Тайная жизнь Дилана Бладлесса
День четвёртый. Я опоздал. Зачитался одной интересной статьёй за завтраком и приехал позже на двадцать минут.
– Дилан, мы уже поняли, что работа над новым материалом тебе в тягость, но давай мы всё-таки закончим её в срок, пока лейбл не впаял нам штраф, – вместо приветствия говорит мне Джей. – А потом можешь написать рэп, о том, как плохо тебе живется в трущобах, в которые превратилась наша страна, и исполнять его. Но уже с другими музыкантами.
– Парни, да я просто засиделся в Интернете!
– Вот в этом твоя проблема, Дил, – Майк, не глядя на меня, настраивает гитару. – Ты стал очень много времени проводить в Интернете.
– Да я прочёл всего одну статью!
– Нет, Дилан, – решает подлить масла в огонь Энди. – Ты действительно очень много времени проводишь в сети.
Я даже не нахожу, что ответить. Они говорят так, будто это плохо! Да, чёрт возьми, им придётся смириться с тем, что у меня есть интересы помимо музыкальных. А Интернет нынче – универсальный способ получения информации и обсуждения её с единомышленниками, которые действительно поймут и поддержат твои идеи.
Грустно признавать, но я ни за что не стал бы обсуждать то, о чём читал, с ребятами из группы. Они сочли бы меня безумцем или посмеялись бы надо мной.
А в сети я имею полную свободу говорить о том, о чём хочу. В социальных сетях меня можно найти под именем Джон Смит. С этой странички я сижу в интересных мне сообществах, закрытых форумах, подписываюсь на новостные рассылки. А с верифицированного аккаунта Дилана Бладлесса – общаюсь с фанатами, выкладываю фотографии, делаю посты с новостями о группе.
– Дилан, ты сидишь с телефоном даже в туалете, – говорит Майк. – Ей богу, это уже не смешно.
– Он просто смотрит порно, – Джей подмигивает мне. – Верно, Дил, мы раскусили тебя?
Вздыхаю. Должен ли я удостоить ответом этот идиотский вопрос? Ударник ещё несколько секунд хихихает, но видя, что никто не разделяет его энтузиазма, замолкает.
Лейтон говорит:
– Да ну, у Дилана отбоя нет от девушек, неужели ты думаешь, он станет смотреть порно?
Чуть ли не с нежностью гляжу на гитариста. Пытается ли он поддержать меня или просто хочет положить конец перепалке? Как бы то ни было, я хватаюсь за возможность сменить тему разговора.
– Вот очень распространённое ошибочное суждение о том, что при наличии регулярных половых отношений, не должно возникать желания смотреть порно.
– Ну-ка, гуру, – подначивает Энди. – Поведай нам.
– Мужской организм нуждается в постоянной эротической стимуляции, а зрительные впечатления получить проще всего. Отсюда и тяга к порно даже у женатых мужчин и тех, кто имеет постоянную партнёршу, а то и нескольких.
– Парни, мы пришли сюда работать или обсуждать порно? – кричит нам из-за стекла звукорежиссёр, и его голос гулко раздается из динамиков.
– Он прав, – Лейтон берёт свою гитару. – Давайте займемся делом.
Да, давайте займемся. По крайней мере, вы перестанете упрекать меня за опоздание.
Пытаюсь сосредоточиться на записи вокала, но вместо этого размышляю о том, что жизнь рок-звезды это не овации, девочки, вечеринки, а огромный набор постоянных «должен». Ты должен придерживаться графика, должен быть милым, должен улыбаться, должен приходить во время, должен нести ответственность за своих поклонников, должен выкладываться на сцене, должен отрабатывать гонорары, должен общаться с прессой. Должен, должен, должен, должен! Это слово звенит у меня в голове сотней маленьких колокольчиков, сводя меня с ума. Я зажмуриваюсь на секунду и… запинаюсь.
Следом за мной с ритма слетает Энди.
– Дилан, ну чёрт побери! – восклицает он.
Остальные на происходящее никак не реагируют, даже не поднимают глаз от телефонов.
– Записал? – спрашиваю, с надеждой глядя на звукорежиссёра. – Записал?
Тот качает головой.
Руки опускаются и ощущение собственной беспомощности сейчас сильнее, чем когда-либо. Я поворачиваюсь к остальным музыкантам, и мне кажется, что они смотрят на меня с осуждением.
– Не можешь даже полкуплета пропеть, – с презрением говорит Джей.
– Подвел опять всех, – вторит ему Майк.
– Профессионал называется, – фыркает Лейтон. – Какой ты профессионал после этого?
– Эй! – протестую. – Каждый может ошибиться!
Музыканты всё так же смотрят в телефоны. Моё воображение не на шутку разыгралось. Конечно, они никогда бы так не сказали, они всегда поддержат меня. Наверное.
– Ничего страшного, – говорит Энди. – Давайте дубль два.
На сей раз все проходит гладко. Но, боясь критики со стороны музыкантов или стараясь загладить вину за ту чудовищную ошибку, я стремлюсь всё сделать идеально.
У нас уже сотни мегабайт записанного в нескольких версиях трека и определить, какая войдёт в альбом, можно будет только после сведения.
Звукорежиссёр руки с пульта уже даже не убирает.
– Чип! – взываю я к нему уже в который раз за день. – Давай этот кусок перепишем ещё раз!
Тот возводит глаза к небу:
– Зачем? Дилан, у нас всё нормально. Когда будет плохо – я скажу!
Недовольно бурчу о том, что мне не дают работать так, как я хочу. Мы делаем ещё несколько попыток, но настроение у всех, в целом, хорошее. Мы все вместе идём на стоянку к нашим машинам, и тут Джей спрашивает:
– Дил, а когда ты вернёшь мне пятьсот баксов?
– Какие пятьсот баксов?
– Ты не подумай, что я тороплю, – сразу начинает махать руками барабанщик. – Я просто спросил!
– Джей, ты что-то путаешь, я не брал у тебя в долг деньги.
– Не брал? Ты проиграл их мне на футбольном матче Гэлакси, когда мы устроили небольшой тотализатор.
Смотрю на него во все глаза, пытаясь осознать, о чём он говорит. Устроили тотализатор на футбольном матче?
– Не бери в голову, – Джей нажимает на кнопку сигнализации, и его машина, мигнув фарами, приветствует хозяина.
Поворачиваюсь к остальным, в надежде на то, что они пояснят мне, о чём тот толкует.
– Мы сидели в спорт-баре в Уэст-Голливуде, смотрели футбол, и вы с Джеем затеяли спор о том, кто выиграет, – говорит Лейтон. – Он предложил поставить деньги, и вы скинулись по двести пятьдесят баксов. Победитель забирает всё.
– Ты вроде был не настолько пьян, – смеётся Майк, видя моё замешательство.
Прощаюсь с ребятами, сажусь в машину. Город уже просыпается, поэтому приходится ехать, следуя ограничениям скорости. Почему-то у меня появляется чувство, что за мной следят.
Смотрю в зеркало заднего вида, плотный поток машин движется сзади меня, не замечаю ничего подозрительного, включаю музыку. Она помогает расслабиться, и я добираюсь до дома, растворившись в гитарных риффах, льющихся из стереосистемы.
Глава 8
Снова в тур. Нас ожидает выступление на одном из крупнейших европейских фестивалей и с десяток клубных концертов.
Мы сидим в самолёте. Я между Лейтоном и Дугласом. Терпеть не могу сидеть у окна или прохода. Остальные члены группы впереди нас. Гитарист берёт газету, предложенную бортпроводницей, читает. Дуг с ноутбуком на коленях составляет какие-то сметы, ребята впереди нас смеются. Я надеялся поспать, но снотворное осталось в чемодане, а без него здесь не уснуть. Вопли детей в салоне меня раздражают, и я думаю, почему бы не сдавать их в багаж вместе с собаками. Это мысль, за которую мне стыдно. Я не был таким раньше.
– В Аризоне пойман человек, убивший трёх девушек, – читает вслух Лейтон. – Им оказался двадцатичетырехлетний житель Глендейла, который, как установило следствие, привёз жертв в нежилой дом на окраине города, где нанес им несовместимые смертельные увечья.
– Я думал, все эти убийства, походящие на сюжеты для фильмов ужасов, и серийные маньяки остались в прошлом, – не поднимая глаз от ноутбука, говорит Дуглас. – Думал, мы, наконец, стали цивилизованным обществом.
– Мечтай, – отзываюсь я.
– Удивительно, – Лейтон листает газету дальше. – Люди не боятся ничего: ни правосудия, ни гнева божьего.
– Гнева божьего, – фыркает впереди Джей. – Не смешите.
– На самом деле про такие вещи ещё очень мало пишут, – говорю я. – А между тем насильственных смертей по стране огромное множество. И это не бытовое насилие, а именно – дело рук маньяков, многие из которых до сих пор остаются неизвестными и орудуют в разных уголках страны.
– Откуда такие познания? – оборачивается Майк.
– Наткнулся на пару специализированных сайтов.
– Так вот, оказывается, что ты делаешь в Интернете! – улыбается Энди. – Мы-то думали, он смотрит порно, а он читает всякую чернуху!
– Я даже и не знаю, что хуже, – бормочет себе под нос Дуглас.
– А хуже всего то, – пропускаю колкость басиста мимо ушей. – Что когда полиция не может найти виновного, за дело берутся местные любители справедливости и устраивают самосуд, за что сами нередко попадают за решетку.
– Ди-ка-ри, – по слогам произносит Джей.
– И этот мир вы собрались менять, – Дуглас, наконец, откладывает ноутбук и принимается за принесённый бортпроводницей обед.
– Мир не слышит нас, – качает головой Лейтон.
– И не услышит, пока мы будем просто петь песни! – восклицаю я. – Надо сделать что-то более глобальное, чтобы на нас обратили внимание не только люди, интересующиеся музыкой! Нужно охватить больше социальных групп!
– Мне кажется, у него идея фикс, – доносится спереди голос Джея.
Живо представляю, как он закатывает глаза и тычет большим пальцем назад, указывая на меня.
Энди спрашивает:
– Есть идеи, как это устроить?
– Есть. Но они ещё слишком сырые, чтобы раскрывать все карты.
Барабанщик разматывает наушники от айпода, явно давая всем понять, что для него этот разговор закончен, Дуглас снова берётся за ноутбук, Лейтон читает.
Я достаю телефон. Я начал работать над одним проектом, накачал специальных приложений, посмотрел видеокурс и теперь воплощаю свою идею в жизнь.
Самолет приземляется в аэропорту Лидс-Брэдфорд, откуда нас везут прямо на фест. Наш куратор – очень милая девушка с ярко-рыжими дредами. Я замечаю, что она всё время влюбленно поглядывает на Джея поверх солнечных очков. Барабанщик это тоже видит и садится в автобусе позади неё, они беседуют.
Я устраиваюсь на последнем ряду сидений, вытягиваю ноги, надвигаю бейсболку как можно ниже и утыкаюсь в телефон. Пусть девочка думает, что я капризная рок-звезда (кем я, по сути, и являюсь), я слишком занят, чтобы любезничать с людьми, которых вижу в первый и последний раз.
Хотя, признаться, меня уязвляет то, что ей нравится Джей, а не я. Такое вообще возможно? Я – фронтмен, вокалист, автор текстов. Я делаю яркое шоу за счет своей харизмы и обаяния. А он – ударник, его место навеки позади меня, позади всех.
Нас привозят на фестиваль, показывают две оборудованных для группы гримёрки, в которых уже висят распечатки с нашим расписанием на сегодня. Мы выходим на сцену в десять вечера, сейчас шесть. Сидеть в раскаленной пластиковой коробке, которую для нас выстроили, нет никакого желания. Сеть здесь просто ужасная, и я отправляюсь погулять. Шатаюсь по территории фестиваля, пытаясь найти поклонников Children of Pestilence, которых можно будет привлечь к моему проекту. Нахожу их у палатки с мерчем. Фотографируюсь, раздаю автографы, с некоторыми обещаю обязательно связаться в Фейсбуке, когда запущу свой сайт. Он будет называться «Армия Дилана Бладлесса». Армия, призванная изменить мир. Я уже нанял дизайнера и веб-мастера, остаётся лишь дождаться, когда они закончат свою работу.
Пообщавшись с поклонниками, получив от них так необходимую мне энергию, иду слоняться по фестивальному городку. Киваю и вяло улыбаюсь всем, кто встречается мне по пути: знакомым, незнакомым, тем, кого знал, но забыл. Вижу в тени сцены Майка, беседующего с Кевином, вокалистом набирающих сейчас популярность Stones doesn’t sweat. Иду к ним и за те секунды, что я преодолеваю каких-то двести футов, я думаю о том, какие эти ребята молодые, яростные, полные энергии. Та музыка, которую они играют, сейчас в моде. Группа поймала волну, и на её гребне, движется к вершине альтернативного Олимпа.
Вздыхаю. Рано или поздно Stones doesn’t sweat и подобные им коллективы, сметут со своего пути такие группы, как Children of Pestilence. Это неизбежно, это преемственность поколений в музыкальной индустрии. Но, как говорится, что-то модно, а что-то – вечно. Мы вечны. Мы уже вошли в историю. «Наша тесная компания будет жить вечно».
– Привет, Дилан, – улыбается мне Кевин.
Жму ему руку. Пожатие у парня крепкое, глаза – живые и яркие.
– Я как раз обсуждал с Майком ваш концерт в Майами месяц назад, – говорит он. – Вы играли просто потрясающе! А этот момент, когда ты набираешь полный рот воды, а потом выплевываешь её… так высоко! Это же какие сильные у тебя легкие!
Гитарист ласково треплет меня за плечо, а тот подытоживает:
– Я восхищён!
– Спасибо, но, – бросаю быстрый взгляд на Майка. – Мы не играли в Майами с прошлого года.
Кевин озадачен, Майк улыбается, но глаза остаются серьёзными:
– Играли, Дил.
– Да! – подхватывает Кевин. – Играли! И играли просто волшебно!
Я смотрю в одну точку, силясь вспомнить этот концерт, но не могу. Я не помню не только шоу, но и вообще факт того, что был в Майами недавно. Вокалист Stones doesn’t sweat словно чувствует исходящее от меня напряжение и спешит ретироваться. Со словами: «Увидимся позже», он исчезает между палаток. Я поворачиваюсь к Майку.
– Завязывай с клонопином, Дилан, – говорит он. – Скоро в зеркале себя узнавать перестанешь.
Многих моих поклонниц и журналистов интересует вопрос, есть ли у меня подруга. Я не бегу в интервью от этой темы, как некоторые мои коллеги. Если она есть, я говорю – да, у меня есть девушка, любимая.
Но её нет. Уже больше года. Я бросил её, хотя серьёзно задумывался о нашей свадьбе. А всё потому, что понял – я её никогда не любил.
Мою девушку звали Райна. Она была моделью. Наши совместные фотографии часто мелькали в прессе, что неудивительно, когда медийные личности заводят роман. Поклонницы Children of Pestilence обсуждали на форумах, поженимся ли мы, и, порвав с ней, я их немало порадовал. Друзья и знакомые были в шоке, когда узнали, что мы расстались, Райна много плакала. Я читал в новостях, как перед некоторыми показами на неё накладывали тонны макияжа, чтобы скрыть красные круги под глазами. Наверное, меня должны были мучить угрызения совести, но вместо этого у меня родилась идея для одного из наших видео, где все модели выходят на подиум в слезах. Актрисам для этого приходилось капать в глаза глицерин. Я остался доволен результатом, видео получилось именно таким, как я его себе представлял: тяжёлым, эмоциональным и даже немного гротескным. Основной моей идеей было показать, как отвратителен и страшен мир моды, на который я достаточно посмотрел изнутри, чтобы делать подобные выводы. Я ни в коем случае не пытался задеть чувства Райны, но после выхода клипа в ротацию, она прислала мне сообщение, в котором обозвала меня гнусным, циничным типом. Больше я о ней не слышал.
Итак, как я понял, что не люблю эту девушку? За то время, что мы были вместе, ей не удалось ни на что меня вдохновить. У неё были красивые голубые глаза, светлые волосы, гладкая кожа, правильные черты лица, не искажённые пластикой или ботоксом. Она всегда была ухожена и аккуратно одета. Я упомянул шикарную фигуру? Да, у Райны было отличное тело. Она трижды в неделю посещала фитнес-клуб. Было даже время, когда я ходил на занятия с ней и ревновал к личному тренеру. Сейчас это все кажется таким глупым, несущественным.
Она была очень красивой девушкой, у нас был отличный секс, мы весело проводили время вместе, на неё было приятно смотреть. Просто любоваться её нежным личиком и изящным телом. Но на одном любовании далеко не уедешь. Я творческий человек и мне нужно было вдохновение. Странно, как девушка такая красивая, сексуальная – и неспособна вдохновлять. Мне не нужна была такая, я нуждаюсь в постоянной творческой стимуляции, которую Райна мне дать, к сожалению, не могла. Только после нашего разрыва я понял, что проблема была не в ней, а во мне, но это ничего не изменило бы. Кто бы ни был в этом виноват, Райна не вдохновляла меня.
Я поднимаюсь на сцену, когда небо уже тёмное. Время для сета идеальное. Машу руками, как бы говоря зрителям, эй, подходите ближе к сцене, сейчас будет жарко!
В выступлении на фестивалях подобного типа, конечно, есть своя прелесть и романтика, но так же есть и свои минусы. Например, то, что во время выступления любой группы, среди аудитории есть те, кто ждёт другую, и портит всю атмосферу своими кислыми лицами. Сегодняшний вечер не стал исключением. Я быстро нашел глазами в толпе поклонников Children of Pestilence и решил, что буду петь только для них. Те, другие, это почувствуют. И как они пренебрегают Артистом – Артист будет пренебрегать ими.
Я люблю быть на сцене, люблю видеть беснующуюся толпу и своих музыкантов рядом. Я живу этим и, если у меня отнимут возможность исполнять музыку – я погибну.
Декорации вокруг сцены немного закруглены, по бокам их расположены экраны, на которые транслируется выступление группы. Благодаря полукруглой форме конструкций, я вижу то же самое, что видят зрители. Вижу себя таким, каким видят меня они. И мне нравится это зрелище. В какой-то момент свет прожектора падает на меня сзади, мои волосы растрепаны и кажется, будто голова окружена сверкающим ореолом. Как у святого, как у Мессии. Зрелище настолько волшебное и захватывающее, что я едва не задыхаюсь от переизбытка захлестнувших меня чувств.
Я много размышлял о том, что движет людьми, когда они совершают те или иные поступки, и понял, что мотивы не дано разгадать никому. Кто бы мог подумать, что именно увиденное на экране, дало мне толчок сделать то, что я давно хотел, но по ряду причин не решался.
Когда мы закончили играть очередной трек, я водрузил микрофон обратно на стойку и, тяжело дыша, произнес:
– Спасибо!
Зрители кричат и машут флагами, я чувствую отдачу, это придает мне смелости, и я продолжаю:
– Вы готовы к настоящему рок-шоу?
Реакция положительная – да, они готовы.
– Вы готовы к новому миру?
Снова одобрительный гул и колышущиеся флаги. Краем глаза смотрю на музыкантов, они промокают лица полотенцами, пьют воду и совершенно меня не слушают. Ну и чёрт с ними.
– Вы готовы менять его вместе со мной? – ору я в микрофон.
– Да-а-а!
– Вы готовы следовать за мной?
– Да-а-а!
– Отлично, тогда мы продолжаем! – делаю взмах рукой, который должен послужить музыкантам сигналом, и они снова начинают играть.
Позже выступление Children of Pestilence назовут одним из лучших на этом фестивале, а сегодняшний день – днём, когда группа подтвердила свой золотой статус. Я же предпочитаю называть сегодняшний день «Днём, когда начала вершиться история».
Глава 9
Мы снова в аэропорту Лидс-Бредфорд. Я немного взбудоражен вчерашним выступлением, нервно притоптываю ногой и барабаню пальцами по ручке чемодана.
Мы проходим регистрацию, сдаём багаж, заскакиваем в кофейню на чашечку кофе и отправляемся на предполетный контроль. Меня начинает знобить, появляется дурное предчувствие. Дуглас раздаёт нам наши паспорта, с вложенными в них посадочными талонами, парни идут на контроль, я плетусь сзади.
Когда подходит моя очередь, снимаю солнечные очки и хмуро смотрю на таможенника в кабинке. Почему-то в этот момент я его ненавижу. Откуда ни возьмись появляется ещё один с бумажной тест-полоской, просит показать ему ноутбук. Музыканты уже в зале ожидания. Меня же ведут в отдельную комнату, обеспокоенный Дуглас семенит за нами.
То место, куда меня привели, совершенно не похоже на зал для комфортного отдыха пассажиров.
– Ноутбук к досмотру, – требует таможенник.
Я выкладываю на стол свой Макбук Про последней модели. Они, что, собираются привлечь меня за пиратский софт?
– Позвольте напомнить, что вы не имеете права включать ноутбук, не имея на это разрешения, – вмешивается Дуглас. – Это посягательство на частную жизнь!
– А вам лучше подождать снаружи.
– Я не могу. Это мой артист, я не могу его оставить.
– Покиньте, пожалуйста, помещение.
Дуглас лепечет что-то невразумительное, против закона аргументов у него нет.
– Подожду снаружи, – говорит он мне и выходит.
Теперь, без тур-менеджера, становится по-настоящему тревожно. На таких досмотрах всегда боишься, что у тебя что-то найдут, даже если ничего и нет.
– Но вы ведь, действительно, не имеете права включать его без моего адвоката, – говорю я так, словно конфиденциальность моих данных самая важная вещь на данный момент.
– Мы не будем его включать.
С всё возрастающим напряжением слежу, как он проводит тест-полоской по клавиатуре и тачпаду, а потом опускает её в сканер. Пытаюсь прочесть что-то на его лице. Не могу.
– А я на рейс не опоздаю?
Таможенник не отвечает, он смотрит на сканер и, ничего не выражающим голосом, говорит:
– Откройте, пожалуйста, сумку.
А вот это мне уже не нравится. Ставлю сумку на стол, расстегиваю молнию. Таможенник не прикасается ни к чему, только говорит мне, что нужно выложить и какие карманы открыть. У меня над верхней губой уже выступил пот, очень хочу утереть его, но боюсь показаться нервным.
– Только одежда осталась, – говорю я, когда на столе уже лежат все мои личные вещи, бумажник и гаджеты.
– Разверните.
– Вам не кажется, что это уже лишнее?
– Делайте то, что Вам говорят.
Меня коробит, когда он называет мою настоящую фамилию, злит, что эти люди копаются в моих вещах. Дать выход эмоциям нельзя. Бежать некуда. Стараясь сохранять полное спокойствие, я вытаскиваю из сумки джинсы, немного потряся ими в воздухе, кладу на стол. Но этого им мало. Беспомощно наблюдаю, как таможенник осматривает карманы и вынимает оттуда то, до чего добраться не должен был – маленький пакетик, для безопасности, закреплённый канцелярской скрепкой. Поднимает его на уровень моих глаз, ждёт моей реакции.
– Насколько я знаю, употреблять никто не запрещает, – говорю. – Очевидно, что я не наркокурьер и это только для личного пользования.
– А это мы сейчас узнаем, – он откладывает пакетик и говорит в рацию. – Досмотреть весь багаж Дилана Картера!
Меня снова передергивает – ненавижу свою настоящую фамилию. В кармане вибрирует телефон, сообщение от Дугласа: «Мы улетаем в Америку, я перекинул тебя на более поздний рейс. Не отвечай ни на какие вопросы без своего адвоката. С ним уже связались. Я всё улажу».
Мои губы невольно трогает улыбка. О, Дуглас. Что бы мы делали без него? Тур-менеджер, директор, друг, ангел-хранитель.
Следующие несколько часов сижу в этой комнате в одиночестве и полном неведении, относительно того, что сейчас происходит за её стенами. Не помню, сколько времени прошло между тем, как я попал сюда и как вернулся тот самый таможенник со словами:
– Вы можете идти, мистер Картер.
– Пять граммов кокса! Поверить не могу, что вы меня продержали здесь столько времени из-за пяти граммов кокса!
Он не реагирует, понимаю, что нарываться не стоит, беру свою сумку и вылетаю в коридор. Я просто в бешенстве. Надеваю тёмные очки. Поскольку уже зарегистрирован, иду прямиком в зал ожидания, пройдя ещё один контроль. В зале ожидания душно, меня раздражает почти всё вокруг: звук катящихся по полу чемоданов, плачущий ребенок, голоса.
Когда я, наконец, оказываюсь в самолёте и надеваю наушники, кажется, что все кошмары сегодняшнего дня уже закончились. Но не тут-то было!
В нью-йоркском отеле, в небольшом фойе на этаже, меня ждёт вся группа во главе с Дугласом. Незаметно проскользнуть в номер не получается.
– Вы, наверное, хотите поговорить со мной, – предполагаю, тыкая карточкой мимо замка.
– Ты даже не представляешь, как, – медленно отвечает Джей.
Распахиваю дверь, приглашая их внутрь.
– Ничего не хочешь нам сказать? – интересуется Майк.
– А разве должен?
– А разве нет?
– Успокойтесь! – влезает Дуглас. – Я вас собрал не для того, чтобы вы ругались. Дилан, то, что ты сделал не идёт ни в какие рамки.
– Что же я сделал такого? Да, принял грамм кокаина в Лидсе. Да, у меня осталось ещё пять. Как я должен был поступить? Выбросить их? Смыть в унитаз несколько сотен долларов?
– Ты пытался провести наркоту через границу! – кричит Джей. – Ты совсем спятил? Или ещё не отпустило?
Молчу. Злобно смотрю на них.
– Дил, я не буду лезть в твою жизнь, поучать тебя. Ты уже взрослый мальчик, – говорит мне Дуглас. – Главное, чтобы это не вошло у тебя в привычку, которая тебя однажды погубит.
– Не переживай, у меня всё в порядке с силой воли.
– Вот и прекрасно, – хлопает меня по плечу тур-менеджер. – Общий сбор завтра в десять утра. И никаких наркотиков в чемодане!
