Старинный дом

Вытерла лицо салфеткой, бросила её в урну. Перед глазами расплывались лица девчонок из «их тусовки», сменяясь лицом Грегора. Какие-то сплетённые тела…

– Девушка, вам плохо? – Вдруг услышала она мужской голос.

Обернувшись, Яна увидела сидящего рядом парня, который обеспокоено смотрел на неё.

– Спасибо, всё нормально, – торопливо ответила она.

– На вас лица нет, вы бледная, как смерть и вся дрожите. Может, «скорую» вызвать?

– Нет-нет, спасибо вам большое, это из-за жары, – сказала Яна, быстро встала и пошла прочь от скамейки. Куда же ей девать себя? Она достала телефон – экран покрыт сетью мелких трещин. Нажала на кнопку – работает.

– Верунь, привет! – тихо обратилась Яна к подруге – своей сменщице в парфюмерном бутике, – удобно сейчас говорить?

– А, приветик, Янка! Похоронили? Как прошло? – раздался жизнерадостный голос.

– Всё нормально. Я не поэтому звоню. Ты знаешь… хотела попросить тебя. Неудобно, но мне некуда деваться. Можно у тебя переночую сегодня?

– А что случалось? – оживленно спросила собеседница, – неужели с Гришкой что-то не поделили?

– Да… то есть, нет. Я ушла от него, – дрогнувшим голосом призналась Яна.

– Что? Ты? Ушла? От Гришки? Да не бзди! – Рассмеялась Вера, – разыграть меня решила? Ох, актриииса! И голосок правдоподобно так дрожит! Молодец!

– Вер, я серьёзно, мне не до смеха. Пустишь или нет?

– Божечки ты мой! Да ну на фиг! Не верю. А чего ты к своим тусовщицам не попросишься? У них-то места поболе, чем у твоей скромненькой, нищенькой Верочки!

– Не могу я к ним… я объясню.

– Ну, коли не побрезгуете моими двенадцатью квадратами, милости просим, госпожа Львова! У меня-то всех хором – одна комнатушка.

– Ой, Верунь, спасибо тебе! Я на одну только ночь. К родителям… то есть к маме не хочу. Они папу поминают, а тут я со своими проблемами. И вообще, ты знаешь их отношение… сейчас начнётся – «а мы говорили, а мы предупреждали». А я сейчас не могу… не могу ничего слышать.

– Да брось ты оправдываться, мне что, жалко? Мне ж веселей будет, не одной просиживать вечер. И признаться, очень уж интересно, что там такого Гришка сумел вытворить, чтоб ты ушла от него? Он же постоянно тебя, как кошку, чуть не ногами пинает, а ты всё, как кошка, ластишься к нему. И вдруг! Так что давай, сейчас скачи к нам в магаз, все быстренько расскажешь. А потом ко мне – винишко пить. Не кисни – всё в жизни можно изменить, кроме смерти. Сейчас решим, что делать с твоим пришампуренным Григорием.

Вечером подруги сидели за маленьким столиком, где стояли два полных бокала вина и закуска. Яна ещё в магазине до его закрытия посвятила подругу в обстоятельства и теперь ждала совета.

– Как мне теперь жить? Я не могу без него, – плакала она, – но и вернуться туда не могу. Боже мой, такая грязь! А я не замечала, как слепая! Ещё и наговорил, когда я уходила. «На улице меня подобрал»… Как будто я проститутка какая-то. Из-за него же из дома ушла! Едой попрекал. Разве такое можно сказать, если любишь? У меня чувство, как будто меня помоями облили. И ты знаешь – он даже не извинился. Плёл глупые оправдания. Откупиться хотел ювелиркой, как при обычной ссоре. Если бы попытался извиниться, по-человечески поговорить! С ювелиркой своей полез – не понимает, что ещё гаже сделал! Как будто покупает мою любовь. Юла извинилась. А он нет. И все, наверное, знают, смеются надо мной. Уж эти девочки точно!

– Хорош реветь, все слёзы не выплачешь! Слушай – ты знаешь, я твоего Гришку не люблю, дурака безбашенного, выгораживать не собираюсь алкаша этого, да ещё и блядуна, как выяснилось. Тоже мне, нашла от кого извинений ждать, самовлюбленный хрен! Сама стелишься всё под него, а потом уважения ждёшь! Сделай так, чтобы он тебя слушался! Тогда и уважать будет.

– Как я это сделаю?

– Да очень просто – скажи: ещё раз нажрёшься, ко мне в этот день не подходи!

– Ты что! Я так не смогу сказать! Да и оттолкнуть его не смогу. И вообще – в большинстве случаях я сама и начинаю. И как раз в этих самых, – покраснела она, – ну не могу я без него!

– Хм… Ну вот и результаты твоего «не могу». Ладно, не защищаю его, но все же – может быть, шалава преувеличивает, а? Чтоб её вина меньше? Ты глянь-ка – позвали её, напоили, чуть не силком трахнули! Ну, Красная Шапочка и Серый Волк, как есть! Скажи Алексу этому. Пусть знает, кого на груди пригрел.

– Да ну что ты, Вер, зачем я буду говорить! Он же друг Грегора. Поссорятся. И Юла права – кому от этого станет легче?

– Как кому? Тебе – отомстишь падлюке, и за себя, и за Гришку – за каким хреном она его сдала с головой? То есть не с головой, а… ну не в этом дело. Зачем она девок приплела? Её же вопрос: кому от этого легче стало? Отвечала бы за себя, а не впутывала других. Алексу станет легче, когда ты скажешь – может, нормальную бабу себе найдет. И Гришке урок – выпишет Алекс ему люлей, будет в следующий раз думать головой, а не… ну ты поняла. Надо сказать, вот как хочешь – надо.

Они выпили, и Вера долила вина.

– Нет, Верунь, не буду я ему говорить. Ну их. Я не знаю, как мне дальше быть. Ну хорошо, жить буду с мамой, работа есть, но… Верунь, я не хочу жить, – слёзы снова закапали из её глаз, – вообще не хочу, и не могу. Как же так: день пройдет, неделя, месяц – а я его не буду видеть, слышать, обнимать, целовать…

– Хватит, остановись, суть проблемы я поняла, не углубляйся слишком, а то я покраснею, – перебила ее подруга, – что я на это могу сказать? Может, там больше наговоров от этой суки. Ну случается пацану свернуть налево когда-никогда, тем более, что постоянно бухой. А мне ещё дед говорил: где пьянство – там и блядство. Но живет-то с тобой? И уже сколько. В конце концов, не сотрется же. Хватало ведь и на твою долю до сих пор? Закрой глаза, если уж так любишь.

– Да как я их закрою? Думать каждую минуту – может быть, именно сейчас он… А Юла вряд ли врала. Он сам сказал: «у меня очередь из королев стоит… только свистну». Сначала я не обратила внимание, думала – это он так, образно… а теперь. Он же такой красивый! Сексуальный. Я всё это время думала: почему он выбрал меня? Он – бог, а я кто? Ты глянь на его глаза – когда он смотрит в мои, у меня аж в животе все сводит, я дышать не могу! А губы – когда целует, ноги подкашиваются, и голова кругом идет! Я раньше думала, это для красоты в романах пишут, но убедилась, что всё так и происходит! Я готова ему всю себя… А тело… плечи… живот… его кожа… запах… – задыхалась Яна.

Вера рассмеялась.

– Кончила? Можем продолжать разговор? – Спросила она у покрасневшей подруги, – да, тяжелый случай! Черт, мне даже самой захотелось! Как тебя развозит! С виду и не подумаешь! Да видела я Гришку, чего мне на него смотреть. И глаза его в кучу, как накидается до поросячьего визга, и губы, которыми слова внятно сказать не может, мычит только, и спотыкающееся тело – вот именно, что тело, которое висит на тебе, иначе падает, само не в силах себя удержать, – она снова захохотала.

– Зря ты так, – обиделась Яна, – не всегда же он такой. И мне не смешно. У человека проблемы с алкоголем, это болезнь, а ты ржешь.

– Ага, проблемы с алкоголем, с бабами, с наглостью, с работой – некогда туда ходить, успеть бы потусоваться, наклюкаться и натрахаться. Это в двадцать семь лет! Красавец! И ты права, такой он не всегда, примерно в большинстве случаев. Но он красивый, тут ничего не скажешь. Да о чём тут говорить? Ты ведь знаешь, что всё равно вернешься! Ты вон бутылку всего выпила, а уже сидишь, как на иголках, ёрзаешь на стуле – так тебе неймется к нему в постель прыгнуть! Зачем мучить себя? Правильно он тебе сказал: забудь.

– Как ты себе это представляешь, после того, что я увидела и услышала? И вообще, он сказал – назад пути нет. Вернусь к маме, схожу к врачу – пусть выпишет мне какие-нибудь таблетки.

– Во дура! Какие ещё таблетки?! Как зомби будешь от них. От этого нет таблеток. Слушай, Янка, я придумала: тебе надо куда-нибудь поехать, а? К морю, а? Как тебе идейка? Сменишь обстановку, выдохнешь, расслабишься, и на досуге, в спокойной атмосфере подумаешь, чего тебе делать дальше.

– Ага, а деньги где я возьму? У меня ведь богатого папы нет. Не у Грегора же.

– Я тебе займу. Из тех, что на ипотеку коплю. Все равно лежать им ещё долго, успеешь отдать.

– Ой, Верунь, ты серьезно? Мне бы хотелось. Да, побыть одной, прийти в себя. Мама дома же не даст покоя. А так… постараюсь осмыслить все.

– Конечно! Никогда не знаешь, где найдешь, где потеряешь. Лучше покататься по берегу моря, чем сидеть на жопе и глушить свой основной инстинкт таблетками и бухлом – я заметила, у тебя тоже появляются эти проблемы… ну болезнь твоего бога. Полторы бутылки вина вот всадила, как за себя закинула, и ничего, сидишь еще. А всего-то в тебе от силы килограмм пятьдесят будет.

– Пятьдесят два. Я просто привыкла, Грегор не любит один пить, редко когда делает это.

– Дак я об этом и говорю. Скоро в одной дурке лечиться будете. Итак, мозговой штурм закончен, вино закончилось, решение найдено. Завтра организовывай, а уж я свою Янку-пьянчужку в беде не брошу, помогу, чем смогу.

Они легли спать, но Яна так и не заснула до утра. Когда она думала о Грегоре, а думала она о нём всю ночь, ей хотелось выть.

Глава 3

Утром Яна стояла перед дверью Грегора. Собравшись с духом, она вставила ключ в замок и нерешительно зашла в квартиру. Там была тишина. Она потихоньку прошла в свою комнату и стала собирать вещи в небольшой чемодан.

Случайно обернувшись, Яна увидела стоящего в дверях Грегора в одних плавках. Сразу опустив глаза, она продолжила молча собирать вещи.

– Всё-таки не одумалась? – Спросил он.

– Чего ты так рано встал? – Попыталась она уйти от прямого ответа, так как сама не знала – одумалась она или нет.

– Рано лёг вчера. Так что? Могу дать тебе последний шанс.