Заместитель Генерального

–Черт!

Майкл понимал надо спешить, осторожничать, не было времени. Он, не церемонясь, вытащил Алекса. Оттащил в сторону и уложил на асфальт. Он не шевелился, глаза закрыты, повсюду кровь. Марго опустилась перед ним на колени, пальцы ее тряслись, она приложила ладонь к горлу Алекса и придавила. Секунда, за которую она тысячу раз прокляла себя за то, что не говорила, как любит его, каждую секунду его жизни. Пальцы почувствовал слабый толчок артерии.

–Жив… – прошептала она Майклу, который замер в ожидании.

Оглушительный хлопок. В голове зазвенело, затылок обдало горячим порывом воздуха. Сверху посыпались мелкие осколки. Мазда взорвалась и теперь пылала, и коптила едким дымом.

Врачи уложили Алекса на носилки, подъехала скорая. Маргарита и Майкл забились в дальний угол машины, чтобы не мешать врачам. Рита ничего не слышала, в ушах звенело. Она словно в тумане наблюдала, как Алексу прикрепили кислородную маску, датчики на сердце, на приборе поскакал график его сердцебиения. Медсестра вводила, какие то препараты внутривенно, готовила к установке систему. Вся дорога до больницы для нее была словно в тумане.

Глава 16. После.

Маленький мальчик с открытыми, любящими этот мир, глазами бежит по лужайке навстречу солнцу. Он увлечен игрой и совершенно не смотрит под ноги. Рядом с ним радостно скачет пес, с кудрявыми завитками шерсти на длинных ушах. Мальчик бросает палку, пес устремляется вперед, и они несутся наперегонки. Но вдруг он оступается и падает, под покровом густой травы оказывается камень и мальчик до крови расшибает колено. Ужасная боль пронзает всю его ногу и больно отдает в спину. Он не может встать, пес испуганно лая, прыгает вокруг него. Больно и страшно. 'Мама, мамочка' – кричит испуганный малыш, и слезы градом брызжут из глаз. Но мама не слышит становиться еще страшнее и еще больнее. Он хочет домой, чтобы мама обняла, пожалела, чтобы прошла эта острая пугающая боль. Он плачет, и за слезами становиться не видно солнца. Он не знает, сколько времени просидел так и его добрый пес убежал, он бросил его. Мальчик сотрясается от страха и боли. Вдруг, чьи-то нежные руки гладят его по голове.

–Мама с тобой, все пройдет, мамочка рядом, – мамин голос родной и любимый.

Это преданная собака позвала мамочку на помощь. Боль сразу утихает становиться тихо и спокойно.

–Я с тобой сынок.

Он сворачивается клубочком рядом с мамой, кладет голову ей на колени и успокаивается.

–Я с тобой, – шепчет Рита, продолжая гладить Берестина по голове.

Она мать, она умеет жалеть мальчишек от всего сердца, так словно ее нежность это бальзам для ран, а ее любовь сильнейшее обезболивающее. Он перестает бредить, но снова проваливается в небытие.

Рита испуганно оглядывается на доктора.

–Все верно, – кивает тот,– велика вероятность, что он слышит вас, чувствует вашу интонацию.

Врач уходит, и они снова остаются вдвоем. За окном смыкает черноту пугающая ночь. Маргарита боится этих ночей. Уже долгое время Алекс находится без сознания, днем было больше надежды, больше света, днем вокруг суетиться мир, насущные заботы отвлекают. А ночь съедала ее своей пустотой, все самое страшное и тревожное вынимает она из сознания и заставляет снова и снова возвращаться к мыслям, которые хочется отогнать безвозвратно. Рита боялась отойти от его кровати, прислушиваясь к его дыханию, и мерному потрескиванию приборов. Она хотела быть рядом, когда он придёт в себя.

Марго уснула, уронив голову на край его кровати. Во сне кто-то заботливо гладил ее по голове, чьи-то до невозможности родные и добрые руки. Тепло и спокойно становилось на душе, так что просыпаться не хотелось, но какая-то тревожная мысль неотвратимо тащила ее из уютных объятий Морфея. Не шевелясь, она открыла глаза и, осознав, что происходит, замерла, боясь дышать – он гладил ее по голове. Он очнулся. Она осторожно вынырнула из-под его ладони. Он смотрел на нее и молчал. Маргарита дрожащими руками нажала кнопку вызова медсестры.

–Маргарита, – тихо позвал он.

–Да, родной? – ласково откликнулась она.

Господи он узнает ее, какое счастье, что он пришел в себя.

–Где я?

Он был совсем бледным, губы его, за эти часы, что он провел без сознания, совсем утратили красный оттенок.

В палату вошла медсестра, увидев, изменения в состоянии пациента она побежала за врачом.

–Ты попал в аварию. Машина перевернулась и теперь мы здесь, в больнице, – мягко проговорила она, руки гладили его по голове, по щекам текли слезы.

Комната кружилась у него перед глазами, сил было мало, и Берестин закрыл глаза. Маргарита взяла его за руку и села рядом на краю кровати, он сжимал ее ладонь до самого прихода врачей. Для нее это было важным подтверждением того, что он здесь, что он с ней и он в сознании.

Берестина обступили медики. Нейрохирург проводил осмотр и проверял рефлексы. Маргарита отошла в другой край палаты и с волнением ждала, что скажет врач.

Берестина ожидала сложная операция.

Маргарита вступила на новый для себя путь. Она никогда раньше не умела любить по настоящему, так как женщина должна любить мужчину. Она могла влюбиться, и это было ее эгоистичное сумасшествие, она могла сгорать от страсти, но по настоящему, по-взрослому любить – нет. Ее мужья были безразличны ей на самом деле. Это звучит жестоко, но эта та самая, обнаженная, лишенная красивой обертки, правда. Уважала? Да, обязательно, иначе она не смогла бы быть рядом. Восхищалась? Несомненно, как более сильным и опытным партнером. Приливы нежности и страсти, сочувствие и дружба – все это было. Но это не любовь. Она поняла это с появлением детей. Ее материнское сердце умело любить. Когда Марго ждала второго ребенка, она все время думала: 'Господи, как я смогу любить двоих? В моем сердце вся любовь уже отдана'. С рождение второго сына, она была поражена тем, что любви в ней гораздо больше, чем она могла представить. Что сердце ее, как сверхмощный процессор, четко реагировало, когда и кому надо отдать большую дозу любви. Это бред, что любят всех детей и одинаково. Тех, кто нуждается в поддержке, тех, кто в пути, тех, кто болеет – их любят больше. И именно в тот момент, когда они в этом нуждаются. И эти роли постоянно меняются. Словно сосуд, мать наполняет своего ребенка своей любовью и энергией. И при этом она испытывает настоящее счастье. Потому что в этом и есть предназначение женщины. Ничего подобного Марго не испытывала ни к одному из своих мужей, вообще ни к одному мужчине.

Любовь позволяет радоваться, делая  счастливым другого. Влюбленность ждет, что счастливой сделают ее. Она эгоистична, она упивается лишь собственным счастьем.

За ночь, проведенную у кровати Берестина, она явственно ощутила потребность любить его. Согреть его своей заботой, наполнить энергией. Она чувствовала, что ему не хватает этой самой энергии, словно ее можно было измерить как температуру или давление. И ей хотелось прижаться к нему, и отдавать свою энергию, только бы он выздоравливал, только бы он пришел в себя. Быть с ним рядом для нее было жизненно необходимо. Без него ей было больно дышать, а сердце словно выжимали на центрифуге.

Ей было не стыдно, что она бросила детей. Хотя она знала, они сыты, обласканы, они в надежных руках. А он совсем один. Ей не было жалко его. Жалость-это другое. Чтобы жить самой, ей необходимо быть рядом с ним, ей необходимо его любить. Впервые в жизни, Маргарита ощутила любовь к мужчине. Это была еще неумелая, все еще не лишенная определенного эгоизма, но уже не влюбленность, уже что – то глубже и значительней.

Белые дверки с маленькими круглыми, похожими на иллюминаторы, окошками захлопнулись прямо перед ее носом. За мгновение до этого она разжала пальцы и отпустила его ладонь. Это были двери операционной, для него сейчас словно граница жизни и… Маргарите было страшно думать, что будет, если операция не удастся. Они даже не поговорили. Утром приехала Вика с дочерью. Они с Александром обнимались, плакали, говорили долго и взахлеб. Между этими тремя людьми была связь, между ними была целая жизнь. И какими бы тяжелыми не являлись их отношения при расставании, сейчас все это не имело никакого значения. Прожитое, навсегда останется морским узлом, связывающим их. Маша не удавалось сдерживать рыданий и Вику это выбивало из колеи, а ведь ей еще многое нужно успеть сказать ему. Он бодрился, утешал обеих, а самому было страшно.

Вика попросила оставить их наедине. Маргарита обняла Машеньку и вывела из палаты. Сейчас этим женщинам было не до выяснения отношений.

–Прости меня, если сможешь, – тихо попросил он.

–Я давно простила тебя, – решительно ответила Вика. – И ты прости меня. Я солгала тебе. Я должна признаться.

Она увидела Риту при входе в отделение. Ее потерянные, зареванные глаза, взгляд в пустоту. Как бы не относилась она к Маргарите, Вика была порядочной и честной женщиной и она не хотела лгать мужчине, которого любит. Для нее не существовало оправдания для лжи.

–Я не понимаю?

–Это не Маргарита рассказала мне о вас, – она глубоко вздохнула. – Это Ксения.

Он нахмурился. Картинка в комнате поплыла.

–Сейчас все это уже не важно. Вика, ты ангел, я так счастлив, что ты простила меня.

–Все будет хорошо. Если я буду нужна тебе, позови, и я буду рядом.

–Ты нужна мне.

–Тогда я жду тебя!

Делегация врачей вошла в палату, следом испуганная Машенька. Берестина увозили на операцию. Машенька, протиснувшись сквозь врачей, поцеловала его в щеку. Ее оттеснили и повезли кровать.

Маргарита все это время ждала в холле. Она подбежала. Каталку продолжали ритмично везти вперед. Марго схватила его ладонь и поцеловала.

–Люблю тебя. Все будет хорошо! – она улыбалась ему.

Она выглядела какой-то одухотворенной и спокойной. Берестину вдруг тоже стало легко и спокойно.

–Прости, Маргарита!

Иллюминаторы распахнули свои страшные двери. Он разжал пальцы в самый последний момент, и она до последней возможности сжимала его руку.

Двери сомкнулись. Рита сползла по стене и разрыдалась. Эта легкая улыбка, с которой она провожала его, далась ей очень непросто. Она понимала, что он выбрал Викторию, но сейчас это не имело никакого значения.