Орден не надо

– Дмитрий Михалыч, даже не предлагаю садиться. – с порога начал он. – Давай сейчас домой, собирайся, отправлю тебя в Сибирь, нас туда эвакуируют, ты там нас встречать будешь.

– Я … не могу я, Аркадий Ильич, – совсем не обрадовался Климов. – Я письмо направил, с просьбой, чтобы с меня бронь сняли. На войну мне надо. Должно письмо прийти. А здесь пусть мой зам – Топилин Боря. Он умница и красавец, да к тому же, давно меня замещает. Он справится.

– Знаешь, дорогой друг, я тоже письмо отправил, – нервно заявил директор. – Прочитать тебе ответ?

– Вы? Да…

– Все! Иди и собирайся. Прямо сейчас, все. Разговор окончен.

Климов вышел из кабинета. Если уж и сам директор на войну рвался, да его не отпустили, то он сейчас точно Климова не отпустит.

Дома звучала приятная музыка, и слышался заливистый смех жены Валентины.

Они даже не заметили, что он пришел. Все до тошноты банально – муж пришел, а дома жена с любовником…

– Топилин? Боря? – больше всего Климова удивило, что Борис замещал его и в кровати собственной жены.

– Дима? – сначала, вроде бы, испугалась Валентина, но потом только фыркнула и не стыдясь, поднялась из кровати и перед двумя мужчинами стала одеваться. – В подобных ситуациях говорят: «ты все не так понял». Но ты все понял правильно.

– У Топилина хорошая квартира, тебе хватит места, – старался не смотреть на жену Климов. – Мои ключи оставь у соседей.

И он вышел. Он сразу отправился в военкомат. Там некоторое время думали, куда его направить, пока один мужик с перебинтованной рукой не произнес:

– Василий, отправляй его к проводникам с собаками.

– Я… я вообще не умею с собаками, – испугался Климов. – Да у меня и собаки-то никакой нет.

– У минеров был парень с собакой. Парня вчера похоронили, собака осталась. Обучена. Направим к кинологам, они обучат, подскажут. Они прямо сегодня отъезжают. Или чего – еще выбирать будешь?

Климов представил, как он вернется в пустую квартиру, как ему будет звонить директор и упрашивать остаться, а ему так надо было уйти прямо сейчас, сию же минуту.

– Давайте вашу собаку.

Вот так он здесь и оказался. Да и разве обязательно любить этих собак? А бить… как не бить-то, если она ни фига не понимает? И все нормально было, пока эту Белову черт не принес… А теперь вот переведут. А они ведь уже и с мужиками сработались. Да, были кое-какие трения, но это так – мелочи. В целом, хорошие мужики, нормальные. Не трусы, и подлецов нет. Вот кругом эти бабы виноваты!

Климов и не помнил, как уснул. Кажется, только прикрыл глаза, а тут уже его за плечо кто-то дергает и орет в самое ухо:

– Климов, мать вашу!! Ясенцев!! Какой идиот это сделал?!

Орал, конечно же, сержант. Он подбегал то к Ясенцеву, то к Климову и изо всех сил тряс парней, пытаясь разбудить.

– Тише ты, сержант… – бурчал Климов. – Сейчас душу вытряхнешь.

– Откуда она у тебя – душа-то? – весело фыркал Леха Ясенцев, старательно пряча глаза от сержанта.

– У кого еще там детство в заднице играет?! – не мог успокоиться Сенин. – Что это, я вас спрашиваю?!! Ясенцев – это ты, гад такой?! Климов?! Или ты?!

Данилов, изо всех сил стараясь показаться дико суровым, протянул Климову бинокль и кивнул в окно.

В бинокль было отчетливо видно, как на одном из немецких блиндажей развивается белый флаг, на котором русскими буквами было выведено: «Клим, надери нам жопу!».

Климов только протяжно вздохнул. Затем подошел к Ясенцеву, взял его за пуговицу и нежно произнес:

– Ты не трус, Ясенцев, нет. Ты дебил. Ага…

– Да пошел ты! – резко одергивает его руку тот. – Громче ори, чтоб сержант прибежал.

– Да я вам!! – тут же подскочил сержант. – Я вам обоим…

– Това-а-а-рищ сержант! Я-то тут вообще… рядом проходил, – пожал плечами Климов. – И по-о-о-олностью с вами согласен – детство, знаете ли…

Понимая, что наказания парням не избежать, быстро подошла хозяйка, взяла бинокль, некоторое время смотрела, а потом обернулась к сержанту:

– Ты не кричи, сердешный… Ты вот скажи – откуда твой герой такой флажок взял? Я вон отседова цветочки моей простыни разглядела. Мою простынь разорвал, ирод?

Сержанту ничего не надо было делать – наказание само неизбежно приближалось к Ясенцеву.

– Беги, Леха, – подтолкнул парня к выходу Данилов.

Ясенцев выскочил, но далеко удрать не успел – уже в сенях его настигла рука правосудия:

– Думаешь, не знаю, ради кого петушком-то скачешь? – пыхтела рядом с парнем пышная хозяйка. – Ради Тайки, поди, а? Да только не оценит она – молода еще. А вот я…

Ясенцев влип в стену:

– Не-не-не, и не подходите! – замахал он обеими руками. – Не могу я! Я… я все понимаю – девушка вы страстная… и ни разу еще не старая, не… Красивая даже. Но…

– О, сколь наговорил-то… а чего ж робеешь? – совсем близко дышала женщина.

– Да не могу я! – выскочил из угла парень и метнулся к двери. – Друг у меня…этот… Во! Кудахин! Ага – он. Так он давно меня предупреждал. Говорит: «Ежели на нашу хозяйку глаз положишь, пристрелю». И пристрелит, паразит. Я его знаю. Он жуть до чего страстный!

У хозяйки невольно округлились глаза.

– А кто это Кудахин? Старенький такой? Седенький?

– Да ну какой же старенький? – обиделся за друга Ясенцев. – Андрюха у нас молодой, ретивый такой. Пес у него еще – Валет, все кур таска…М-м-м, сообразительный такой пес, сердечный. Андрюха на цыгана похож. Правда, по-настоящему он грек. Ага. Цыганистый такой…

Хозяйка поправила косу на голове, отряхнулась и поспешила в дом. Вместо нее вышел Сенин.

– Давай, Ясенцев, посиди-ка в бане, – кивнул он парню на двери.

– Това-а-арищ сержант, ну ничего ж не случилось.

– В это раз – да, но тебя, если не накажешь, ты еще невесть чего напридумываешь. А тут тебе не игрушки. Давай в баню. Пойдем, я тебя закрою.

Ясенцев только свистнул Грифа. Будет время собаку в порядок привести.

– Гриф! Пошли со мной. Вот ты представь только – стараешься – стараешься, поднимаешь самооценку нашего отделения, а тебя…Гриф! Ты меня слушаешь? Кому я говорю?!