Повеса с ледяным сердцем

Рейф беспечно уселся на край постели. Глаза Генриетты Маркхэм округлились, но она не отодвинулась, как он ожидал. Между ними оказалось достаточно большое расстояние, хотя оно могло показаться и слишком, и не слишком заметным. Он увидел, что ее грудь под одеялом стала подниматься и опускаться быстрее.

Она не была красавицей по общепринятым меркам. Коротышка. Даже обладая богатым воображением, ее нельзя было назвать тонкой и гибкой, как тростинка. Слишком большой рот, слишком прямые брови и недостаточно прямой нос, хотя и безупречная кожа. Однако сейчас, когда ее щеки слегка порозовели, она больше не напоминала мраморное изваяние и была… нет, не то чтобы красивой, но точно волнующей и привлекательной.

– Что, мисс Маркхэм, никак не подберете нужных слов?

Генриетта облизнула губы. Она ощущала себя мышкой, с которой играет кошка. Даже не кошка. Более опасный хищник. Он положил ногу на ногу. У него длинные ноги. Если бы она сидела на его месте, ее ноги не доставали бы до пола. Генриетта не привыкла сидеть так близко к мужчине. И никогда не сидела… ни в кровати… нигде! Это… ей стало трудно дышать. Генриетта не испугалась, но ей стало не по себе. А что, если он именно этого добивается? Она выпрямилась, поборов желание переметнуться на другую сторону постели, и смутилась, когда вдруг захотела… оказаться в опасной близости… придвинуться к нему. Генриетта решила, что не позволит ему взять верх над собой.

– Вы наверняка очень хорошо знаете, что о вас ходит дурная слава, – сказала она почти ровным голосом, отчего почувствовала себя лучше.

– Чем же именно я заслужил это?

– Ну, говорят, что… – Генриетта осеклась, обнаружив, к своему удивлению, что не может найти подходящих слов. На коленях его бриджей виднелись пятна от травы. Она поймала себя на том, что не может оторвать от них взгляд. Интересно, как эти пятна образовались, не связаны ли как-то с ней? Поняв, что он заметил ее откровенный взгляд, она вновь покраснела и продолжила: – Попросту говоря, ходят слухи, что вы… только я думаю, что это глупости, ведь вы не можете быть таким плохим, как… в любом случае вы вовсе не похожи на тех, кого я представляла в своем воображении, – проговорила она в растерянности.

– Я не похож на тех, кого вы представляли? – спросил Рейф, едва сдерживая смех.

Генриетта сглотнула. Ей не нравилось, как он смотрит на нее. Оценивающе, если можно так сказать. Генриетта встревожилась, поскольку никак не могла найти подходящих слов. Она упрекала себя за столь нелепый ответ, но его мужское существо подавляло ее. Он сидел на кровати слишком близко к ней, так близко, что ее тело покалывало от сознания его близости. Она с трудом поборола желание оттолкнуть его. Или это лишь повод, чтобы коснуться его? Эти черные волосы. Казалось, они окажутся мягкими как шелк, если прикоснуться к ним. В отличие от щетины, которая на ощупь, скорее всего, шершавая.

– На повесу, – выпалила Генриетта, совершенно сбитая с толку своей реакцией.

Это слово резануло слух. Рейф встал.

– Простите, как вы сказали?

Она захлопала глазами, чувствуя тепло его присутствия и одновременно облегчение от того, что он отдалился, ибо выражение его лица чуть изменилось, стало холоднее. Отстраненное, будто между ними выросла стена. Генриетта слишком поздно сообразила, что называть кого-то повесой, даже если это и правда, не совсем тактично. Она смущенно поежилась.

– Умоляю вас, мисс Маркхэм, просветите меня, скажите, как именно выглядит повеса?

– Ну, я точно не знаю, хотя полагаю, он даже отдаленно не так хорош собой, – выпалила Генриетта первое, что взбрело ей в голову, чтобы сгладить собственную оплошность. – К тому же он старше, – продолжала она, не в силах вынести затянувшееся молчание, – и, вероятно, у него более аморальная внешность. Распутная. Хотя, честно говоря, я не совсем представляю, как выглядит распущенность. Только у вас внешность не такая. То есть вы не похожи на распутника, – заключила она.

И утихла, когда заметила, что не только не умиротворила графа, а, наоборот, нанесла оскорбление. Он сдвинул брови, что придавало ему по-настоящему грозный вид.

– Очевидно, мисс Маркхэм, вы тонкий знаток, – насмешливо заметил Рейф. – Вам это известно из собственного опыта?

Рейф прислонился к спинке кровати. У него были очень широкие плечи. Мощные плечи. Она подумала, что он, наверное, занимается боксом. Ее лицо сейчас оказалось на уровне его груди, которая даже под рубашкой выглядела очень мощной.

Генриетта прикусила нижнюю губу и крепилась изо всех сил, не позволяя себя запугать. Чтобы не смотреть на его грудь, ей пришлось вытянуть шею и встретиться с ним взглядом. Теперь его глаза были не голубыми, а аспидно-серыми. Генриетта снова сглотнула, пытаясь вспомнить, о чем именно он ее спрашивал. Да-да, речь шла о повесах.

– По личному опыту. Да. Я хотела сказать, нет. По крайней мере, насколько мне известно, раньше я сама не встречала ни одного повесы, но мама говорила, что… – Генриетта снова умолкла, поняв, что маме вряд ли захотелось ворошить прошлое. – Я сама видела последствия их деяний, – добавила она. Ее голос звучал крайне настороженно, что неудивительно, ведь граф навис над ней, точно ангел-мститель. Генриетта ощетинилась. – В приходской богадельне.

Выражение его лица мгновенно изменилось, теперь он больше напоминал дьявола, нежели ангела.

– Если вы имеете в виду, что у меня куча незаконных детей, которые бродят по окрестности, то сильно заблуждаетесь, – ледяным тоном проговорил он.

Генриетта вздрогнула. По правде говоря, о нем Генриетта ничего подобного не слышала, хотя, конечно, это не означало… но у Рейфа настолько сердитый вид, что он вряд ли лгал.

– Так я вам и поверила, – недоверчиво сказала она. – Но я не хотела сказать…

– И тем не менее, мисс Маркхэм, вы это сказали. Мне обидно.

– Довольно логичное предположение, учитывая вашу репутацию, – возразила она, оказавшись прижатой к стене, к чему совсем не привыкла.

– Не следует строить предположения, не зная всех фактов.

– Каких фактов?

– А вы заметили, что лежите в моей постели в одном нижнем белье, не изнасилованная и не ограбленная?

– Правда? Нет. Конечно, это правда. Я хотела спросить… в таком случае, вы хотите сказать, вы не повеса?

– Мисс Маркхэм, раз уж на то пошло, я не собираюсь оправдываться ни перед вами, ни перед кем бы то ни было, – ответил Рейф, сменив добродушие на гнев.

Возможно, он и повеса, хотя это определение ему не по душе, но уж никак не распутник. Намек на то, что он безоглядно плодит детей ради собственного удовольствия, был ему особенно противен.

Он гордился тем, что следовал строгим правилам и имел дело с женщинами, которые знали эти правила и не возлагали на него никаких надежд. Во время любовных свиданий он удовлетворял не эмоциональные, а физические потребности. Невинным девам, даже если те лежали в его постели полуобнаженными, ничто не угрожало. Но он не собирался это обсуждать с ней, наивной женщиной.

Генриетта прижалась к подушке. Перемена настроения застала ее врасплох. Если граф – повеса, как утверждали многие, почему же он так обиделся? Хорошо известно, что все повесы беспринципны, беспутны, безответственны…

Ее путаные мысли, совершив полный круг, застопорились. Все возможно, но с ней он ничего… хотя мог просто воздержаться, не найдя ее достаточно привлекательной? Странно неприятная мысль. К тому же нелепая! И почему ее должно волновать то, что мужчина с дурной славой даже не попытался ее соблазнить? Тут Генриетта опомнилась.

– Как я оказалась в вашей… я имею в виду, в этой постели? – спросила она, с некоторым облегчением ухватившись за этот интересный и еще не нашедший ответа вопрос.

– Я нашел вас без сознания. Сначала подумал, что вы мертвы. Мисс Маркхэм, вопреки тому, что вы воображаете, я предпочитаю завоевывать женщин в здравом уме, твердой памяти и с их согласия. Можете не волноваться, я не пытался надругаться над вами. Если бы это произошло, вы так просто не забыли бы подобное приключение. Это еще одна черта моего характера, которой я горжусь, – насмешливо сказал Рейф.

Генриетта поежилась. Она нисколько не сомневалась, что он имел право гордиться своими подвигами. Выражение его лица подсказало ей, что он снова прочитал ее мысли. Снова она опустила глаза, теребя украшенный фестонами край простыни.

– И где же вы нашли меня?

– В канаве. Я вытащил вас оттуда.

Эти слова так поразили Генриетту, что она уронила одеяла, прикрывавшие ее скромность.

– Боже мой! Это правда? – Она быстро села, совсем забыв про головную боль, затем тихо простонала и опустилась на подушки, когда боль настигла ее. – Где? – тихо спросила она. – Я хотела спросить, где находится канава?

– На территории моего имения.

– Но как я там оказалась?

– Я надеялся, что вы мне ответите на этот вопрос.

– Вряд ли я смогу ответить. – Генриетта осторожно коснулась затылка, где вскочила большая шишка. – Кто-то ударил меня. – Она поморщилась, вспомнив об этом. – Сильно ударил. Зачем он так поступил?

– Не имею ни малейшего понятия, – ответил Рейф. – Наверное, тот, кто это сделал, нашел ваши суждения утомительными. – Обиженное выражение ее лица не принесло Рейфу обычного удовлетворения, какое он испытывал, когда какая-нибудь его меткая колкость достигала цели. Сейчас он испытал нечто вроде угрызений совести. К тому же она сильно побледнела. Наверное, миссис Питерс права, ему следовало вызвать местного лекаря. – Если не считать удара по голове, как вы себя чувствуете?

– Я чувствую себя неплохо, – ответила Генриетта, безуспешно пытаясь не выдавать голосом своего раздражения. – По крайней мере, надеюсь, что скоро мне станет хорошо. Вам не стоит слишком беспокоиться.

Рейф вел себя нелюбезно. Но она ничего не сказала, и это почему-то обеспокоило его. Генриетта Маркхэм, скорая на суждения, могла и уколоть его, однако не капризничала.

Рейф вспомнил изгибы ее тела, когда прижимал ее к себе, вытаскивая из канавы. Его раздражало, что он невольно вспомнил все столь отчетливо. Почему?