Универсальный принцип
– Знаешь, про муфту ты мне потом расскажешь… А сейчас я поеду.
– Ох-ох… Да-да, конечно… конечно…
– А про машину ты подумай тем не менее. С танком тебя никто не разлучает, но машина, что называется, «на ходу» должна быть.
– Ох, да-да, всё верно, ты прав, как всегда…
– Прав… прав… Хорошего тебе вечера, на связи!
– Да-да, всего доброго.
Мужчина в старомодной шляпе и длинном летнем пальто покинул лимузин, его место вновь заняла Помощница. Министр Дудкин дёрнул штору и нажал кнопку, разделительное стекло плавно опустилось. Водитель обернулся.
– На Привокзальную, 9 и домой, – сказал Министр.
Водитель кивнул и завёл мотор. Разделительное стекло также плавно поднялось, министр Дудкин задумчиво расправил шторную ткань, и, не глядя на спутницу, взял её пальцы в свои.
– Сейчас к Архивариусу заедем, занесёшь ему бумаги. А потом ко мне.
– Хорошо.
На обратном пути Министр молчал, задумчиво смотрел в окно и слегка поглаживал длинные пальцы спутницы. На Привокзальной, 9 лимузин остановился, водитель привычно стукнул в разделительное стекло. Министр Дудкин передал Помощнице толстую папку с рассекреченными документами ещё не начавшейся войны:
– Второй этаж, 66 квартира.
– Помню.
Дверца лимузина хлопнула, министр Дудкин нажал кнопку на подлокотнике, стекло плавно опустилось. Лёгкий тёплый порыв ветра влетел внутрь. Министр рассеянно осмотрел старое многоквартирное здание в пять этажей, расслабленно откинулся на сиденье и прикрыл глаза. Серая тень поравнялась с лимузином… На мгновение застыла и метнулась куда-то в кусты. Общественный обвинитель промокнул носовым платком моментально вспотевший лоб:
– Следят! Всё-таки я был прав! Наша встреча на перекрёстке была не случайной!!! Мерзавцы… Что же делать?! Что же делать…
Он выбрался с противоположной стороны палисадника, в который ненароком угодил, и зачем-то вернулся на автобусную остановку, куда его совсем недавно привёз рейсовый автобус. Остановка была пуста, Обвинитель сел на лавочку и водрузил на колени портфель. Мысли его смерчем кружились в голове:
– Что-то тут не так… Значит, не простили мне сегодняшнего конфуза с Анастасией Поликарповной! Глупая женщина… Зачем ей было умирать? Какая же глупая! Не простили, не простили… Та-а-ак! Что это значит? Уволят? Самому уволиться? Не-е-ет! Подумают, какой смелый, самоуправство. Против кого, мол, пошёл… Нет! Ждать, надо ждать, когда уволят. А вдруг всё обойдётся? Может быть, это проверочная слежка, чтобы утвердиться в моей законопослушности… Да-да. Скорее всего, так оно и есть! А я что? – Константин Ипатьевич почесал затылок, вспоминая. – А я в церковь ходил… на гужевой повозке ехал, на автобусе… Всё прилично. Очень прилично. Так-так, теперь бы не оступиться. Не оплошать. Никак сейчас этого нельзя.
Та-а-ак, а я же завтра на приём к Дудкину иду. Во-о-от! Может быть, они думают, что я к своему клерку-информатору пойду? Подговаривать его? Или просто хотят его адрес заполучить? Так они бы напрямую и спросили… Что ж я? Не дал бы что ли? Но это стратегия, может, у них такая. Да-а-а… А вдруг что проверяют? Перепроверяют? Может, просто убедиться хотят, где живу, как живу. Да… Но как же я не хорошо давеча поступил! Надо было побежать?! Позор. Полный провал! Так. Нужно пойти и всё Министру рассказать. Всё! Как оно есть на самом деле. Прямо сейчас. Да, всё верно! Прямо сейчас. Потому что завтра может быть уже поздно… Хотя я же на приём в Министерство иду… Но всё равно. Всё равно. Лучше сейчас. Объясню, почему побежал, ведь это ж действительно странно! Ведь он подумать мог, что я что-то скрываю. Нет, надо прямо сейчас прояснить ситуацию.
Общественный обвинитель упёрся ладонями в колени, готовый немедленно встать и идти объясняться, но новая мысль поразила его:
– Это что же такое мне инкриминируют, если сам министр Дудкин следит за мной?!
Пот росой выступил на лбу. Константин Ипатьевич достал платок, но тотчас же убрал его и решительно встал:
– В любом случае – надо идти! Посмотрим правде в глаза… в её наглые глаза!!!
Общественный обвинитель уверенно двинулся к цели. Выйдя на Привокзальную улицу, он увидел вдали знакомые очертания лимузина. Константин Ипатьевич расправил плечи, крепко сжал ручку портфеля и сделал уверенный шаг. Потом ещё один. И ещё. Но вдруг споткнулся, взметнул руками, удерживая равновесие, и выронил портфель. Впереди промелькнула женская фигурка. Хлопнула дверца, лимузин плавно тронулся с места и скрылся за поворотом. Общественный обвинитель выругался, плюнул на округлый булыжник и поднял портфель. Он никак не ожидал такого исхода и в растерянности застыл на тротуаре. Мысли его вновь подхватил головокружительный смерч:
– Почему он уехал? Значит, не я был причиной его появления тут? Женщина… Интрижка… Он ждал эту особу. Понятно. А вдруг это была не женщина? Вдруг мне так только показалось? Хотя нет… Женский силуэт, юбка. А точно ли юбка? Чёрт! А вдруг министр Дудкин понял, что я заметил слежку? Но почему бы тогда… Хотя нет. Нет. Но интрижка всё меняет… Всё меняет. Да-да. Кстати, здесь же живёт вдова полковника Муромцева… Или не здесь? – Общественный обвинитель в волнении переложил портфель из одной руки в другую. – Какая же чепуха! Почему? Почему это происходит со мной?!
А всё из-за этого выскочки Кляйн-Чулкова!!! Будь он проклят! А-а-ах! – Обвинитель машинально пошёл, подгоняемый новыми догадками, поражающими его неподготовленное воображение. – Всё так и есть. Точно! Они всё подстроили… Не-е-ет, не зря мне в противники этого Кляйн-Чулкова подсунули! Они меня опорочить вздумали! Должности лишить! Хотя… нет…
Кляйн-Чулкова же никто не назначал… Это Защитник Анастасии Поликарповны… А вдруг её кто-то подговорил взять себе в защитники именно Кляйн-Чулкова? – Константин Ипатьевич в раздумьях остановился. – Мразь! А если ещё и Судья в сговоре? У-у-у!!! Мерзкие… мерзкие люди! Что же теперь делать? А вдруг правда у Министра просто интрижка тут? А? Та-а-ак… Надо бы разузнать, кто здесь проживает. Хотя… Что если это своеобразная проверка, а? Проверка меня. Начну разнюхивать, а они будут за моими действиями наблюдать… Пристально!.. Та-а-ак! Он что-то разведывает, ага! Значит… ненадёжная личность! О-о-о!!!
Да, наверное, так всё оно и было! Мне специально министр Дудкин сегодня дважды на глаза попался и специально себя скомпрометировал. Да-а-а… Специально, чтобы иметь на меня особое влияние. Ведь не зря же эта особа выскочила именно тогда, когда я здесь появился. Ведь верно? – Обвинитель почесал затылок. – Верно, верно! Но-о-о… А вдруг то была не женщина, а? Вдруг мне так просто показалось? Мало ли кто это мог быть… А, может, это его дочка? Хотя нет! Что я говорю? Детей у министра Дудкина никогда и не было! А ежели… ежели это была незаконнорожденная дочь Дудкина, а?
Вдруг это результат похождений юного Министра, когда он ещё и Министром-то не был, а сидел в какой-нибудь конторе клерком-телефонистом… А-а-ах! А может ведь и так быть, что мать его дочери – важное должностное лицо… в прошлом… или в настоящем… Или… жена чья-то! Какая катастрофа! Да-а-а, не позавидуешь положению несчастного министра Дудкина! Ведь он, может быть, и дочь иметь мечтал бы… И чтобы все вокруг об этом знали… Но нельзя! Ведь связь-то тайная, незаконная, с женой какого-нибудь влиятельного человека. А, может быть, даже и прямого начальника… А кто у министра Дудкина в начальниках? Не понятно… Вообще структура непонятная. Ерунду напридумывали!
Я не в состоянии оценить, какая там иерархия выше меня… Да что там говорить! Я даже не в состоянии оценить, какая иерархия ниже меня!!! Все всем подчиняются, но мне – никто! Да что про нас, смертных, говорить! Там, на самом верху, – вот где полная неразбериха!.. Для меня по крайней мере. Ведь я толком и не понимаю, кто в Группу Главнокомандующих-то входит… Один говорит одно, другой – другое… Хотя про министра Дудкина тоже поговаривают, что он имеет прямое отношение к этой Группе… Чёрт их там всех разберёт! Что за Группу придумали? Сколько в ней человек? Вроде, говорят, что три… Триединство, мол, и будто оно благословенно! Но на самом ли деле это триединство? Ведь, может быть, и больше… Гораздо больше… А ещё хотелось бы разуметь, где эта Группа заседает? Ничего не понятно! Говорят, в столице… А где эта столица теперь? Раньше – у нас была, а теперь где?
Хотя я читал, помнится, что теперь несколько столиц… И все – тайные. И в каждой столице – по Главнокомандующему сидит! А-а-ах!!! А вдруг министр Дудкин из группы Главнокомандующих? И эта женщина – жена другого члена Группы Главнокомандующих? И они – тайные любовники. А, может быть, уже не тайные. Их связь рассекречена и официальный муж этой женщины, могущественный и жестокий, собирается мстить министру Дудкину? А министр Дудкин тоже могущественный и жестокий… Это может вылиться в легендарное противостояние! А если это была незаконнорожденная дочь министра Дудкина? Да-а-а… Вероятно, тот отец узнал, что он ненастоящий отец… В любом случае противостояние неизбежно! И теперь всем грозит страшная месть! И министр Дудкин вместе со своей тайной любовницей и незаконнорожденной дочерью готовятся к побегу… А я…
А я, может быть, специально именно сейчас должен был встретиться с Министром… Вероятно, он всё подстроил. А зачем? Зачем… Да затем, что он хочет привлечь меня в качестве доверенного лица! Тема деликатная. Непростая. А я человек надёжный. Ну да… Свои минусы тоже имеются. Но, в общем и целом, я – кремень! Не-е-ет… Стоп! Министр Дудкин серьёзный человек. Если бы ему нужна была моя помощь, он бы поговорил сегодня со мной. А почему нет? Была прекрасная возможность, беседа тет-а-тет… Можно было бы обсудить вопросы любой степени сложности. Но он не стал! Значит, никакой проблемы нет!!! Значит, за мной действительно следят. Просто следят! И нет никаких тайных любовниц и незаконнорожденных дочерей?
Не-е-ет… Не может быть! Мне завтра назначено быть у Министра, значит, завтра мы будем обсуждать не только рабочие вопросы. Да-да… скорее всего так оно и будет… Но нет! Я же должен буду появиться там вместе со своим клерком-информатором. Какая уж тут приватная беседа? Хотя и что ж тут такого? Да, вначале мы какое-то время пообщаемся все вместе, втроём… А потом отошлём клерка и останемся вдвоём, чтобы продолжить говорить о делах весьма деликатных. Но нет же! Не срастается, – Общественный обвинитель вновь машинально пошёл, подгоняемый сомнениями и догадками. – Вот ведь незадача! Ужасное положение! У меня, пожалуй, такого ужасного положения и не было никогда! Как… Как же мне быть?
Ведь я, есть вероятность, чего-то недопонимаю… Может, что-то уже надо предпринимать! И немедленно!!! Но что? Что я могу сделать? Ведь кто я и кто министр Дудкин? А-а-ах, да что ж я такое думаю-то! Ведь всякая власть нам дарована свыше, и не смеем мы обсуждать… Ой-ой-ой, что же это я надумал-то тут! И вещи всё ужасные… Неприличные! А это всё в наказание.
Да-да, в наказание. Я всё понял! – Константин Ипатьевич остановился, поражённый простой разгадкой всего случившегося. – Всё понял! И как же это я раньше не догадался? Это мне было ниспослано маленькое испытание… Чтобы проверить мои убеждения. Нет-нет, – Обвинитель взмахнул, словно птица, руками, портфель раскрылся и бумаги чуть было не высыпались на дорогу. Константин Ипатьевич принялся с нечеловеческой покорностью застёгивать никелированный замок, продолжая свои мысленные рассуждения. – Не надо! Прошу, не сомневайся во мне! Я исправлюсь! То были минутные мысли, да, неправедные, некрасивые…
Виновный я, безнравственный. Но спасибо тебе, что испытываешь меня. Спасибо! Вся власть от тебя, не смею в ней более сомневаться и мыслям моим ход давать более не буду! Прости мне эту слабость! Трудиться буду над собой! Работать, не покладая рук! И сделаюсь лучше, и помыслы мои станут чище… И в том, что свечу радости отдал старику, тоже виновен, каюсь! Сам должен был! Сам!!! Ведь ты ж для нас… ты ж за нас… как страдал, как страдал! Ничего не пожалел! А мы всё в суете своей низкой маемся, всё думаем не о том…
Общественный обвинитель посмотрел с благодарностью в звёздное небо. Праведная улыбка чуть коснулась его губ. Он расправил плечи и двинулся уверенной походкой к Вокзальной площади.
В этом районе Константин Ипатьевич слыл новосёлом-погорельцем. Почти полгода прошло, как разбойники из пригородного кластера сожгли многоквартирный дом, где благополучно жил Общественный обвинитель с семьёй. И хотя преступники были пойманы по горячим следам, на участи семьи Обвинителя это торжественное событие никак не отразилось. Константин Ипатьевич, его жена и сын вынуждены были переехать по распределению в Околовокзальный административно-территориальный городской округ. Распределение было лотерейным по причине катастрофической нехватки приличного жилья. С рождения невезучий Константин Ипатьевич и здесь не отличился особой удачей. Их временным жильём оказался лишённый своего функционального назначения общественный туалет.
Обвинитель вышел на Вокзальную площадь и блаженно заулыбался, предвкушая уютный вечер в кругу семьи и мечтая о новой квартире. Выплата за моральный ущерб для погорельцев на 7% погасила стоимость монолитно-бетонной мечты. И хотя мечта ещё находилась на стадии строительства, за неё уже исправно платились налоги, ипотечные пагаменты и коммунальные платежи. Срок сдачи нового многоквартирного дома откладывали трижды. Причиной называли частые перебои с электричеством, которые мешали строителям выполнять сварочные работы… Через 100 лет (хотя, нет, уже почти через 99!) потомки Общественного обвинителя должны были погасить последний платёж и стать полноправными владельцами уже совсем не новой квартиры.
На Вокзальной площади спала старая гневливая овчарка. Овчарка подняла морду, глухо тявкнула и вновь задремала. Константин Ипатьевич помахал ей рукой и, на всякий случай, прибавил шаг. Слева скучало двухэтажное здание старого вокзала, который принимал два раза в год на своей единственной платформе праздничные паровозы, а всё остальное время пустовал. Пару месяцев назад, по инициативе Общественного обвинителя, первый этаж вокзального здания был передан Околоконституционному Ведомству для организации Воскресных чтений Конституции. Константин Ипатьевич свернул за угол и вошёл в низенькое серое здание. В тесном тамбуре, где висело одинокое зеркало, он посмотрел на своё отражение. Тёмные круги под глазами, глубокая горизонтальная борозда на лбу, тонкие бледные губы. Из-за двери с пластмассовой буквой «Ж» послышался женский визг:
– С-у-у-ука! Опять нашей розеткой пользуешься? А за электричество кто платить будет? Вот нам квитанция придёт… я её тебе в морду кину! Сама плати! Вот ведь с-у-ука!!! Стёпа вернётся, я всё ему расскажу!!!
– Сама сука! А кто наш утюг брал на прошлой неделе?
– Что-о-о?
– А-а-а-а!!! Мамочки… Помогите!!!
Послышался звук ломаемой мебели. Что-то со стуком упало, разбилась посуда. В женский туалет заселили сразу 3 семьи. Бытовые конфликты случались там ежедневно. Константин Ипатьевич устало покачал головой и повернул ручку двери с пластмассовой буквой «М».
Благодаря своей должности Обвинитель смог выклянчить для семьи отдельное жильё: весь мужской туалет целиком площадью 20 квадратных метров! Три кабинки служили, соответственно: кухней, кабинетом и детской. Три раковины выполняли множество различных хозяйственно-бытовых функций: от простейшей кухонной мойки до импровизированной душевой кабины. Два писсуара стараниями жены Обвинителя были превращены в цветочные горшки, из которых торчали крупные соцветия ярко-красной герани.
Под единственным окном стоял диван, сделанный из старой фанеры и рваных подушек. Ночью диван выполнял роль брачного ложа и иногда даже тяжело поскрипывал, когда чуть хмельной Константин Ипатьевич исполнял супружеский долг, вдавив в истерзанные подушки полуобнажённое и почти недвижимое тело супруги с вывернутым в сторону лицом, обречённым на удовольствие. Возле дивана помещался найденный на свалке и слегка отреставрированный журнальный столик, ставший имитацией обеденного стола. Общественный обвинитель протиснулся в кабинку, служившую кабинетом, аккуратно переложил бумаги из портфеля в ящички секретера, единственно уцелевшего при пожаре предмета мебели, и обессиленно опустился на унитаз, выполнявший роль стула.
– Пришёл? Что так поздно? – в дверь заглянула недовольная жена.
– Я тут… Меня… Работа… – Константин Ипатьевич судорожно соображал, какую информацию рассказать жене, а какую скрыть. – В Министерство вызывали… По одному текущему делу…
– О-о-о, глядишь, большим человеком станешь, – жена хмыкнула и исчезла.
– Пап? Ты пришёл? – послышался детский голос.
– Да-да, сынок, иду! – Общественный обвинитель потёр виски и крикнул жене. – А что у нас с ужином?
– Картошку почистила, сейчас жарить буду.
– Пожарь, пожалуйста… Уж очень есть хочется. Я ведь не обедаю, экономлю, как и договаривались…
– И правильно! И так жирный.
Константин Ипатьевич обиделся.
– Су-у-ука-а-а!!! – послышалось за стенкой.
– У-у-у-и-и-и! Отда-а-ай!
– Дуры полоумные, – констатировала жена.
Общественный обвинитель бессильно взмахнул руками.
– Па-а-ап, ну ты где?
Константин Ипатьевич встал и направился в кабинку-детскую. На унитазе сидел сын, облокотившись на откидной столик, который Общественный обвинитель смастерил собственными руками. В углу стоял свёрнутый в рулон матрас.
– Как дела у юного дарования? Как успехи в школе? – спросил Обвинитель
– Всё хорошо, папочка! Сегодня получил 5,078 и 6,556 баллов!
– Какой молодец! И по каким же предметам?
– Арифметика и «Основы конституционных норм и законов нашей страны»! – гордо произнёс мальчик и протянул отцу «Ведомость об успеваемости».
– Ах, ты моя радость! – Общественный обвинитель одобрительно потрепал сына по пушистым волосам. – А на завтра все уроки сделал?
– Да! – опять гордо произнёс мальчик и протянул отцу тетрадь. – И ещё стихотворение нам задали. Наизусть. Ты подожди… Я сейчас… Мне нужно последнюю задачку решить. И тогда уже я стихотворение тебе расскажу. Хорошо?
– Хорошо, а с задачкой помощь нужна?
– Нет, папочка, спасибо, я сам могу!
– Ты мой ангелочек! Жду!
Константин Ипатьевич прикрыл дверь в детскую и в изнеможении осел на низкий диван. Конфликт за стенкой продолжался:
– А-а-а-а!!! Мамочки! Стерва! Спасите! Помогите!
– У-у-у-и-и-и! Сучка! Получай, тварь!
Общественный обвинитель взбил подушку, подсунул за спину и прикрыл глаза.
– А-а-а-а!!! Спасите! Помогите! Убивают!!!
– Сучка! У-у-у-и-и-и! У-у-у-и-и-и!
– А-а-а-а!!!
– У-у-у-и-и-и!
– А-а-а-а!!!
– У-у-у-и-и-и!
На мгновение всё стихло, но вскоре повторилось с новой силой.
– У-у-у-и-и-и! У-у-у-и-и-и!.. У-у-у-и-и-и-и-и-и-и-и-и!!!
– А-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а!!! Ха-а-а-а-а-а-а-а-а!..
– У-у-у-и-и-и! У-у-у-и-и-и!
– А-а-а-а!!! А-а-а-а!!!
– У-у-у-и-и-и!
– А-а-а-а!!!
– Папа, я готов! Держи, проверять будешь!..
Константин Ипатьевич разомкнул глаза, взял протягиваемый сыном учебник «Классической литературы» и впился уставшими глазами в страницу: «Хо-хо Хомяков: самобытный поэт, родоначальник отечественной словесности, непревзойдённый мастер слова и виртуозный маг образа! За 40 лет творческой деятельности из-под пера гения вышло свыше 597 000 строк!». Общественный Обвинитель оторвал глаза от книги и посмотрел на сына.
– А ещё знаешь что, пап?
– Что?
– В этом году юбилей у Хо-хо Хомякова! Наш класс поедет в его родной город! Там сейчас дом-музей!!! А ещё там школа, где он учился… И… па-а-ап?
– Да, сынок.
– А можно я тоже поеду?
– Очень дорого, да?
– Дорого… Но пап… Но… я так хочу! А мама не отпускает…
Константин Ипатьевич почесал затылок:
– А когда деньги нужны?
– На следующей неделе…
– Я-я-я-а-а… – Обвинитель посмотрел в простодушное мальчишеское лицо. – Сынок! Не волнуйся! Я непременно раздобуду деньги! Непременно раздобуду!
– А я всё слышу, – крикнула жена и громыхнула сковородой. – Раздобудет он!!! Непременно раздобудет! А тебе среди унитазов спать не надоело, а? Канализацию нюхать нравится, да?
– Что ты завелась, а? – крикнул в ответ Константин Ипатьевич. – Причём тут унитазы? Ведь не из-за денег же сроки строительства срываются, а из-за электричества! И-и-и… Я уроки у сына проверяю, между прочим…
– Уроки он проверяет… Кошмар! Это ведь надо?! Немыслимо…
Общественный обвинитель обнадёживающе подмигнул сыну. Мальчик восторженно улыбнулся. Из женского туалета донеслись всполохи угасающего конфликта:
– У-у-и-и!
– А-а!!!
– И-и-и!
Константин Ипатьевич положил учебник на колени и с обожанием посмотрел на сына:
– Начинай, мой хороший!
Мальчик вытянулся в струнку, плотно прижал тоненькие ручки к тельцу и принялся выразительно декламировать:
монолог конституции
читай меня часто,
и я научу.
не обману, не оставлю в тревоге.
всю сбережённую мудрость отдам,
за это заплатишь
налоги.
верь в меня сильно!
так сильно верь,
если вдруг нестерпимо будет,
если вдруг оступишься,
здесь и теперь,
читай,
ведь путь вместе нетруден!
и прошлое было!
теперь его нет…
сражались в нём твои предки.
цифровой период свергли они,
теперь ты –
не марионетка!
лишь только почуешь
вражеский дух,
скорее хватай меня с полки!
во мне – директива,
во мне – тайный знак,
спасенье от инфоосколка!
верь в меня смело!
читай и зубри!
законы, статьи и поправки.
и всё, что подумать
посмеет твой мозг,
я подвергну
тигельной плавке!
Общественный обвинитель смахнул набежавшую слезу и порывисто обнял сына. Запахло жареным луком и картошкой, загромыхало посудой и столовыми приборами. На улице прозвенел велосипедный звонок, и послышался собачий лай. Константин Ипатьевич встал, подошёл к единственному окну и чуть отогнул газетные страницы, которыми были многослойно заклеены стёкла. По неосвещённой площади двигался тёмный силуэт велосипедиста.
– Ужинать будет кто? Нет?!
Общественный обвинитель вздохнул, послюнявил газетные листы и приклеил их на прежнее место. Защитник бросил безразличный взгляд в сторону тускло светящегося окна с размытым контуром фигуры, удаляющейся вглубь помещения, погрозил кулаком чуть не попавшей под колёса овчарке и принялся энергично крутить педали, боясь опоздать. Сообразно ритмичным движениям ног, мысли Защитника были также неумолимо подвижны, раскручивая в голове экзистенциальный клубок. Книга, которую Карл Фридрихович читал неделю назад в библиотеке, готовясь к выступлению, причём читал уже не в первый раз, мучила его своим содержанием. Он слагал разные мысли, но удовлетворение не наступало.
«Человек всегда свободен… Всегда. Верно? Да кто ж его знает? Сейчас я свободен? Но-о-о… разве? – Защитник наморщил лоб. – Допустим… Отчасти свободен… Хоть тело моё и свободно, но дух порабощён… И вообще, что такое есть дух? Но не важно. Дух. Всё едино и взаимозаменяемо. Или нет? Но ладно, потом про это подумаю. Сейчас надо про свободу додумать… Итак, сейчас я условно свободен… Свободно еду. Могу развернуться и поехать домой, а могу продолжить свой путь в Подпольную библиотеку… Могу остановиться… А потом снова начать движение… Могу ехать, держась одной рукой за руль. А могу вообще без рук, – Карл Фридрихович отпустил руль. Велосипед плавно повело влево. – Получается, я могу даже упасть с велосипеда! – промелькнуло в его голове, прежде чем он вновь крепко схватился за резиновые грипсы. – Равновесие… Недурная вещь. И в мыслях, и в оценках. Но… не важно… На чём я остановился?
Допустим, в перемещениях я свободен. Отчасти свободен. Ведь есть заграница и… Хотя ладно… Про заграницу потом… Итак, в перемещениях отчасти свободен. Мысленно… в целом тоже… Что же тогда меня тяготит? М-м-м? Допущения всякие, верно? Ведь если на библиотеку сегодня случится налёт, и меня заберут в тюрьму… Буду ли я свободен в тюрьме? В той книге утверждается, что буду. Интересно ведь пишет… автор этот… как же его фамилия? Философ такой… Чёрт! Ведь на прошлой неделе ещё помнил… Да что там! Вчера же думал о нём… И фамилию помнил… вроде… Как же? Как же? Но стой! Стой! Опять я не про то думаю… Я же так ни до чего и не додумаюсь! Что же со мной? Сконцентрируйся! Думай про свободу!
Свободный думать про свободу… То есть я сам себя сейчас обрекаю на несвободу, запрещая своим мыслям плыть по течению. Да-да-да… Как интересно! Но… потом додумаю. Так-так… про книгу я думал… Ага. В книге написано, что даже в тюрьме я буду свободным!!! Значит, даже если сегодня на библиотеку случится налёт, моё мировосприятие с позиции свободного человека ничто не сможет изменить! Свободен всегда… Абсолютно. То есть… Сам по себе я свободен… Но я не свободен от внешних воздействий. Ведь, например, прямо сейчас меня может поразить молния. В этом будет её свобода? Не-е-ет, там другое сказано!
