала мускулатуру плеч. Тонкий шелк и хлопок, которые носил принц Рафик, красиво обрисовывали его мышцы.

– Судя по выражению вашего лица, вы очень голодны, мисс Дэрвилл.

Боже, что с ней происходит! Щеки Стефани вспыхнули.

– Все это очень вкусно пахнет, хотя многие из этих блюд кажутся мне незнакомыми.

– Я вам объясню. Будем говорить на английском, – сказал он, переходя на ее язык. – Так мы сможем беседовать свободно и в то же время приватно. Как вы видите, еда на столе сгруппирована по цвету. Зелень для процветания. Желтый для счастья. Начнем с них. Затем последуют мясо и салаты. А под конец останутся сладости, финики и мед, символизирующие жизнь.

– О, я этого не знала. – Стефани с большим облегчением увидела, что один из слуг начал деликатно наполнять ее тарелку. – Спасибо, – сказала она и с облегчением выдохнула, когда он в ответ поблагодарил ее жестом; значит, сделав это, она не нарушила протокол. Тем более что, к ее удивлению, принц тоже поблагодарил своего слугу, назвав его по имени. Дворцовая прислуга наверняка насчитывала несколько сотен человек, и такая памятливость впечатляла.

– Прошу вас, начинайте, – сказал он. – Я велел им подать для вас столовые приборы. Нас часто посещают европейцы, и многим из них кажется неприятным наш обычай есть руками.

– Спасибо, но я с радостью буду есть, как вы, – ответила Стефани. Отломив кусок хлебной лепешки, она приготовилась положить на него немного салата из помидоров, отчаянно надеясь, что не будет выглядеть глупо.

– Значит, ваша мать сохранила обычаи своей родины в английском доме вашего отца? – спросил принц Рафик.

– Некоторые из них. Хотя, по правде сказать, папа предпочитает более простой стол. Я подозреваю, что такое разнообразие блюд поразило бы ее не меньше, чем меня.

– Поверьте мне, это весьма скромная трапеза по сравнению с парадными государственными банкетами, которые мне приходится давать. Я приверженец простых вкусов. Осторожно, – добавил он, когда Стефани положила на хлеб то, что показалось ей еще одной разновидностью салата, – эти блюда содержат перец чили, они очень острые. Если вы к ним не привыкли, то можете обжечь рот. Позвольте, я расскажу о некоторых блюдах на вашей тарелке. Это нежное пюре, украшенное йогуртом, делается из печеных баклажанов. Этот салат – из томатов, мяты и огурца, а тот, что рядом с ним, делается из распаренных зерен булгура. Вот кушанье из нута. А что ваша мать думает о вашей поездке в Аравию?

Он мягко сменил тему, но Стефани поняла, что не обманулась. Это был не столько приватный обед, сколько разведка. Ее – что неудивительно – проверяли.

– Поскольку мой отец объяснил ей, какие преимущества дает эта поездка, – осторожно ответила она, – мама отнеслась к ней очень хорошо. Вдобавок ее успокаивало то, что ее родственники живут недалеко от Александрии, хотя от Египта до Бхарима несколько недель пути.

Стефани проглотила горсточку пшеничного салата, который положила себе на хлеб, и рассеянно сунула в рот пальцы, чтобы слизнуть с них томатный соус. Он был очень вкусным, но она вдруг заметила, что принц как-то странно на нее смотрит.

– Прошу прощения, – виновато сказала она. – Я только сейчас вспомнила, что моя мать говорила мне, что считается невежливым делать это, пока еда не закончена.

Он не сводил глаз с ее рта. Может быть, она уронила каплю соуса на подбородок? Стефани не могла удержаться, чтобы не проверить. Лучше бы он не смотрел на нее так, как будто… как будто хотел сам облизнуть ее пальцы. О боже, откуда только взялась эта нелепая мысль!

– Если кто-то облизнет пальцы до окончания трапезы, этим он показывает, что больше не хочет есть, – объяснил ей принц. – И намекает на плохое качество угощения.

– Уверяю вас, я ничего такого не имела в виду, – горячо возразила Стефани. – Напротив, еда очень вкусная. Просто я не привыкла есть руками…

– Прошу вас, – перебил ее принц, слегка покачав головой, – не стоит обращать внимания… уверяю вас, вы никого не обидели. – Видимо почувствовав внезапный приступ жажды, он сделал большой глоток из своего бокала. – Мне хотелось бы узнать о преимуществах – кажется, вы так это назвали, – которые даст вам назначение моим ветеринаром.

Принц так внимательно смотрел на нее, что Стефани невольно опустила голову и уставилась в свою полупустую тарелку.

– Возможность получить опыт работы в таком знаменитом конезаводе поистине бесценна. Если я добьюсь успеха здесь, ваше величество, это надолго обеспечит мне успех в Англии на поприще, где, как вы справедливо заметили, мой пол считается большим недостатком.

– Однако он не помешал вам получить место в одном из самых крупных английских конезаводов, мисс Дэрвилл. Если не ошибаюсь, вы сказали, что проработали там весь прошлый год.

Ее тарелку убрали, и, пока на другую накладывали разнообразное мясо, Стефани хватило времени, чтобы обдумать ответ. Увиливать было совсем не в ее характере, хотя ее наивная вера, что всем людям, особенно армейским офицерам, присущи честность и порядочность, отличавшие ее отца, заметно пошатнулась. И потом, часть правды – это еще не ложь.

– Мой отец пользуется определенным влиянием, и это облегчает дело. Его репутация помогает мне зарабатывать собственную, – ответила она.

– И мое имя, точнее сказать, слава моего конезавода поднимет ее на новую высоту?

– Если вы будете так добры, что разрешите мне использовать это в качестве рекомендации. Конечно, при условии, что я добьюсь успеха в лечении загадочной болезни. И потом, – смущенно добавила она, – для меня также важно вознаграждение. Не обладая опытом моего отца, я, конечно, не жду, что оно будет очень щедрым, но надеюсь, что вы заплатите мне по справедливости. Ваше величество, я прошу прощения, что поднимаю такую вульгарную тему, но даже половина суммы, которую вы предложили папе, дала бы мне возможность встать на ноги и жить независимо. А мне очень хочется этого добиться.

При мысли о том, что это значило бы для нее и для ее родителей, к горлу Стефани подступил ком. Сознавая, что принц по-прежнему внимательно наблюдает за ней из-под своих полуопущенных век, Стефани сосредоточилась на небольшой порции козлятины, нашпигованной гранатом.

– Что побудило вас оставить работу под патронажем отца и поступить на конезавод? Вас утомили тяготы армейской жизни, мисс Дэрвилл?

– Армейские лошади, ваше величество, – это животные, предназначенные для тяжелой работы, будь то упряжные лошади артиллерии или тяжеловозы. Ни те ни другие не используются в племенной работе. Отец понимал, что на конезаводе у меня будет прекрасная возможность заполнить этот пробел в моих знаниях.

Она не лгала: опыт, полученный в Ньюмаркете, трудно было переоценить. Просто она не оставила бы армию и не поехала туда, если бы не другая, куда более неприятная причина. Лицо принца Рафика оставалось совершенно бесстрастным, но Стефани почему-то не сомневалась, что он уловил ее неловкость. Вспыхнув, она взяла свою вилку, потом снова положила ее на стол. Она не съела и половины того, что ей положили, но аппетит вдруг совершенно пропал.

Ее тарелку унесли и подали другую, где лежали сладости, политые медом, и финики, обвалянные в дробленых орехах. Пища, символизирующая жизнь. Самое подходящее, учитывая, что ее привело сюда страстное желание начать жизнь с чистого листа.

Стефани надеялась, что эта новая и последняя перемена блюд означает, что тема исчерпана. Однако принц с нетерпением ждал, чтобы ее продолжить.

– Такое стремление к независимости кажется мне весьма любопытным, мисс Дэрвилл, – сказал он. – Весьма необычным для женщины. Более привычно желание выйти замуж, не так ли?

Стефани смутилась. Рафик, исподволь наблюдая за ней, заметил, какого труда ей стоило взять себя в руки. Вырез ее платья был достаточно скромным, однако он видел, как поднималась и опускалась ее грудь. Ее округлые формы отвлекли Рафика, и он невольно задумался, есть ли у этого платья другие застежки, кроме ленты, стягивавшей его на талии. И что у нее под платьем. Оно казалось достаточно тонким, хотя, скорее всего, это иллюзия. Согласно его весьма ограниченному опыту, белье европейских женщин было специально создано так, чтобы максимально затруднить поползновения мужчин.

С другой стороны, сама мисс Дэрвилл, казалось, создана природой, чтобы побуждать их именно к этому, хотя не была замужем и, по ее собственному выражению, была «не такой женщиной». Тогда какая же она? И почему так жаждет того, что она называет независимостью? Она стала бы жить одна? Но зачем это женщине? Даже признавая, что его знания западных женщин нельзя назвать обширными, Рафик не думал, что они так сильно отличаются от женщин Востока. И разве не все женщины хотят иметь мужа и детей? Но эта женщина… он никогда не встречал подобных.

– Меня не интересует замужество, ваше величество, – прервала его размышления Стефани Дэрвилл, – и признаюсь, я не понимаю, какое отношение мои устремления – или их отсутствие – в этом направлении имеют к тому, смогу ли я вылечить ваших лошадей. Если не считать, конечно, – сухо добавила она, – что я, как незамужняя женщина, которой никто не может диктовать, что ей делать, сама решила приехать сюда, чтобы вам помочь.

– Прошу меня извинить, – так же сухо ответил Рафик, совершенно не привыкший, чтобы ему противоречили. – Вы правы. Значение имеют лишь ваши способности лечить лошадей и то, достаточны ли эти способности, чтобы компенсировать разлад, который, несомненно, вызовет ваше присутствие в моих конюшнях. Они являются исключительно мужской вотчиной.

– В этом они ничем не отличаются от других конюшен, где мне приходилось работать.

– Разница в том, мисс Дэрвилл, что здесь нет ни вашего отца, ни его репутации, чтобы защитить вас от грубого и агрессивного окружения.

– Но не такого же, как на поле боя, – возразила она. – Хотя папа никогда не разрешил бы мне приближаться к настоящему сражению. Я всегда выполняла свои обязанности в тылу. В этой войне с Наполеоном, которая вот-вот разразится снова, мое место займет его новый ассистент. – На какое-то мгновение Стефани погрузилась в свои мысли, и ее рассеянный взгляд устремился куда-то вдаль. Но потом она пожала плечами и слабо улыбнулась. – В каком-то смысле хуже находиться вдали от линии фронта и думать, что может произойти с родными или друзьями и, конечно, с лошадьми. Несмотря на то что я бы никогда не приравняла жизнь животного к жизни человека, я не разделяю мнения, что они лишены чувств.

– Я тоже, – сочувственно произнес Рафик. – На самом деле я бы сказал больше, я бы сказал, что между лошадью и всадником может возникать родство.

– О, я согласна, – горячо согласилась мисс Дэрвилл. – Если человек боится идти в бой, он передает свой страх лошади. Я много раз это видела. Может показаться смешным, но я видела, как лошадь придает человеку смелости, показывая свое… рвение. Звучит глупо, но…

– Вовсе нет. Арабские лошади, особенно кобылы, очень ценятся за свое бесстрашие в бою, которое способно придать всаднику храбрости, если ему этого не хватает. Но дело не только в этом. В самых враждебных человеку местах пустыни мне случалось видеть, как лошадь выносила всадника в безопасный оазис, когда он уже терял последнюю надежду.

– То же самое и в бою, – с жаром добавила Стефани. – Папа много, очень много раз видел, как лошади, подвергая опасности собственную жизнь, возвращались на позицию с полумертвым всадником в седле. И так же поступают люди, делая все возможное для спасения своих лошадей. Я видела, как самые закаленные в боях солдаты плакали, потеряв своего коня. И плакали от радости, когда вопреки всему удавалось спасти животное, как им казалось, обреченное на смерть. Это, – сказала Стефани Дэрвилл, крепко стиснув руки, – одна из самых приятных сторон моей профессии.

Ее реакция не могла не восхитить его.