– Конечно, Пушкин тоже мог бы сказать, что писать – это слишком душевнозатратно, или Бьерндален, например, мог уйти из биатлона… Думаешь, тебя одного посещают такие мысли? Периодически они посещают всех. Эти моменты нужно просто пережить. Завтра утром все не будет казаться таким мрачным. Играй, пока можешь, получай удовольствие, а когда перестанешь – уйдешь, вот и все!
– Спасибо.
– Всегда пожалуйста. Почему не рассказывал на консультациях?
– Это неудобно, странно, – вот хитрец, пародирует меня, – и вообще, я стесняюсь…
Мы переглянулись и обменялись улыбками.
Не знаю, бывает ли у вас такое чувство, что вы в разговоре приоткрыли друг другу душу? Потом дверца может захлопнуться, но это не страшно. С этого момента вам будет нетрудно молчать рядом с этим человеком, как будто вам открыто то, что никто другой больше не знает…
– У меня к тебе странная просьба.
– Давай.
– Можно я тебя сфотографирую?
– Я сейчас не совсем нарядная…
– Мне нравится.
– Раз нравится, тогда фотографируй. Только можно я на этот раз улыбнусь?
Все-таки мужчины странные существа: всю жизнь гоняются за красотками в шикарных платьях и на каблуках запредельной высоты, а потом просят разрешения сфотографировать тебя в пижаме-медвежонке.
– Насчет твоего парня… Моя бабушка любила говорить, что свою судьбу не объедешь. Если это действительно судьба, то она даст еще шанс.
– Твоя бабушка была мудрой женщиной… Ох, кажется, я заговорилась совсем! Спасибо, что отвлек меня от этих мыслей про полицию и прочее… Надо проверить телефон.
– Что там?
– Мой коллега отписался, что сел в самолет, теперь все должно быть хорошо! Надо еще посмотреть, как там после матча, обошлось ли без столкновений.
Березин подошел ко мне и следил за тем, как я листаю ленту.
– Без столкновений все-таки не обошлось. Небольшая стачка между фанатами, нескольких забрали, но вроде бы без пострадавших. Там был Костя…
– Какой еще Костя?
– Мой бывший парень, я именно про него говорила. Представляешь, он оказался моим помощником в этом деле!
– Удивительное совпадение, что тебе дали в напарники именно его.
– Может быть, это судьба?
– Или дело было важнее, чем ты думала, его направили, потому что знали о вашем знакомстве.
– Это вряд ли, – засомневалась я. В судьбу хотелось верить значительно больше, чем в то, что Костя каким-то образом связан с властями.
Пока я мыла чашку, Березин поглядывал на меня со стороны.
– Что?
– Можно мне тоже?
– Что именно?
– Ты такая… мимимишная в этой пижаме…
– И?
– Можно я…
– Да.
Березин обнял меня и притянул к себе так, что будь я не такой крепкой, то точно сломалась бы, уткнулся носом в мой капюшон и замер. Он хотел что-то сказать, но потом просто вздохнул.
Чашку я уже домыла, а он, по-видимому, даже и не думал меня отпускать. Тут в дверь позвонили.
Я с тревогой посмотрела на Диму, он пошел открывать. Секунды растянулись на минуты. Наконец, я услышала голос Березина.
– Это к тебе.
В дверях стоял Костя с букетом ромашек.
Я бросилась к нему, на ходу расспрашивая о том, как все прошло. Парень отделался общими словами, попросил рюкзак, вручил мне цветы, кивнул Березину и поспешил уйти.
Я устремилась за ним, как была, нагнала его у лестницы, благодарила. А он смотрел на меня убийственным взглядом, в котором читалось: «Кто угодно, только не он»…
Так я потеряла Костю во второй раз. Быть может, в последний.
Последняя тайна профессора
Вернувшись домой, Маша проспала практически до вечера. В целом, поездка удалась, вот только Костя… Хотя чего переживать, в мыслях она с ним попрощалась один раз, сможет и второй. Наверно.
Приятно было проснуться от аромата корицы – Поля испекла для подруги шарлотку. Девушки обменялись впечатлениями.
– Ты расскажешь мне когда-нибудь, что произошло у вас с Гошей?
– Это больно.
– Не говори, если не хочешь.
– Надо кому-то рассказать, так будет легче. Было всякое по мелочам, но это без разницы, можно было пережить… Ты же знаешь, что папа тяжело болел. Я никогда не забуду, как ты мне помогала на похоронах.
Так вот, последние дни были очень тяжелыми. Мне очень, прямо позарез надо было, чтобы кто-то был рядом, мы с мамой уже не справлялись… А он работал. Я его жалела, не настаивала приехать. Последняя ночь была особенно страшной. Мы лежали с мамой на кушетке в коридоре. Какая-то медсестра укрыла нас одеялом. Парень из соседней палаты (почему-то ему не спалось), притащил нам свою подушку. Мы уже не могли находиться внутри. Там все дышало… ты знаешь чем. Это было жутко, жутко страшно! Мы из коридора слушали его дыхание и вот … звуки прекратились. Мы будто оцепенели, кинулись за врачом, так и не заходя в палату. Мы прижались друг к другу и не отпускали. Мы были такими беззащитными, такими раздавленными…
Парень из соседней палаты, тот самый, предложил свою помощь. Он притащил откуда-то пакеты, помог переложить его, потом – собрать вещи. Он сел рядом со мной и говорил о чем-то, сама не знаю о чем. О том, что все мы не вечны, о прочих условностях, которые принято говорить в подобных случаях. Рассказал о проблемах с поджелудочной, причины которых не как не могут установить. Это плохой знак, подумала я тогда. Парень проводил нас до такси, усадил нас, хотя сам периодически вздрагивал от болей. В тот момент я поняла, что хотела бы рядом иметь такого человека.