Целую вечность спустя он отодвинулся, и посмотрел своими черными глазами.
-Ты – не извращенка.
–Что?
–Я говорю, ты – не извращенка.
–Тебе семнадцать, ты – несовершеннолетний.
–Мне семьсот..
–Да, брось! Хватит! Всё! Не держи меня за дуру! Я должна заявить на тебя в полицию. – Встаю и двигаюсь к сумочке, в которой оставила мобильный.
–И что ты скажешь? Я – ведь просто парень, с которым встречалась Мари, пришёл проститься, весь в слезах, ты впустила. – Он подошел ближе – И да, не переживай, я не расскажу, как ты совратила малолетнего.
Рука сама дернулась, пощечина получилась крепкая. Никогда в жизни не била людей. Видимо потому, что не встречала еще таких двуличных манипуляторов. В кисти зажгло, пришлось схватиться за холодный скальпель, чтобы он не увидел мою слабость.
-Неужели продолжишь расследование?
–Просто выполню свою работу. То, что все уже ясно, не позволяет мне отдыхать. Я сейчас включу камеру и диктофон. Встань ко мне поближе, чтобы тебя было лучше видно.
–А, снова шутишь? Хорошо.
–Я не шучу. Ты – преступник. Стой, где хочешь. Я расскажу, что ты прямо при мне произвел с трупом ненормальные вещи.
–Тебя посчитают умалишенной.
–Пускай, зато я не солгу.
–Почему ты даже не сопротивляешься мне? Почему не попыталась ударить меня до беспамятсва? Связать, вызвать копов сразу? Почему не ринулась к телефону в первую же секунду? Что ты за человек такой?
–Смелая.
–Нет. Апатичная. Да. Точно. Ты хочешь умереть. Да! На самом деле! А я-то думал, что ты борешься за жизнь. Глупец! Тебе не нужна помощь. Все вокруг – просто тени, не интересующие молодого судмедэксперта, трупы – вот подходящее окружение. Тебе плевать на других. Нет никого важного в целом мире, просто ты и твоя работа с безжизненными молчаливыми телами.
–Прекрати! – Меня начинает трясти, слезы предательски подкатывают к горлу, будто я девчонка, поддавшаяся на крики задиристого мальчишки.
–Что ты скрываешь? Что заставляет тебя желать смерти? Почему ты хочешь, чтобы я убил тебя?
Я как статуя из Лувра, веками недвижимая собственной волей, стою в этом холодном морге в компании мертвой девушки и обезумевшего парня. Кажется, он раскусил меня. Этот парень будто вскрыл огромную опухоль, о которой сама не знала. Но что там внутри?
-Я устала. – Пинцет и скальпель упали на пол. Глаза от слез перестали видеть комнату. Я тихо заплакала. На удивление, такой пылкий ранее Константин, не сделал и шага в мою сторону.
–Это – неправда! Ты не это скрываешь.
–Я не хочу больше ничего от жизни. Все равно всему придет конец.
–Не всему. Я, например, бессмертен.
–Все умирают, любовь уходит, люди убивают друг друга, мир сходит с ума и катится в черную яму безнадежности.
–О-о, как все плохо.
Улыбаюсь, но продолжаю плакать.
–А еще у меня больше нет мечты. Я не стремлюсь больше к высоким идеалам. Я не верю в людей, не хочу разочаровываться. Все лгут, все так или иначе изменяют, предают, обманывают, уничтожают отношения и всё вокруг себя. Сами.
–Что ты натворила?
–Что?
–Что ты сделала?
–О чем ты? – Почему-то слезы мигом высохли, я возмутилась до корней волос. О чем этот наглый подросток-психопат решил поговорить?
–Я пытаюсь увидеть это в твоем разуме, но ты скрываешь это даже от себя.
–Пошел ты!
–Вот оно! – Он заглянул своими черными глазами прямо мне в душу. – Ого! Да ты, чертовски изобретательна. Так спрятать эту невероятную боль может поистине сильная и умная личность. – Расскажи о своей матери.
Вот и всё. Сопротивляться бесполезно. Рыдания вырвались наружу. Этот внутренний ребенок больше не сидел в шкафу, прячась от глаз, боясь показаться трусливым и бессильным. Я заревела словно раненное животное.
-Мама!!!
Константин наконец сделал шаг. Второй, третий. Вскоре он стоял уже так близко, что я ощущала его дыхание рядом и мне хотелось уткнуться в его грудь и замолчать. Я боялась собственных криков, стонов, звуков давно забытых, диких, примитивных, очищающих.
-Мама!!! – Кричала я на весь морг и всю округу. – Мама!!! – Мне было плевать на то, что нас услышат. Дамбу давно засыпанных эмоций прорвало. Константин сделал последний шаг и обнял меня.
Я плакала в его грудь долго, очень долго.
И вот вновь спустя вечность, казалось, мое тело перестало трястись, стонать и всхлипывать.
Я подняла мокрые глаза на единственного в целом мире человека, который воспроизвел меня, осознал и признал, понял и не отвернулся.
-Ну как ты? Расскажешь, что произошло? Готова произнести это вслух?
–Да. – Уголки губ еще тянулись вниз, но уже позволяли губам произносить слова. Я рассказала своему «психологу» о том, что когда мне было двенадцать, мой папа – пастор провинциального городка, отец пяти детей, сообщил мне, что мама умирает. «У нее рак, и она выбрала дар божий, прими это.» – Моя мать выбрала шестую беременность вместо лечения. Я ухаживала за разлагающейся изнывающей от боли родительницей целых пять месяцев, в то время как отец искал утешения у паствы, пока наконец не согласилась на единственное решение.
Тогда это казалось мне спасением. Младшие браться и сестры тоже были на мне, отец совсем про нас забыл от горя, а старший брат уходил в запои чаще, чем появлялся дома подменить меня. Сил больше не было.
Однажды вечером, когда дети спали, отец решил остаться молиться в часовне, а брат неделю не просыхал, я позвонила доктору Бертье.
Он рассказал мне, какую дозу препарата надо ввести, чтобы дыхание остановилось. – Теперь слезы потекли тихо, ручейками, без напряжения и страданий, просто как дыхание, пока я говорила. – Это было без документов, наша тайна, убийца и соучастник, подросток и врач. Мы никому не сказали. На вскрытии тоже никто не отметил передозировки. Похороны прошли тихо. Я не проронила ни слезинки, даже надела платье в цветочек, чтобы показать всем, какая сильная. Уверяла родных, что Бог на моей стороне, а в сердце желала, чтобы он прогнал меня из рая.
–Ты – боец.
–Что это значит? – Вытираю щеки, и внимаю словам моего друга.