– Так и заикой оставить можно! Слыхал, что люди от испуга заикаются?
– Слыхал, – ответил Сашка и всё-таки спросил, – а чё это ты тут делаешь?
Стоя против солнца, он напоминал одуванчик в пору созревания семян. Интонация, тон, как и сам вопрос – всё соответствовало финалу одного старого фильма. Катя представила, как выглядит со стороны её занятие и рассмеялась.
В отличие от неё, Сашка давно давился смехом и сначала опустился на корточки, потом, совсем обессилев, упал на колени. Он почти приближался к истерике, когда Катя приложила палец к губам и сделала взгляд серьёзным.
– Т-с-с! – внезапно произнесла она и позвала, – иди сюда, ложись, не бойся!
Сашка сразу перестал смеяться. Взгляд его, полный недоумения, сверлил в ней отверстие, и тогда – уже теряя терпение – она ткнула пальцем в сторону осоки, где одна из личинок начала подавать признаки жизни.
Трудно заставить человека видеть мир твоими глазами. Но, видимо, этот момент был идеален для такой цели. Сашка послушался и на время забыл обо всём на свете. Катя тоже забыла. Она забыла даже о стрекозах, ради которых изменила своим строгим правилам. Лёжа на животе, рядом с Сашкой, она ощущала его плечо и вместо того, чтоб наблюдать увлекательный момент рождения стрекозы, фиксировала каждую эмоцию на лице своего друга и не могла оторвать от него глаз.
– Вот это да! – выдохнул он и посмотрел на Катю. Их взгляды встретились и тотчас вернулись обратно. Однако от стрекозы не осталось даже следа. – Вот чёрт!
– Нет на тебя моей тёти Тани, она бы тебя по губам отхлестала за это словечко!
Довольная достигнутым результатом, Катя пыталась спрятать за смехом свой восторг и первой заметила Бориса, который бегом спускался по склону холма и смешно, будто лопастями пропеллера, размахивал руками.
Глаза Бориса смеялись, а лицо по мере приближения разыгрывало крайнюю степень удивления. Катя заметила это и покраснела, но осталась лежать на траве, лишь приподнялась на локтях и придала взгляду строгости.
– Так-так, голубчики. Хорошо Кролик этого не видит! – прерывающимся от быстрого бега голосом произнёс Борис и теперь уже совершенно открыто наслаждался тем, что видел.
Кроликом, в честь друга Вини-Пуха и уж точно не за её добрый нрав, Марину Александровну окрестили дети. Кто удостоил её такой чести, никто не помнил. И вряд ли кто помнил, когда именно это произошло.
В ответ на слова друга Сашка зарделся и стал медленно подниматься с земли, отряхиваясь сильными и резкими движениями обеих рук. Как эта нелепая сцена могла быть истолкована Мариной, которая во всём и всегда видела только плохое, никому из них объяснять не требовалось, и оба понимали: Борис, скорее, предостерегал, чем намекал на то, что неизменно посетило бы голову учительницы, случись ей увидеть такую картину.
– Тут это, стрекоза родилась, – смущённо оправдался Сашка, махнув рукой в сторону озера. Однако Борис сохранил за собой улыбочку, которая никак не могла способствовать взаимопониманию.
Это ускорило события. Катя тоже поднялась с земли и тоже стала отряхивать одежду.
– Я бы тоже взглянул, но там, такое дело, приехал кое-кто.
– Кто? – спросил Сашка и сразу двинулся в гору, но перед этим успел схватить Катю за руку. По пути объяснил бестактность. – Пойдём, я ведь чего весь лес обшарил? Голодной останешься. Там каша готова и чай. С дымком!
Борис позволил ему сказать и, наконец, сообщил имя гостя.
– Леопольд? – не поверил Сашка. Кивнув в ответ, Борис правдиво округлил глаза.
Катя не очень любила, когда кто-то брал её за руку и сразу высвободилась. К разговору она не слишком прислушивалась. Все мысли и даже все её мечты были всецело поглощены стрекозами и чуть-чуть выбором будущей специальности. До этого своим призванием она считала математику и немного пренебрегала естественными науками типа биологии и ботаники. Пестики, тычинки, тех же стрекоз и бабочек, она изучала в живой природе и нельзя сказать, что усердствовала. Просто любила. Но сейчас поняла, что хочет передать эту любовь детям, а для этого должна расширить свой кругозор. И начало этому было положено.
В гору приходилось карабкаться, но, достигнув вершины, Катя остановилась, чтобы закрепить впечатление и только потом догнала мальчишек. Высаженные ровными рядами, сосны образовали несколько широких коридоров и вели прямо к поляне, которая маячила впереди сквозь корявые ветки, притягивая взгляд обилием солнца. В смолистом воздухе, становясь всё более настойчивым, витал запах гари.
– Вот так и знал! – хлопнув себя по бёдрам, возмутился Сашка, – всё-таки подпалили кашу! Ничего нельзя доверить! Что за люди!
– Ну, есть немного! – не стал отпираться Борис. – Са-а-амую малость! А чё переживать-то! Там вряд ли чё осталось! – Поддразнивая ребят, он принялся поглаживать свой живот, который ради такого дела пришлось выпнуть. Наблюдая за ними, Катя не переставала улыбаться. Кроме того, вспоминала свою маму, которая считала, что все мужчины до самой старости остаются детьми. Себя она, конечно, считала взрослой. Во-первых, усердно училась. Во-вторых, помогала маме. В-третьих, задумывалась над выбором профессии и даже мужа. Во всяком случае, точно знала, каких качеств в отце своих будущих детей видеть бы точно не хотела.
За время её отсутствия территорию успели обжить по всем правилам обустройства быта. Очаг, на котором готовили обед, расположился в центре. Палатки, а их оказалось две, и обе тех внушительных размеров, каких ей не доводилось видеть, задней стороной подпирали лесные заросли и находились на таком расстоянии друг от друга, чтобы учесть насущные потребности будущих жильцов. Вещи были убраны. Неподалёку, у самой воды, опираясь на подножку, стоял новенький мотоцикл. Его счастливый обладатель устроился поблизости, в тени раскидистой ольхи, и, лениво пожёвывая длинную травинку, бросал вызов не только взглядом, но и вальяжной позой.
Обед благополучно закончился. У кострища стояло два одинаковых ведра и гора пустых мисок. Ребята, разделившись на группы, отдыхали после сытного обеда. Девчонки оккупировали тенистый пятачок под огромной липой и напоминали стайку воробьёв, озадаченных вторжением диковинной птицы.
– Ты вовремя. Кое-кто пятый раз за добавкой сходил, – приподняв свою миску, призналась Леночка и протянула Кате половник. – Не знаешь, кто это?
Катя пожала плечами, потом взглянула на парня ещё раз. Тот, будто почувствовал что-то и прошёлся по поляне наигранно безразличным взглядом. По всему было видно: жизнь на ней интересовала этого человека не больше, чем возня муравьёв. В позе и в жестах сквозила непринуждённость. Пышная шевелюра вьющихся и спадающих до плеч волос имела тёмно русый оттенок и отливала золотом.
– Впервые вижу, – ответила Катя. – А ты, правда, пятый раз?
– Да нет, всего-то третий. Всегда на свежем воздухе аппетит зверский! – смеясь, отрапортовала Лена. – Заодно хотела о вас с Сашкой позаботиться. Он даже есть не стал, убежал за тобой. Пойдём к девчонкам, в тенёк.
В этот момент незнакомец заметил Сашку и даже немного приподнялся с земли, видимо, в знак особого расположения. Сашка обнялся с ним и почти рухнул рядом. До Кати долетели обрывки фраз и смех. Внутри неё что-то неприятно шевельнулось. Сама мысль, что эти люди могут быть друзьями, вызвала у неё чувство неприятия. И это был тот редкий случай, когда Катя поняла себя сразу: незнакомец не понравился ей с первого взгляда, слишком уж был высокомерен.
– В тенёк, так в тенёк!
Подруги обменялись улыбками и, добравшись до места, дружно рухнули прямо на траву. Их появление осталось незамеченным.
– А я что говорю, пропал наш поход! – пошутила Лена, и Галя наконец повернулась к ним лицом.
– Не думала, что Сашка знаком с ним близко, – жеманно заметила она и замолчала, давая возможность другим обдумать её слова. «С ним» было произнесено так, что каждый мог сделать вывод: личность незнакомца не является для неё тайной. Катя давно заметила, что этой девушке нравилось говорить о том, что не входило в область чьей-то компетенции. Видимо, так она чувствовала себя значительной фигурой.
– Да плевать нам на него! Поговорить что ли не о чем! – грубовато оборвала её Света и не смогла остановиться. – Тоже мне важная персона, гусь лапчатый! Пусть катится на своём моциклете, откудова явился. Это наше место, во всяком случае, до завтра. Неча тут шастать!
Имея репутацию спокойного человека, этой выходкой она сразу оказалась в центре внимания и, прыснув от смеха, запустила цепную реакцию.
Веселье было в самом разгаре, когда кусты раздвинулись, и оттуда вынырнула Марина Александровна. Вид у неё был заспанный. Видимо, она вздремнула после сытного обеда и, разбуженная дружным хохотом, вернулась, чтобы навести порядок на вверенной ей территории.
– Что вы смеётесь? Вы что, с ума сошли? – Вопрошая шёпотом, она всё время поправляла пальцем очки, которые почему-то упрямо съезжали на кончик её носа, обезоруживая близорукие, крошечные, и потому кажущиеся беспомощными, глаза. Рассмешить девчонок было легче, чем успокоить, но она так давно была молодой, что утратила связь с реальностью и продолжила донимать их вопросами. – Вы что, дурочки? Что такое? Почему вы смеётесь? Что подумают мальчики? Как вам не стыдно? – К концу осипла, а потом и вовсе скрылась в кустах также неожиданно, как появилась.
Смех сразу стих. Девчонки вытирали слёзы и, косясь в сторону кустов, обменивались виноватыми улыбками.
– Да уж, – взялась подвести итог Лена, – на фоне непрекращающихся нападок империалистов наш смех можно рассматривать как пособничество врагу. И это, скажу я вам, как минимум!
Шутка была удачной, но на этот раз не вызвала никакой реакции. Видимо, у смеха, также как у терпения, тоже имелся предел.
Катя улыбнулась и легла на траву. Сквозь ветви деревьев просвечивали небо и облака, и ей казалось, что она плывёт вместе со всей поляной, со всеми этими людьми и с их голосами.
– Я думала, она расслабится, отдохнёт, вспомнит молодость!
– Ну, ты сказала, Ира, отдохнёт! Как только отважилась идти с нами в поход, да ещё с ночёвкой! – рассмеялась Алла. Катя не видела её лица, но легко представила, как она закатила глаза и заморгала длинными, прямыми и очень светлыми ресницами. А вот Ира, скорей всего, просто пожала плечами и добавила огромным серым глазам удивления. Освободившись от гнёта упрёков и унижений, из гадкого утёнка она превращалась в прекрасного лебедя и имела все шансы затмить красотой всех девочек, и не только в классе, но и в городе.
– Бессонная ночь кое-кому обеспечена. Будет бегать от палатки к палатке, а утром уснёт без задних ног, хоть посмеёмся! – давясь смехом, проговорила Света и, перейдя на шёпот, принялась передразнивать Марину Александровну. – Что вы смеётесь, что подумают мальчики? Какой позор! Неужели не понимает, что так от смеха умереть можно! У меня до сих пор живот болит.
– Ага! И у меня тоже! – согласилась Лена, потом улеглась рядом с Катей и спросила, дыша ей в ухо. – А ты где была? Мы кашу успели сварить, а тебя всё нет. Скажешь или секрет?
Катя улыбнулась. Она ещё там, на берегу, решила, что после походной каши обязательно возьмёт Лену и продолжит изучать стрекоз. Впрочем, вряд ли стрекозы влекли её туда, скорее, глаза Лены вместе с возможностью пережить это ещё раз, теперь уже вместе с этой чудесной девочкой, которую язык не поворачивался назвать Ленкой. И это притом, что суффикс «к» прикреплялся только к тем именам, когда их носили лучшие из лучших.
– Потом расскажу, ладно? Полежать охота, – сказала Катя и снова улыбнулась. Перед глазами стояло лицо Сашки и его восторженный взгляд.
О незнакомце она даже не вспомнила, а его появление легко стёрлось из памяти, как стих, который учишь наизусть к уроку лишь потому, что этого требует школьная программа. По какой-то причине он не трогает твоих чувств. Возможно, ты слишком юн, чтобы оценить мастерство поэта, – насилуешь свою память, а, получив оценку, забываешь. Уже потом ты с упоением откроешь его для себя и удивишься тому, что никогда раньше не слышал ничего подобного. Всему, видимо, своё время.